Марсианские истории - Эдгар Берроуз

Когда Туран понес Тару к трону, два десятка воинов кинулись было к ним.

— Стойте! — крикнул Чек. — Или ваш джеддак умрет. — И они остановились, подчинившись воле этого странного непознаваемого существа.

Вдруг Чек отвел глаза от глаз О-Тара, и джеддак вздохнул, как человек, пришедший в себя после кошмарного сна и все еще не полностью проснувшийся.

— Смотрите, — сказал Чек, — я оставил вашего джеддака в живых и никому не причинил вреда, хотя вы все были в моей власти.

Ни я, ни мои друзья не причинили никакого вреда столице Манатора. Почему же вы нас преследуете? Дайте нам наши жизни. Дайте нам нашу свободу!

О-Tap, овладевший своими чувствами, наклонился и поднял меч, в зале стояла тишина, все ждали ответа джеддака.

— Законы Манатора справедливы, — сказал он наконец. — Возможно, чужеземец говорит правду. Верните его в тюрьму, догоните тех двух бежавших и верните туда же. По милости О-Тара они будут бороться за свою жизнь на поле джетана на ближайших играх.

Когда Чека уводили из тронного зала, лицо джеддака все еще оставалось пепельно-серым и он выглядел как человек, вернувшийся из загробного мира, куда он заглянул. В чертах его не было спокойствия храбрости, а был страх. В тронном зале были такие, кто понял, что казнь пленников только отложена и что ответственность за случившееся будет переложена на плечи других, и среди понявших это был У-Top, великий джед Манатоса Его искривленные губы выражали презрение к джеддаку, который предпочел унижение смерти. Он понял, что О-Tap утратил большую часть того уважения, которым пользовался, и что за всю жизнь ему не восстановить утраченного им. Марсиане преклоняются перед храбростью своих вождей — тот, кто уклоняется от своей суровой обязанности, теряет их уважение. Многие разделяли мнение У-Тора, что было видно по тишине, наступившей в тронном зале, и суровым усмешкам вождей. О-Тар быстро осмотрелся. Он ощутил враждебность присутствующих и понял его причину, так как внезапно впал в ярость, и, как бы ища на ком выместить только что перенесенный им самим страх, крикнул слова, которые можно было воспринять только как вызов.

— Воля О-Тара, джеддака, — таков закон Манатора! — Закон Манатора справедливый, и он не может ошибаться. У-Дор, распорядись, чтобы беглецов искали во дворце, в тюрьмах и во всем городе.

— А теперь о тебе, У-Top, из Манатоса! — Ты думаешь, что можешь безнаказанно угрожать своему джеддаку, ставить под сомнение его право наказывать предателей и подстрекателей к измене? Что же думать мне о верности того, кто взял в жены женщину, которая была выслана мною из своего дворца за беспрерывные интриги против власти ее джеддака. Но О-Tap справедлив. Объяснись и докажи свое миролюбие, пока еще не поздно.

— У-Тору нечего объяснять, — ответил джед Манатоса, — и он не воюет со своим джеддаком. Но у него есть право, как и у каждого джеда и каждого воина, требовать правосудия от джеддака, если он считает, что кого-либо преследуют несправедливо. С увеличивающимся озлоблением преследовал джеддак Манатора рабов из Гатола с тех пор, как взял к себе неуступчивую принцессу Гайю. Если рабы из Гатола затаили мысли о мести и освобождении, то чего же иного следовало ожидать от гордых и храбрых людей? Я неоднократно советовал быть справедливым по отношению к людям, многие из которых у себя на родине обладали большой властью и уважением. Но О-Tap, джеддак всегда высокомерно отвергал мои предложения. И хотя этот вопрос сейчас встал не по моему требованию, я рад, что так случилось. Пришло время джедам всего Манатора потребовать от джеддака уважения к себе. Знай же, О-Tap, что ты немедленно должен освободить A-Кора или представить его высшему суду Манатора — Собранию джедов. Я сказал!

— Ты сказал хорошо и вовремя, У-Top! — воскликнул О-Тар. — Ты раскрыл своему джеду и другим джедам всю глубину своей неверности, о которой я давно подозревал. A-Кора уже судил и приговорил высший суд Манатора — его джеддак О-Tap, и также ты получишь справедливый приговор из этого высшего источника. Ты арестован. В тюрьму его! В тюрьму У-Тора, лживого джеда!

Хлопком в ладоши он велел окружавшим его воинам выполнить его приказание. Два десятка воинов двинулись к У-Тору, чтобы схватить его. Это были воины О-Тара. Но воины У-Тора, которых в зале было больше, обнажили свои мечи и на ступеньках трона закипела схватка. О-Tap, джеддак Манатора, с обнаженным мечом был готов вступить в рукопашную.

Из других частей огромного здания на звуки боя спешила стража, пока защитников У-Тора оказалось намного меньше, чем нападавших. Джед Манатоса в сопровождении своих воинов медленно отступал по коридорам и комнатам дворца, пока не оказался на улице. Здесь его поддержала армия, вошедшая вместе с ним в Манатор. Они продолжали отступать к воротам Врагов между рядами молчаливых зрителей, глядевших на них с балконов. Выйдя за городские ворота, армия У-Тора расположилась лагерем.

