Рюриковичи. Исторические портреты - Валерий Курганов

Есть тем не менее за что осудить потомкам Олега.

В действиях за восстановление своих законных прав именно он первым из русских князей прибегнул к помощи половцев, от которых так настрадалась Русская земля.

Можно, правда, и здесь найти, говоря современным языком, «смягчающие обстоятельства».

Он действительно был первым, но далеко не единственным. После него к помощи половцев прибегали и Юрий Долгорукий, и Андрей Боголюбский, и Рюрик Ростиславич, и Мстислав Удатный, и многие другие князья.

Во-вторых, на половцев нельзя смотреть только как на врагов Русского государства. Сам Олег вторым браком был женат на половецкой княжне, с половецкими ханами породнились многие князья, в частности, тот же Владимир Мономах. Взаимоотношения с половцами были достаточно сложными, периоды войн сменялись периодами совместных действий и родственных связей.

Про Олега Святославича можно сказать, что он пытался поддерживать с половцами союзнические отношения, но так же правильно утверждать, что он неоднократно участвовал вместе с другими русскими князьями в походах на степняков. Про один из таких походов 1107 года в «Повести временных лет сказано»: «Половцы же ужаснулись, со страху не могли и стяга поставить и бежали, похватав коней, а иные бежали пешие. Наши же стали рубить, гоня их, а других руками хватать, и гнали чуть не до Хорола. Убили же Таза, Бонякова брата, а Сугра захватили и брата его, а Шарукан едва убежал. Покинули половцы и обоз свой, который взяли русские воины месяца августа в 12-й день, и вернулись русские восвояси с победой великой».

Что действительно не отнять у Олега, так это характеристики его личности, выпукло приведенные летописцем.

Он был способен даже в пылу военных действий трезво оценить обстановку и выработать правильное решение. Перед сражением у Нежатиной Нивы в 1078 году он говорил своему союзнику, Борису Вячеславичу: «Не пойдем против них, не можем мы противостоять четырем князьям, но пошлем с смирением к дядьям своим». Как известно, Борис не согласился, битва состоялась. В итоге непомерно гордый Борис погиб, а Олегу едва удалось спастись бегством в Тмутаракань.

Олег был памятлив на обиды и не был склонен прощать нанесенные ему оскорбления. Это вообще-то надо считать достойным уважения качеством. Вернувшись в 1083 году из византийской ссылки, он «иссек хазар, которые советовали убить брата его и его самого». Так спустя 4 года он рассчитался полновесной монетой с бывшими союзниками и за себя, и за брата. В то же время ему не была свойственна ненужная жестокость и кровожадность. Своих племянников, Давыда и Володаря Ростиславичей, захвативших в его отсутствие Тмутаракань, он просто выслал из города. А ведь те посягнули на родовое владение Святославичей, выделенное им еще самим Ярославом Мудрым. Наряду с Черниговом Тмутаракань считалась собственностью потомков Святослава Ярославича.

Любовь к родине, своему отечеству также характерна для Олега. В 1079 году его выслали в Константинополь, откуда он попал на остров Родос. С точки зрения многих, эта ссылка была бы завидной долей. Олег получил возможность жить и делать карьеру в самом цивилизованном государстве того времени, где наверняка нашлось бы применение его военным и дипломатическим талантам. Он женился на греческой аристократке Феофано Музалон. И вот свое благополучное существование в Византийской империи он меняет на полную опасностей и лишений бесконечную борьбу за отцовское наследство, на жизнь в городах Чернигов и Тмутаракань.

Зов родины оказался сильнее прелестей спокойной заморской жизни.

Самостоятельность Олега Святославича в полной мере выразилась в его гордом ответе на приглашение Святополка Изяславича и Владимира Мономаха: «Приди в Киев, да заключим договор о Русской земле перед епископами, и перед игуменами, и перед мужами отцов наших, и перед людьми городскими, чтобы оборонили мы Русскую землю от поганых». Откровенный этот ответ заслуживает того, чтобы привести его полностью, настолько он красноречив: «Не пристойно судить меня епископу, или игуменам, или смердам». По мнению Олега, никто не вправе был навязать ему, что он должен делать, как ему надо поступать с «погаными» (имеются в виду некрещеные половцы), ни его двоюродные братья, князья Святополк и Мономах, первый из которых был великим князем киевским, и уж тем более ни священники, ни дружинники и ни горожане. Он всегда защищал свои права, причем права не только на наследственные территориальные владения, но и право на свободу и независимость в своих действиях. Обычно считают, что здесь проявились высокомерие и аристократизм Олега. Это так. Но в большей мере этот эпизод говорит о том, что он считал себя полностью суверенным и был готов подчиняться только закону. По закону он имел наследственные права на черниговские, муромские и тмутараканские земли и был готов добиваться их всеми доступными для него средствами.

