Путь мистика - Бхагаван Раджниш

В древней литературе тантры была очень странная идея, которую в современном мире вновь представило Теософское Движение. Это была идея акашических записей; акаш значит небо. Идея тантры была в том, что каждый, кто просветлен, создает вибрации, которые записываются самим небом, потому что эти вибрации - сокровище существования. И тантрические трактаты указывают, что есть методы, при помощи которых можно прослушать эти записи. Но произошло определенное бедствие. Люди разрушили...

Точно так же, как они против меня, они всегда были против всего, что странно, а тантра - это одна из самых странных вещей. И поскольку в основе ее лежала сублимация сексуальной энергии, весь ортодоксальный ум обернулся против нее. Они никогда не беспокоились о том, что в ней было множество идей, которые очень значительны. Фанатикам все равно. Они разрушили их храмы, разрушили их священные писания, разрушили и убили их мастеров.

Они помешали тантре далее исследовать свои различные измерения, и это измерение осталось неоконченным, но я чувствую, что в нем есть доля истины. Если существование хочет, чтобы каждое сознательное существо стало просветленным, то когда оно становится просветленным, его запись, его вибрации, его слова, его молчание должны стать частью сокровищницы.

Идея тантры состоит в том, что эту сокровищницу определенными методами можно открыть, и мы можем узнать точно, существовал ли Кришна, существовал ли Махавира, существовал ли Будда, был ли Иисус действительно просветленным. Эти записи откроют все. Но поскольку эти писания были уничтожены и сожжены, мы не знаем, какие методы они предлагали или какие методы испытывали.

Но мой собственный опыт состоит в том, что когда бы человек ни стал просветленным, определенные вибрации по-прежнему есть. Может быть, прошли тысячи лет, но эти вибрации все еще есть - в деревьях, в земле, в горах. Ты по-прежнему можешь ощущать некое странное присутствие. Человека, может быть, нет, певец, может быть, умер, но его запись по-прежнему есть, и ты можешь снова услышать его голос.

Поэтому наблюдай все, что бы ни происходило с твоим телом. По мере того как ты становишься более и более осознанным, ты почувствуешь себя более любящим к телу, более сострадательным к телу; ты почувствуешь, что возникает более близкая, интимная новая дружба. До сих пор ты просто использовал его. Ты никогда даже не говорил телу спасибо - а оно служило тебе, как только могло. Это хороший опыт. Позволь ему стать более интенсивным, помоги ему. А единственный способ ему помочь - стать более осознанным.

Любимый Ошо,

Из твоих бесед я понимаю, что происходит некоторый эволюционный процесс. Но я также слышал, что ты говоришь, что человечество совершенно не эволюционировало. Где же все те искатели, что умерли просветленными?

Как коллективность человек не эволюционировал. Той небольшой доле человечности, которая случилась с человеком, он обязан этим немногим искателям, которые умерли просветленными. Но ты должен понять пропорцию. Она подобна ложке сахара, брошенной в океан, чтобы подсластить его; она ненамного изменит океан. Океан так безграничен. Ложка сахара очень хороша для чашки чая, но для океана она не подходит.

Просветленный человек - это чашка чая. Даже его группа - те, кто сонастроился с ним, - все же так мала, что не может произвести больших перемен в коллективной массе, в ее безграничной тьме, бессознательности.

За тысячи лет столькие люди стали просветленными, что эту небольшую перемену ты можешь увидеть. Но заслуга этого не принадлежит человечеству - именно поэтому я говорю, что человечество не эволюционировало. Заслуга принадлежит этим немногим просветленным людям. Они просто растворяют свое сознание в этом океане - но не могут сделать его сладким. Это оказывает некоторый эффект, но настолько малый, что им можно пренебречь. Заслуга принадлежит тем немногим людям, которые жили и умерли, чтобы помочь человечеству. И то самое человечество, ради которого они жили, убивает их, распинает их. Оно не может по-другому, такова его темнота.

Некоторые небольшие перемены можно отследить, но они так малы, что почти не заслуживают упоминания. Например, Иисуса могли распять без всякого чувства вины. Фактически, эти люди почувствовали облегчение оттого, что с этим беспокойством покончено. Он становился более и более мучительным для их традиции, для их ортодоксального ума. Им было легко.

Меня они не могут распять так легко - это небольшая перемена. Они могут воспрепятствовать моему въезду в страну, могут помешать мне оставаться в стране, могут арестовать меня и депортировать из страны, они могут разрушить мои коммуны. Они могут, как только возможно докучать моим людям, но все же не могут меня распять. Небольшая перемена случилась. Они испытывают стыд.

