За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

на занятого, судя по лицу, Тольнака, издалека, понял, что глупо, что поговорить все равно не получится. Перестал спешить и немного отстал.

…Изран сидел верхом на Дереве, стоящем на четвереньках, а Ворот стоял рядом и слушал. Чий улыбнулся: «Все-таки сон вещь нелепая, тогда же мысли, что это глупо, не приходило, – жутко это там было». Они говорили на этом странном своем языке. Чию было страшно, и очень неуютно одновременно, – они мешали ему, спать хотелось, а они бубнили и бубнили, сверлили ему голову. Потом заговорили на обычном.

– Мне некогда тут, у меня скот пропадет в деревне, – сказал Изран. – Я тут не могу, тут им страшно, они тебя боятся, ты понимаешь.

Ворот молчал, соглашаясь.

И Чий тогда действительно думал, вспоминал, что Изран ведь пастух в Деревне, точно, что же он тут долго-то так, ему же с ними некогда, наверное, но он ведь сам все это затеял.

Он видел Израна со спины. Ворот стоял передом, к ним обоим, но Чий подробно его лица не различал, знал только, что он это.

«Ты знаешь, что они, когда боятся, болеть начинают», – дальше шло абсолютно нелепое, подробное объяснение как: они из-за страха худеют, пропадает хребетный жир, а когда на хребте жира нет, то его очень легко простудить, и от этого умирают. И Чий вспомнил, что, конечно, уже много раз слышал про это еще с детства, а сколько скота из-за этого мрет, еще бы такая проблема. «Зачем ты замазал здесь все зеркала, мы не пройдем так, зачем ты их пугаешь». Так значит, Ворот и есть этот «Старик из Болота». Это все объясняет. По спине прошла волна страха.

А Ворот сидел, так же соглашался со всем молча, кивал, Изран все говорил и говорил, и время от времени гладил Дерево по голове. Потом встал, отошел в сторону и Дерево отошел на четвереньках, и когда он повернулся к Чию, тот понял, что никакой это не Дерево, что у него морда Теленка и вместо ладоней такие же стопы, что и на ногах. Выглядело это очень жутко. Чий испугался, попытался еще сильнее вжаться в тростник.

– Изран, нам уходить надо, – сказал Ворот.

Изран покивал, они понизили голос до шепота и стали обсуждать, как кого-то надо убить, и этот кто-то был Тольнак – он несколько раз слышал имя, ему казалось, что обсуждают именно его и, может, даже знают, что он все слышит, и специально так делают. И еще специально так неразборчиво бубнят, чтобы он ни о чем не догадался. Бубнят и бубнят…

Чий огляделся… Нет, догонять его все-таки не стоит, поговорить все равно не получится, этим только подозрения вызывать. Идти стало ровнее и лучше. Сон вчерашний был бредом, но местами реалистичным и очень даже, а еще неприятным, он попытался подумать, что бы это все могло значить. Судя по всему, ничего. Что подозревать теперь всех? Он и так на этом с ума скоро сойдет, только и смотрит, куда тот пошел, куда этот, что этот сказал, что этот. А потом вечером ложится и начинает «думать» и ночью потом видит вот такую чушь. «Хотя вчера я не думал, вчера я на сегодня отложил», – понял он. И вроде вчера что-то действительно важное намечалось, или как обычно? Нет, вроде что-то было.

Он принялся нехотя вспоминать, что его тогда насторожило. Израна поведение, когда Чий пришел за ними к выворотню, чтобы вести их на тростники. Какой он тогда был? Странный, не как все. Но, с другой стороны, Изран ведь, он себя и так не как все ведет и вести будет. И опять у него ничего не выходило, он сейчас снова будет гонять в голове кучу ненужных подробностей, даже без конкретных вопросов, а так просто, так сказать, с ощущениями. Зачем тебе это, Чий? А, удовольствия ради. А объективно тут что сказать можно. То, что недоволен он, и так ясно, а кто доволен? То, что в Деревню хочет, ну да, оно с самого начала, почти, понятно было. А есть еще этот его разговор вчерашний, вернее начало, когда они вдвоем были… Тоже штука…Ничего не ясно, ясно только то, что идти он не хочет (хотя и идут, может, все-таки договорились с Тольнаком), еще ясно, что домой хочет и остальных тащит.

А точно, что он с ними играет, шесть пацанов, грязных и тощих, не считая их самих. Это не общество в полсотни, да хотя бы пару десятков, тех, кто с волей своей, которые взбунтоваться могут. Тут на ножи не поставят. Получается, только из-за этого ореола Израна, героя, непогрешимого, он не может взять, и сказать: «Сейчас идем назад», потому что якобы потом вся Деревня будет знать, что он испугался. Пока ведь все за то, чтобы идти дальше, тропа, еда, стоянку они нашли, а если назад повернуть сейчас, то там что? Трясины? Это будет совсем нерационально.

Но тогда получается, оставить их здесь он не может, это понятно. По той же причине, а если до Деревни кто-нибудь дойдет, и тогда вся она будет знать правду об Изране. И идут пока только из-за Тольнака и Чия, но это не решает ничего, хотя молодец пацан, на успешности его выезжают, но пока только, до еды его. А там еще посмотреть надо, как оно будет все. И, может, даже правильно Израну было бы их кинуть тут, ну даже если и не в открытую, сынициировать что-нибудь. Ворот потерялся случайно, тут близко, опасности нет никакой, значит, разделяемся по одному и ищем. Ворота не находят, но пропадает Изран, и потом, если даже кто еще в Деревню и придет, то небылицы, которую они рассказали, не опровергнет, в самом деле, такое с пацанами случилось: потерялись, думали, и этих нет уже, сами пришли вдвоем, а они, оказывается, живы остались. А если не вернется кроме них никто, то тем лучше.

Но и этого он не сделает. Ведь не сделает не в силу объективного из-за этого своего, того, что у него с детства, привычки, что кто-то должен быть рядом, кем он управлять будет, он по-другому не может, не умеет, не представляет он такого.

Ореха он увидел кучи и сразу понял, что на самом деле тут его еще больше. Выглядело это тоже как своего рода поле, только ореховое, а не тростниковое. Чий решил, что это оттого, что дно здесь плотнее и намного выше, корни внизу, а над поверхностью поднимается только чашечка с плодами, и, значит, именно из-за этого он растет только тут – ему нужна мель, но потом вспомнил: Тольнак говорил