Меч без рукояти - Элеонора Раткевич

Ну, это еще как сказать. Морок там или не морок, а удрать вам, учитель, никто не позволит. Все едино догоню. А не догоню сейчас, так после разыщу. Никуда вам от меня не деться.

Вязкая дорога хватала за щиколотки, недовольно елозила, ускользала из-под ног, шумно чавкала и причмокивала, словно собиралась съесть подметки, а покуда всего лишь предвкушала их, как изысканное и давно желанное лакомство. Внезапно Байхину за шиворот свалилась такая тяжелая и крупная дождевая капля, что он вскрикнул: на какое-то мгновение ему показалось, что под кафтан впрыгнула лягушка. Мгновением спустя он с облегчением перевел дух: лягушки, конечно, мокрые и холодные, но они не растекаются по коже, а сосредоточенно прыгают по спине до полного изнеможения. Да и какая лягушка может подскочить так высоко? Вот если бы она с дерева свалилась… только откуда могут взяться деревья вдоль проселочной дороги, когда она отродясь по лугам петляет и возле обочины даже кустарник не растет?

Тут-то Байхин на полном ходу и врезался в дерево. Погладил, что называется, левым ухом его мокрый шершавый ствол. Ласково так погладил, аж самому взвыть в пору. Выть Байхин, конечно, не стал. Воину по такому пустячному случаю вой подымать непристойно. Да и вообще лучше помалкивать. Это же догадаться надо – деревья ушами чесать. Срамотища. Так что Байхин покрепче прикусил губу, чтобы не заверещать ненароком, вытянул перед собой руки и ощупал, что же там впереди. Деревья. Странно.

Оказывается, Байхин в погоне за Хэсситаем и не приметил, как свернул на маленькую боковую дорогу, ведущую к опушке леса. И ведь давно уже свернул. Вот только не припоминается никак, когда же именно – до последней по счету молнии или после? Если до молнии, то свернул он сюда следом за Хэсситаем, а вот если после… вполне может оказаться, что Хэсситая он упустил. Тогда и вовсе дело скверное. После этой неприметной развилки большая дорога разветвляется еще несколько раз. Попробуй догадайся, по которой из них направился Хэсситай… да и недалеко Байхин по такому дождю уковыляет. А Хэсситай до утра может еще невесть сколько отмахать.

Но тут поодаль тускло выблеснул желтоватый огонек, и Байхин мигом приободрился. Придорожные шалаши, а то и землянки, выстроенные для таких, как он, заплутавших путников, чтобы было где переждать застигшую непогоду, в здешних краях дело обычное. И если только Хэсситай не дурак – а он не дурак, – то шел он никак уж не наобум и на волю случая не полагался. И про землянку эту он уж точно знал, да не просто знал – ее-то он и искал. А кроме того, сейчас в такой земляночке попросту некому быть, кроме Хэсситая. Кто же под таким дождем в лес потащится? Еще на рассвете в воздухе носилась липкая морось, поздним утром запокапывало посильней, а к полудню не только не распогодилось – дождь разгулялся вовсю. Нет, не лесник и не охотник затеплил огонь в лесном укрытии. Охотники в такую погоду по домам сидят да луки свои со стрелами поплотней укутывают, чтоб не отсырели. В землянке – Хэсситай, и никто другой.

Байхин смахнул с кончика носа водяную каплю и двинулся на огонек.

На землянку он выбрел безошибочно. В землянке действительно обретался Хэсситай. При виде Байхина он метнул на него хмурый взгляд дернул губами, но ничего не сказал.

Байхин тоже не сказал ни слова. Он мигом разделся до набедренной повязки, развесил свою одежду сушиться, а после того, ни минуты не отдыхая, принялся хозяйничать. Огонь в очаге еще Хэсситай развел, и к приходу Байхина хворост уже вовсю занялся веселым огнем. Байхин подкинул в очаг еще немного хворосту, пошарил на привесных полках, нашел там небольшой котелок, набрал в него воды и поставил на огонь – все это молча. Байхин знал, где и что искать: всю жизнь в здешних краях прожил, не раз и не два на охоту ходил. Знает, каким порядком в охотничьих землянках обиход ведется. И в этой землянке наверняка бывал. Может, сейчас в очаге хворост горит из того самого припаса, что он же и оставлял. Хэсситай здесь только путник мимохожий, а Байхин – почти что хозяин. Он бы и с закрытыми глазами нашел, где здесь соль, а где лучина на растопку.

Хэсситай искоса наблюдал, как Байхин помешивает варево, то и дело добавляя в котелок всякие разности – что-то из припаса, оставленного в землянке для путников, а что и из своего дорожного мешка. Парень то и дело вставал со своего места у очага, шлепал босыми пятками по полу, возвращался, снова усаживался, снова вставал… Хэсситай отдыхал, полусмежив веки, и не говорил ни слова. И лишь когда Байхин разлил горячую похлебку по мискам, снятым с полки, и первую миску поставил на стол перед Хэсситаем, тот не выдержал.

– Я что, по-твоему, параличный, расслабленный? – возмутился Хэсситай. – Сам не могу о себе позаботиться, если нужда припала?

– Это мое дело – о вас позаботиться, – ответствовал Байхин. – Вы ведь мой учитель.

– Кто это тебе сказал такую глупость? – ехидно поинтересовался Хэсситай.

– Я, – коротко ответил Байхин, поставил на стол свою миску с похлебкой, поклонился невозмутимо и сел.

Есть Хэсситаю не особенно и хотелось и уж тем более не хотелось принимать услуги от этого блажного воина. Но Байхин сидел за столом, чинно сложив руки на коленях, и к миске своей не прикасался, хотя вот ему бы сейчас хлебнуть горяченького не помешало: у него уже и плечи начали покрываться гусиной кожей. От похлебки так и валил жаркий пар; лицо Байхина сквозило через него – неподвижное, решительное до тупости. Хэсситай мысленно застонал, придвинул к себе миску, поднял ее и отхлебнул. Варево господину воину, надо признать, удалось на славу.

Байхин помедлил еще немного, потом взял миску обеими руками и отпил небольшой глоток.

Дождь пошумел еще недолгое время, но вскорости унялся, а под утро так и вовсе развиднелось. Однако сразу двинуться в путь не удалось – нельзя ведь просто так попользоваться припасом, да и уйти – надо что-то и оставить, и убыток восполнить. Убыль по части съестного Байхин восполнил просто: едва только небо забелело рассветом, как он выскочил из хижины и спустя небольшое время вернулся с грибами. Глядя, как он насаживает грибы на веточки, пристраивая их сушиться, Хэсситай испытал некоторый укор совести. Байхин ведь одеваться не стал, посчитав, очевидно, что не стоит одежду по мокрой траве заново мочить, и выбежал в лес как был – босой, в одной набедренной повязке. Хэсситай в утренней полудреме даже окликать его не стал: решил, что схватило у парня живот, и он вот-вот вернется в землянку. А в землянку Байхин вернулся не сразу, да вдобавок весь комарами с ног до головы покусанный.

Он думал, что я сплю, понял Хэсситай. И решил сгонять по грибы, покуда я не проснулся да не отправился в путь без него. Да, на то похоже. И глаза какие красные… да он что, всю ночь не спал, караулил?