Как у аристократа, у него было очень развито ощущение чести. Ничем нельзя было склонить его к бесчестному поступку: ни угрозами, ни аргументами о военной и политической целесообразности.

Два эпизода говорят нам об этом.

В 1095 году шли переговоры с половецким ханом Итларем, сын которого находился у Олега. Эти переговоры прервались 24 февраля постыдным для русских князей образом. Итларь был убит по решению киевского князя Святополка и его двоюродного брата Владимира Мономаха, невзирая на свою дипломатическую неприкосновенность: «Забравшись на избу, прокопали крышу, и тогда Ольбер Ратиборич [дружинник Владимира Мономаха], взяв лук и наложив стрелу, попал Итларю в сердце, и дружину его всю перебили». Святополк и Владимир потребовали у Олега выдать им сына вероломно убитого половецкого хана: «либо убей, либо дай его нам». Олег Святославич отказался. Он мог выйти воевать с противником, как говорится в русских былинах, в чистое поле на честный бой, но коварство и низость были не в его правилах.

Второй эпизод связан с известным преступлением Давыда Игоревича и Святополка Изяславича сразу после Любечского съезда князей. Как известно, Давыд и Святополк обманом заманили в Киев своего двоюродного племянника, Василька Ростиславича, князя Теребовльского, и распорядились ослепить его. Это злодеяние непосредственно никак не касалось Олега, однако он принял самое активное участие в том, чтобы виновники были наказаны.

Олег Святославич не был великим киевским князем, но он выделяется тем вниманием, которое ему уделено летописцем в «Повести временных лет». Несмотря на это, о точном времени его рождения историки могут делать только предположения. Авторы фундаментального генеалогического свода «Князь Рюрик и его потомки» историки В.М. Коган и В.И. Домбровский-Шалагин считают, что Олег родился около 1055 года. Матерью Олега была Ода, сестра епископа германского города Трира, то есть по рождению Олег был наполовину немцем. Как мы уже видели и увидим в дальнейшем, по своему духу и поведению Олег был подлинно русским князем.

Первое упоминание в летописи об Олеге относится к 1076 году и связано с боевыми действиями русского экспедиционного корпуса в чешской Богемии. До похода в Чехию, как упоминается в энциклопедии «История России. IX–XVII вв.», Олег княжил в Ростове, а затем ― во Владимире-Волынском. «Славянская энциклопедия» В.В. Богуславского подтверждает эти сведения, ссылаясь на В.Н. Татищева.

Сами по себе чехи никак не затрагивали русских интересов, но необходимость военной кампании была вызвана стремлением захватившего власть в Киеве отца Олега, Святослава Ярославича, нейтрализовать возможное участие польского короля Болеслава II в возвращении в Киев бывшего киевского князя Изяслава Ярославича. Польша находилась в недружественных отношениях с германским королем Генрихом IV, а чехи были в вассальных связях с Германией. Ко всему этому надо добавить, что изгнанный своим братом из Киева Изяслав был тестем польского короля и на этом основании мог рассчитывать на помощь Польши в возвращении ему киевского престола. Помимо сказанного, надо учитывать, что у самих поляков были давние претензии к так называемым червенским городам, находившимся в пограничной зоне между Польшей и Русью. Разрешить эту запутанную ситуацию, вызванную столкновением интересов многих действующих лиц, и был призван русский поход в отдаленную чешскую Богемию.

Само по себе это решение характеризует Святослава как весьма тонкого и проницательного политика и блестящего дипломата. Его же сын, которому в то время был примерно 21 год, получил предметный урок, как можно одним ходом достичь сразу нескольких целей. Надо сказать, что этот урок в большей степени был использован не самим Олегом, который в дальнейшем поступал более прямолинейно, а его двоюродным братом Владимиром, вместе с ним командовавшим русским экспедиционным корпусом. Владимиру в то время было 23 года.