Персональный ангел - Татьяна Устинова

Я не буду вспоминать, велел он себе вяло. Кажется, когда-то я уже говорил себе это. Или нет?

В дверь заглянула секретарша.

– Тимофей Ильич, – сказала она озабоченно, – у вас что-то с телефоном. Я никак не могу связаться уже полчаса…

Она осеклась, увидев в его руке трубку.

– Простите, – пробормотала она, отступая. – Абдрашидзе звонит.

Тимофей посмотрел на трубку и осторожно пристроил ее на аппарат.

– Я не буду с ним разговаривать, – сказала одна его часть. Другая, сжатая в булавочную головку, наблюдала со стороны.

Еще на прошлой неделе он был уверен, что сможет жить, а не наблюдать жизнь со стороны. Ты что-то совсем раскис.

Я не раскис. Меня просто больше нет. Есть кто-то другой. Может быть, я прежний. Но того меня, который покупал сережки у Тиффани и хохотал утром над сонной Катериной, больше нет.

– Я завтра лечу на Урал, – заявила секретарше та, уцелевшая часть. – Попозже соедините меня с Сердюковым и Николаевым.

Когда за секретаршей закрылась дверь, он еще долго смотрел на очки, соображая, что именно должен с ними сделать.

– Игорь, – убедительно сказал Приходченко, – ты хоть сам-то пойми, что это невозможно. Невозможно, понимаешь? Катерина не могла его сдать. Она его любит. Как бы сентиментально это ни звучало.

– Ты ничего не знаешь о жизни, – заявил Абдрашидзе, – если утверждаешь, что какая-то, блин, любовь имеет значение, когда на карту поставлены такие деньги и идет такая борьба.

– Да вы же нас проверяли, прежде чем наняли! Да это полный идиотизм – сдавать своих, даже с профессиональной точки зрения! На это в здравом уме и твердой памяти никто не пойдет! Это самоубийство, Игорь! Как же ты не понимаешь?!

– Не ори, – попросил Абдрашидзе. – Я знаю еще по ТАСС, как ты стоишь за своих. Так что не надо поражать мое воображение.

– Я не собираюсь поражать твое воображение. Я твердо знаю, что Катька – честнейший человек. Конечно, она увлекается, и с Тимофеем у нее роман, что как бы говорит против нее, но ты сам посуди, зачем она сохранила портфель с “жучком”, если знала, что материал вот-вот выйдет?! Почему не выбросила в Москву-реку? Почему поперлась с боссом на дачу, если знала, что готовится покушение? Почему не отвела от себя подозрения?! Кроме того, это же ее идея с подстраховочным вариантом о покушении, который в конце концов побил все рекорды?! Мы же не первый год замужем, Игорь, мы знаем, как хорош, как уместен бывает порой скандал! Тот, кто все это готовил, просчитался, Игорь! История с обстрелом на пустынной дороге честного и умного бизнесмена гораздо красивее, чем какие-то сплетни столетней давности о том, что он был беспризорником и его снимали в каких-то сомнительных киношках. Это недоказуемо, старо и не принесло никому никаких дивидендов, кроме того, что мы все переругались. И ведь Катька же придумала, как отвлечь внимание! Игорь, мы должны что-то делать. Ваш Дудников уже со своей колокольни не слезет, но мы-то на нее еще не влезали!

– Да мы ничего не можем! – оборвал расходившегося Приходченко Абдрашидзе. – Ну что я могу?! Сказать Тимофею, что я ей верю и чтобы он успокоился?

– Давай поищем того, кто это сделал и на Катьку навел. – В сильном волнении Приходченко поднялся из-за стола и стал бродить по кабинету – Давай наймем кого-нибудь, что ли…

– Ты что, сдурел? Мы никого не можем втягивать в это дело. Да и некогда совсем, до выборов меньше месяца. Никто не будет этим сейчас заниматься.

– Я буду! – заорал Приходченко. – Я буду, и ты будешь потому, что я тебя заставлю. И Сашка Андреев будет, а он бывший мент, он все понимает в таких делах! Мы все будем этим заниматься, понял? Я не отдам Катьку на растерзание, я и так не смог ее защитить от этого вашего Генриха Гиммлера, шефа рейхсканцелярии! Ты хоть можешь себе представить, каково ей-то? Что она сейчас думает, чувствует, делает?! Когда на нее все пялятся, шепчутся, осуждают…

– Я делец, а не творческая личность, – мрачно сказал Абдрашидзе. – Поэтому представлять, что там чувствует какая-то баба, я не буду. С Дудниковым поговорю. А ты с этим своим, Андреевым или Сергеевым, как его там… И пусть все занимаются своими делами. Мы не можем бросить работу из-за чьих-то там эмоций…

Катерина качалась в гамаке. Она теперь целыми днями качалась в гамаке. Впервые в жизни ей не нужно было никуда спешить, ни о чем волноваться. Некуда было бежать и не за что отвечать.

Проводив родителей, они оставались дома вдвоем с бабушкой. Две одинаковые старушки, старая и молодая.

– Ты бы кофейку попила, – говорила бабушка время от времени.

– Я не хочу пока, бабуль, – отвечала Катерина.

Она давно уже не бывала на работе. За событиями в мире тоже не следила и ни о чем не думала, хотя следовало бы, наверное, начать искать какую-то работу.

Какую? Где? Кто ее возьмет?” Кому она нужна?

Она сидела в гамаке и не отвечала на телефонные звонки сослуживцев. Сашу Андреева, приехавшего с утешениями, она выгнала. Олегу сказала, чтобы не смел являться.

Она не хотела и не могла никого видеть.

– Катюш, поезжай в Лондон, – предлагал отец. – Мы до октября в Москве пробудем, а там пустая квартира, нет никого, тихо, спокойно…

– Не хочется, папа, – отвечала Катерина. – Я пока тут полежу, а потом что-нибудь придумаю…

Вот и осень опять, думала Катерина. Год прошел.

Неужели год?

В прошлом году она тоже лежала в гамаке, ела яблоко и читала досье незнакомого, непонятного, далекого Тимофея Кольцова.

Как она тогда протестовала против этой работы! И все-таки они ее заставили, начальники. И она работала, да еще как работала…

Тимофей стал понятным и близким и самым нужным на свете. Теперь она знала о нем больше, чем кто бы то ни было.

Кто же этот человек, так расчетливо и точно добивший их обоих?

Тимофей не простит ее – кончено. И больше никогда никому не поверит. Эксперимент завершился полным провалом. Он попробовал ей доверять, а она его продала.

Катерина покачивалась в гамаке, ржавые петли поскрипывали в такт.

Продала, продала, продала…

На соседнем участке жгли опавшие листья.

Дым тянул в ее сторону. Кузьма, навалившись всем весом, грел ее ноги. Соседка уговаривала внука не лезть в костер.

На крыльце показалась бабушка. Катерина медленно поднялась и пошла вдоль забора в глубь участка.

Не видеть, не разговаривать, не отвечать на вопросы. Еще чуть-чуть, а там как-нибудь…

– Катя! – позвала бабушка. – Катя!

Не отвечая, Катерина ускорила шаги.

Ей нужен только этот день, полный солнца и горького запаха дыма. Ей нужны только столетние липы, у которых такие приятные шершавые стволы. Ей нужен покой.