Наследник Атлантиды - Дмитрий Воронин

Он все никак не мог понять, что творится в стране, куда он попал. Шла непрерывная война, люди одной нации стреляли в своих же соотечественников, и каждая сторона прикрывалась лозунгами, в массе своей правильными и доходчивыми. И с той, и с другой стороны хватало и людей порядочных, искренне веривших в свою правоту, и подонков, стремившихся под шумок свести счеты, обогатиться, почувствовать вкус власти или же просто удовлетворить свою жажду крови. Были и другие – большинство, – смутно понимающие цели тех, кто вел их на убой, но привыкшие подчиняться. Привыкшие верить, что тот, кто командует, прав по определению, и ему там, наверху, виднее.

Все это было для Ярослава новым и непонятным. Быть может, именно поэтому он тогда не уехал в относительно безопасную Европу, остался здесь, в России, чтобы посмотреть, к чему приведет этот необычный эксперимент. За себя он не беспокоился, хотя и старался не ввязываться не то что в политические игры, а даже и в местные конфликты. Один раз только отступил от этого правила, когда решил встретиться с человеком, в той или иной мере ответственным за всю эту заварившуюся кашу.

Встреча состоялась… Владимир Ильич уделил гостю почти полчаса – довольно много для его жесткого расписания. Тогда и был сделан этот снимок… кто бы мог подумать, что он снова всплывет через столько лет!

– Какой он был? – вдруг спросил капитан.

– Сложно сказать, – задумчиво протянул Ярослав. – Мне показалось, что он не был оголтелым фанатиком, каким его некоторые сейчас считают. Скорее, он был просто убежден в своей правоте, в необходимости того, что делал. Убежденность и фанатизм – разные вещи, вы ведь понимаете? Так же, как упорство и упрямство. Он говорил о своих планах… и чувствовалось, что это не прожекты, что все обдумано, по крайней мере в стратегическом аспекте, на много лет вперед, взвешены все возможные препятствия и уже намечены меры к их преодолению. Если бы он прожил еще хотя бы лет двадцать… все могло бы быть иначе. Но уже тогда было видно, что он не жилец.

– Аура? – В голосе Сергея прорезалась неприкрытая ирония.

– Нет, не в этом дело. Просто он взвалил на себя слишком большую ношу. И к тому же имел слишком мало соратников. Я имею в виду не толпу, его боготворившую, таковых и в самом деле было более чем достаточно. А ему нужны были настоящие сподвижники, умные, образованные, дальновидные. К сожалению, когда идет передел власти, наверх выплывают люди, умеющие идти к цели даже и по трупам. К своей, личной цели. Если бы не выстрел Каплан, Ленина убрали бы свои – может, годом позже. Уже в 1921 году видно было, что Ленин начал мешать своим же товарищам. Мешать тем, что с неохотой шел на крайне жесткие меры – в том числе и там, где без них было не обойтись. Хотя он умел быть жестким…

– Значит, на фотографии все же именно вы.

– Разумеется, – хмыкнул Ярослав. – Вы ведь, капитан, и так в этом не сомневались, верно? Иначе зачем показывали бы мне все это? И на той, в Освенциме, тоже я.

– Сколько вам на самом деле лет?

– Сто сорок три. Через три месяца будет сто сорок четыре.

Некоторое время Сергей молчал, словно не веря услышанному, хотя к чему-то подобному он был готов. Затем заметил с иронией, за которой слышалось вполне очевидное беспокойство:

– Если бы мы были персонажами фильма… я бы сказал так – вы все это рассказываете потому, что не намерены выпустить нас из этого дома живыми.

Ярослав невесело рассмеялся.

– Нет, что вы, капитан. Просто сейчас сложилась такая ситуация, что я и сам не знаю, что делать дальше. Просто выговориться – и то легче станет. А там, глядишь, и какая-нибудь умная мысль в голову придет. К тому же вы и сами очень необычный человек, капитан. Скажите, вы когда-нибудь были на сеансе гипноза?

– Я? Нет, да и с чего бы… к тому же мне кажется, что человек, не верящий во всю эту чушь, гипнозу не поддастся.

– Вы и правы, и не правы одновременно. Большинство людей в той или иной мере подвержены воздействию гипнотического внушения. Настоящий мастер сломает даже человека с железной волей – при условии, что человек пойдет врачу навстречу и не станет сопротивляться, хотя бы сознательно. А вот вам это и в самом деле не грозит. Вы – иммунный.

– В смысле?

– В смысле, что на вашу способность мыслить трезво и, что важнее, самостоятельно не действуют никакие методы контроля над психикой. Ни медикаментозные, ни психологические, ни… Вы верите в магию, капитан?

Сергей некоторое время молчал, затем заглянул в опустевшую кружку и вздохнул.

– Давайте по порядку, Ярослав. Расскажите мне свою историю. Начиная с 1921 года.

– Хорошо, – кивнул Яр. – Только я начну с еще более раннего момента. С момента, когда меня еще не было на вашей планете.

Свой рассказ он закончил, когда за окном уже начало светать. Примерно через час с момента начала исповеди Сергей встал, попросил извинения и вышел, бормоча, что «это дело просто необходимо запить». Вернулся он довольно быстро, принес две бутылки водки, молча разлил по рюмкам – Ольга дипломатично отказалась – и, не чокаясь, влил в себя чуть тепловатую жидкость. Ярослав посмотрел на капитана с осуждением, затем взял бутылку в руки, несколько мгновений поводил вдоль нее ладонями – и стекло тут же запотело. Он поднял бровь, мол, «учитесь, ребята», и налил себе – и тут же огорченно скривил губы. Перестарался – водка замерзла настолько, что стала тягучей, словно смешавшись с глицерином.

Геннадий, приняв на грудь третью стопку, переместился со стула на диван и теперь сладко дремал, причмокивая и посапывая. Сергей попытался было возмутиться и привести напарника в чувство, но Ярослав лишь покачал головой.

– Не стоит… он сейчас не способен адекватно воспринимать окружающее. Простите, но я вынужден был так поступить. В сложившейся ситуации менее всего мне нужно было излишнее внимание властей. Остаточное воздействие пройдет само собой, но, боюсь, скептическое отношение к этому делу останется с ним надолго.

Дальше они пили вдвоем, и Ярослав продолжал и продолжал говорить, а Сергей слушал – и, как ни странно, верил каждому слову. Когда опустела вторая бутылка, он вдруг с некоторым сожалением обнаружил, что трезв, как стекло, и с подозрением взглянул на собеседника. Тот лишь ухмыльнулся.

– Твоя работа? – Где-то часа полтора назад они выпили на брудершафт, воздержавшись от лобызания небритых щек друг друга.

– Моя, – признался Ярослав. – Дело прежде всего, развлечения потом.

– Только добро перевели, – пожал плечами Сергей. – Если бы сказал, что намерен меня… гм… отрезвлять, я бы минералки взял. Эффект тот же, зато дешевле.

Ярослав все говорил и говорил. В этом мире он провел уже почти девяносто лет, и ему было что вспомнить. Наверное, это давно следовало бы сделать – выговориться перед кем-нибудь. Оленька, шедшая вслед за Ярославом уже более шести десятков лет, знала его, пожалуй, лучше, чем он знал себя сам, и большей части того, о чем он сейчас рассказывал, была свидетелем. А в такой вот исповеди-рассказе человеку постороннему можно заново все осмыслить, понять свои ошибки…