Меч без рукояти - Элеонора Раткевич

Их голоса вернули Байхина с небес, где обитают крапчатые и полосатые шарики, прямо на землю, и юноша устыдился своей невежливости.

– А вы сами кто и откуда будете? – неуклюже спросил он, запоздало вспомнив, что ему как ученику давно надлежало бы выказать интерес к мастерам столь высокого ранга. А спросив, тут же пожалел, что и вовсе надумал раскрыть рот. В устах вчерашнего воина вопрос прозвучал не почтительно, как полагалось бы, а скорей высокомерно и вместе с тем конфузливо. Байхин так огорчился своей неспособности вести себя сообразно с положением ученика, что даже оторвал на миг глаза от представления.

Хакуби приветливо кивнул ему; флейтистка одарила его жаркой белозубой улыбкой.

– Новичок? – уверенно спросила она. Байхин смущенно кивнул.

– Странно, – пожала плечами киэн. – Обычно вашему ремеслу куда как раньше учиться начинают. Впервые вижу ученика-перестарка. Да ты не вешай носа, парень. Научишься. Твой наставник дело знает. Если уж он тебя выбрал, значит, толк из тебя будет.

Байхин смолчал в ответ. Ну не рассказывать же ему, кто кого на самом деле выбрал!

– А мы тоже не совсем здешние, – сообщил Хакуби. – Арика из Междуречья, а я так и вовсе с востока.

– Из прославленного рода барабанщиков, – с непонятным ехидством произнесла Арика. – Отец, четверо братьев – все сплошь барабанщики.

– Но я с восточной манерой игры знаком, – удивился Байхин. – Совсем даже не похоже. – И, спохватившись, добавил: – Уж простите мое невежество.

– Не за что, – усмехнулся Хакуби. – Правда твоя, так на востоке не играют.

– Это теперь не играют, – скривилась Арика.

Толпа на площади восторженно взвыла: пестрый шар, словно охотничий сокол, приземлился на подставленное плечо Хэсситая.

– Мой дед в такой манере играл, – пояснил Хакуби. – Он меня и научил.

– Так отцу его и сказал, – шепнула Байхину Арика, покосившись на своего спутника. – Мол, которые твои сынки вымахали выше крыши – из этих делай барабанщиков вроде себя, не возбраняю. А хромулю мне отдай, я из него музыканта сделаю.

Площадь взорвалась хохотом: Хэсситай подкинул кверху два деревянных кольца и словил их ушами, сперва одно, потом другое. Он качнул головой, и кольца закачались, словно непомерной величины серьги расфуфыренной щеголихи.

– Мастер! – засмеялся Хакуби.

Хэсситай сбросил кольца, подхватил их, раскланялся и легким шагом подошел к обоим киэн.

– Как, уже все? – невольно вырвалось у разочарованной Арики.

– Ни-ни, – улыбнулся Хэсситай. – Это только так, для разогрева. Просто мне тоже нужно привести инструмент в порядок. Если уважаемый брат отдохнул…

– Вполне, – ответил Хакуби. Опираясь на плечо Арики, он прошествовал к середине площади. Хэсситай устало опустился на его место. Лицо его влажно блестело, волосы слиплись, головная повязка промокла насквозь.

– Ты послушай покуда, а я поищу, где тут можно ополоснуться, – негромко произнес Хэсситай.

– Позвольте, мастер. – Байхин вскочил и умчался прежде, чем Хэсситай сумел опомниться и возразить. Да и не послушал бы Байхин никаких возражений. О да, он знал, что избранный им наставник – мастер превыше всяких похвал. Но то, что он видел у себя дома, не шло ни в какое сравнение с тем, что ему привелось увидеть здесь, на деревенской площади. Да разве мыслимо позволить такому великому мастеру самолично искать колодец!

Когда Байхин вернулся с ведром воды и холщовым полотенцем, Хэсситай встретил его суровым взглядом.