Им бы этого хотелось; все же глубоко внутри им бы этого хотелось. Это было бы проще. Вместо того чтобы обсуждать меня во всех парламентах мира, посылать сообщения от одного правительства к другому... Зачем так все усложнять? Но они чувствуют, что если я буду распят, они не смогут чувствовать себя легко и свободно и вздохнуть с облегчением; фактически, они могут почувствовать себя виноватыми.

Эти перемены в большом масштабе времени помогут человечеству, но заслуга в них принадлежит тем немногим людям, которые пожертвовали всем в своем служении человечеству. И это человечество отплатило им, распиная, отравляя и забрасывая их до смерти камнями.

Примечательно распятие Мансура. Оно было гораздо более варварским, чем распятие Иисуса, потому что ему постепенно отрубили все конечности. Ему отрубили ноги, потом руки, потом выкололи глаза. Его мучили, как никогда не мучили никакого человека, и все же он улыбался.

Кто-то из толпы спросил его:

- Мансур, почему ты улыбаешься?

- Я улыбаюсь, потому что эти люди убивают человека, который пытается дать им больше жизни, больше света. Эти люди странные - они убивают своего друга. А еще я улыбаюсь тому, что они не знают, что, разрушив мое тело, они не могут разрушить меня. Они убивают кого-то другого! Поэтому Мансур смеется.

И пока все это продолжалось - люди бросали камни, тухлые яйца, просто чтобы унизить Мансура - его собственный мастер, Джунаид, был среди толпы. И просто чтобы никто не заметил, что он отличается от толпы, он тоже что-то бросил - цветок.

Он знал Мансура: Мансур был его учеником, и он знал, что Мансур прав. Джунаид говорил ему:

- Ты прав, но не говори этого. Не объявляй: «Я - предельная истина. Нет никакого другого бога; каждый носит бога у себя внутри». Не говори этого! Я это знаю, но я сохранил молчание, потому что мой мастер сказал: «Держи рот на замке; иначе тебя просто убьют. Какой в этом смысл?»

Мансур сказал:

- Я пытался ничего не говорить, но что я могу сделать? Люди задают вопросы, и я забываю, и реальность выходит наружу.

И Джунаид был опечален. Когда он бросал эту прекрасную розу, это служило двум целям. Во-первых, массы подумали бы, что он тоже бросает камни или тухлые яйца. В такой толпе кто может разглядеть, кто что бросает? Во-вторых, Мансур сможет понять, что розу, ударившую его по лицу, не мог бросить никто, кроме его мастера. Поймет только он.

Но в это мгновение улыбка Мансура исчезла, и появились слезы. Снова кто-то спросил:

- Только что ты улыбался, а теперь плачешь. Что случилось?

- Что-то случилось, - сказал он. - Люди, которые бросали камни, тухлые яйца, помидоры, бананы и всевозможные вещи - это было ничего. Они ничего не понимают. Но кто-то бросил цветок. Я знаю, кто это сделал. Его цветок для меня больнее чего угодно другого, потому что, хотя он знает истину, он недостаточно храбр, чтобы ее объявить. Эти слезы - о его не храбром, постыдном поведении.

И эти люди немного подняли уровень человеческого сознания - но вся заслуга в этом принадлежит им. Человек не может вести себя так сейчас, сегодня. Вы не можете сделать со мной то же самое, что сделали с Аль-Хилладж Мансуром всего тысячу лет назад. Даже те, кто против меня на людях, не против меня; они против меня, потому что против меня массы.

Теперь снова возникает тот же вопрос: они хотят, чтобы я остался здесь, но проблема в том, кто подпишет бумаги? Президент согласен, чтобы я остался здесь, но не хочет принять ответственность и подписать бумаги. Министр иностранных дел боится, министр внутренних дел боится. Он хочет... это абсолютно правильно, нет никаких проблем: я должен здесь остаться. Но как я могу остаться? Никто не готов принять ответственность. У каждого свои страхи. Если завтра что-то случится, поймают этого человека; тогда вся его политическая карьера будет кончена.

Соединенные Штаты оказывают министру иностранных дел поддержку в том, чтобы его избрали генеральным секретарем ООН. И вот он хочет, чтобы я здесь остался, но не может расписаться, потому что если он распишется, его карьера будет окончена. Тогда он не сможет стать генеральным секретарем ООН.