В полутемном помещении под дворцом О-Тара Туран выпустил Тару Гелиум из своих рук и взглянул ей в лицо.

— Прости меня, принцесса, — сказал он, что я не выполнил твоего приказания и оставил Чека, но другого выхода не было. Если бы не он, то я остался на его месте. Скажи, что прощаешь меня.

— Разве могу я не простить, — мягко ответила она. — Но мне кажется, что нехорошо оставлять в беде друга.

— Если бы мы были три воина, то другое дело, — сказал он. — Мы все остались бы и умерли в бою: но ты знаешь, Тара Гелиум, что мы не можем рисковать безопасностью женщины, даже несмотря на риск прослыть бесчестным.

— Я знаю это, Туран, — сказала она. — И никто не может обвинить тебя в бесчестье, зная твою храбрость и преданность.

Он слушал ее с удивлением, ибо это были ее первые слова, адресованные ему, в которых не подчеркивалась разница между положением принцессы и простого наемника. Но как это связано с ее отказом от него там, во дворце? Этого он понять не мог, поэтому вопрос, который все время был у него на уме с тех, пор, как она сказала О-Тару, что не знает его.

— Тара Гелиум, — сказал он. — Твои слова льют бальзам на раку, полученную мною в тронном зале. Скажи мне, принцесса, почему ты отказалась от меня?

Она с упреком взглянула на него своими большими глазами.

— Ты не знаешь, — сказала она, — что это говорили мои губы, а не сердце. О-Tap должен был убить меня за то, что я товарищ Чека, а не за какую-то мою очевидную вину. И я знала, что если у тебя возникнут такие трудности, ты тоже умрешь.

— Значит, ты хотела спасти меня? — воскликнул он с внезапно просветлевшим лицом.

— Да, я хотела спасти моего храброго воина, — ласково сказала она.

— Тара Гелиум, — сказал он, опустившись на одно колено, — твои слова — пища для моего голодного сердца, — и он прижал ее пальцы к своим губам. Она подняла его.

— Не надо коленопреклонения, — сказала она мягко.

Он все еще держал ее руки в своих, они были близки друг от друга и мужчина все еще дрожал от прикосновения к ее телу, когда он нес ее из тронного зала О-Тара. Он чувствовал, что сердце разрывается в его груди, горячая кровь струится по жилам, когда он смотрел на ее прекрасное лицо с устремленными вниз глазами и полураскрытыми губами, за обладание которыми он отдал бы власть над королевством, Вдруг он прижал ее к своей груди, их губы встретились. Но только на мгновение. Подобно тигрице, девушка вырвалась и ударила его. Она отступила назад с высоко поднятой головой и сверкающими глазами.

— Ты осмелился? — воскликнула она.

Его глаза твердо встретили ее яростный взгляд, в них не было стыда или раскаяния.

— Да, я осмелился, — сказал он. — Я осмелился любить Тару Гелиум. Но я не осмелился бы оскорбить Тару Гелиум или любую другую женщину поцелуем, если бы не был уверен в ее любви. — Он подошел к ней и положил руку ей на плечо. — Посмотри мне в глаза, дочь Главнокомандующего. — сказал он, — и скажи мне, что ты не желаешь любви Турана, наемника.

— Я не желаю твоей любви! — воскликнула она, отступая назад. — Я ненавижу тебя! И отвернувшись, она уткнула в руки лицо и заплакала.

Мужчина шагнул вперед, но его внимание привлекли звуки кашляющего смеха. Повернувшись, они увидели в дверях фигуру незнакомого человека. Это была одна из тех редкостей, которых немного на Барсуме — старик с признаками глубокой старости. Сгорбленный и сморщенный, он больше походил на мумию, чем на живого человека.

— Любовь в подземельях О-Тара! — воскликнул он, и снова его смех нарушил тишину подземелья. — Странное место для ухаживания! Когда я был молод, мы бродили в садах под гигантскими пималиями и прятали наши поцелуи в тенях стремительной Турии. Мы не ходили в мрачные подземелья, чтобы говорить о любви. Но времена меняются, и обычаи тоже меняются, хотя я никогда не думал, что доживу до того времени, чтобы увидеть, что меняются отношения мужчин и женщин. Но мы целовали их тогда. А если они отказывали? Что ж мы целовали их еще! Как давно это было! — старик вновь закашлялся. О, если вспомнить, скольких я целовал, целую армию. Но первая… первую я помню. Она была красивой девушкой и хотела ударить меня кинжалом, когда я поцеловал ее. О, о, как давно это было! Но я целовал ее. Она умерла больше тысячи лет назад, но никогда мне уже не приходилось целовать так при ее жизни, ни после ее смерти. А за нею были и другие… — но Туран, предвидя новые воспоминания о тысячелетней давности поцелуях, прервал.