– Еще раз такую штуку выкинешь, – строго и холодно произнес он, – и можешь идти на все четыре стороны.

Байхин ответил ему ясной и бестрепетной улыбкой.

– Но, мастер, – возразил он, – должна ведь от меня быть какая-то польза.

– Кто это тебе сказал? – проворчал Хэсситай, снимая головную повязку.

– Я, – невозмутимо, как и прежде, ответил Байхин и протянул ему полотенце.

* * *

Деревенский праздник по случаю столетия самого уважаемого из местных жителей – сельского знахаря, весьма еще бодрого старичка, – затянулся далеко за полночь. Хэсситай за это время уработался так, что его просто с ног валило. Головную повязку и рубашку он сменил четырежды. Но на лице его, обращенном к публике, сияла неизменная улыбка, а руки с безошибочной ловкостью ловили подброшенные шарики и извлекали огромный боевой меч из крохотной коробочки для благовоний. Байхин млел и восторгался. Почти в такой же восторг, как искусность его мастера, Байхина привела игра Хакуби и Арики. По природе Байхин отличался редкой для воина незлобивостью и незлопамятностью и задолго до окончания празднества думать забыл, как нелюбезно поприветствовала их молодая киэн, тем более что причины ее холодности он уяснил без труда. Арика относилась к искусству Хакуби куда ревнивее, чем Байхин – к мастерству Хэсситая, и по причине вполне веской: в отличие от Байхина, знакомого со своим мастером без году неделя, Арика знала хромого барабанщика с самого детства и приходилась ему не только ученицей, но и женой. Любой музыкант, появившийся поблизости от Хакуби, приводил Арику в бешенство: либо новоявленный наглец играет хуже – но тогда как он посмел позориться в присутствии настоящего мастера?! – либо он играет лучше, и тогда… впрочем, таковых, по мнению Арики, не существовало. То, что с вновь прибывшим придется разделить источник заработка, Арику как раз мало волновало: способов заработать на жизнь в этом мире не так уж мало. Хакуби будет сыт и сможет без помех совершенствовать свое мастерство, даже если ей придется мостить дороги или стирать белье в больнице для бедных. Раз уж не Хакуби, а ее Боги наградили сильным крепким телом, так тому и быть. Нет, не на заработок мужа опасалась покушений молодая флейтистка, а на его музыку! И стоило ей узнать, что незнакомый киэн вовсе не музыкант, а жонглер, как вся ее настороженность исчезла. Весь вечер в промежутках между собственными выступлениями Арика вместе с мужем восторженно наблюдала за работой чужестранного киэн. О Байхине и говорить нечего: этот и вовсе глаз от Хэсситая не отрывал. А кроме того, он успел свести знакомство с Хакуби и Арикой, плотно закусить, основательно выпить и вдосталь наплясаться. Одним словом, вечер выдался веселый и поучительный.

Пробуждение оказалось тоже на свой лад красочным в полном смысле этого слова. Небо было синее, солнышко желтое, трава зеленая… ну и сам Байхин того же цвета. Которого из трех, он затруднился бы сказать, но что такого же, был уверен твердо. А еще он был уверен, что ни одного предмета или субстанции тяжелее его головы не существует и существовать не может. Байхин попытался встать, охнул и тут же отказался от заведомо обреченных попыток занять вертикальное положение нормальным способом. Он не без труда воздвиг себя на четвереньки и лишь тогда объединенными усилиями всего тела сумел оторвать голову от земли. Ничего не поделаешь, надо вставать. Надо. Никто ведь тебя, Байхин, учеником делаться не заставлял, сам напросился. А если сам, так изволь приниматься за свои обязанности. Это ведь дело ученика – позаботиться об учителе. Так что похмелье там или не похмелье, ученик Байхин, усталость или не усталость, а давай-ка ты вставай и принимайся за стирку. Вон сколько ее за минувший вечер набралось.