Камень - Борис Вячеславович Конофальский

ним: этот вопрос Веронике задают постоянно, и ей захотелось отшутиться, но Андрей Николаевич, снимая тяжёлый патронташ с патронами для дробовика и с подсумками для винтовочных магазинов, смотрит на неё серьёзно, так серьёзно, что она не решается шутить и отвечает ему, кажется, честно:

- Мне пятьдесят восемь.

- Айна Кривонос из Березняков, ваша «сестра-не-сестра», на мой вопрос про сохранность её кожи сказала, что у неё просто хорошая генетика. У вас, я вижу, генетика не хуже, чем у неё.

Она взяла у него патронташ и чуть не уронила его на пол.

- Ох, какой же он у вас тяжёлый, как вы его носите всё время, сколько он…? Килограммов пять весит?

- Нет, не пять, – отвечает ей уполномоченный. И продолжает тот разговор, который интересен ему. – Так как вам удаётся так хорошо сохраниться? И вам, и Айне Кривонос?

Глава 30

Она стоит перед ним, держит в руках его патронташ, набитый патронами, и думает, что ему ответить.

«Она соблазнительна… И разделась специально… Если я прикоснусь к её груди или к лобку, готов поспорить, она возражать не будет. Скорее всего, её выбрали для встречи со мной не случайно… У неё новые и красивые трусы… Такие белые… Хорошо, что у меня вчера была Галина. Иначе не сдержался бы и прикоснулся бы к ней…».

- Я не могу вам этого объяснить, - наконец отвечает Вероника. – Лучше вам об этом спросить у моего пастыря.

- У пастыря, значит? М-м…, – Горохов усмехается. – Боитесь сболтнуть лишнего без разрешения руководства?

- Вы всё можете узнать у пророка, - серьёзно произносит женщина. И добавляет с благоговением: – Вы будете с ним разговаривать… Это большая честь. Мы все мечтаем об этом.

Она явно хочет сменить тему, но Андрей Николаевич не позволяет этого сделать.

- Вы на пути преломления уже сделали первый шаг?

И тут Вероника растерялась, она не могла предположить, что этому не очень приятному человеку известны такие подробности, и она опять не знала, что ответить.

- Ну говорите, говорите…, - Горохов прошёл по комнате, уселся на стул возле столика, положил пистолет на стол и стал расстёгивать галифе.

- Да, - женщина наконец оставила его патронташ рядом со стоящим у стены оружием. Подошла к нему, присела перед ним на корточки и стала помогать ему снять брюки. – Я сделала первый шаг на пути преломления.

- И получили новое тело…, - продолжил уполномоченный.

Она стянула с него галифе. А он впервые прикоснулся к её плечу. Провёл пальцами по коже.

- Я никогда не видел такой хорошей кожи, - продолжал он. – Даже у молодых женщин, у тех, что выросли в Городе, у тех, кто ходит к косметологам и пользуется самыми дорогими средствами, придуманными на севере, нет такой кожи.

Она встаёт с колен и снова молчит, стоит и смотрит на него с долей некоторого превосходства. Есть в этих детях Светлой Обители какое-то высокомерие. Словно они знают что-то такое, что остальным знать не положено. И это знание – конечно же, сакральное, – возвышает их над всеми незнающими. Но этот взгляд не смущает уполномоченного, и он продолжает, уже перейдя на «ты».

- А ведь как заманчиво получить новое тело, тело тридцатилетней женщины, которая ещё может рожать, когда тебе уже пятьдесят восемь, – вслух размышляет Андрей Николаевич.

- Тогда мне было всего пятьдесят, - уточнила Вероника. Она усмехнулась. И в её усмешке проступила капля высокомерия.

- Пятьдесят… Всё равно… Больные колени, больная спина, проказа, стёртые песком зубы – прощайте. Всё это в прошлом, можно начинать жить сначала. Одно не ясно… Что нужно сделать, чтобы получить новое, прекрасное тело? Что ты и Айна сделали такого, чтобы вам выдали новые тела?

- Ничего особенного, - отвечает женщина всё с той же миной едва скрываемого превосходства. – Нужно просто верить мудрым отцам, верить в наше дело и служить ему всеми силами.

- Так это вся пустыня сейчас кинется получать новые тела, если узнает про это. К вам должны стоять толпы народа.

- Не кинется к нам вся пустыня, – заверила его Вероника. – Только полпроцента из всех людей смогут сделать первый шаг на пути преломления.

«А… Понятно, она входит в эти самые полпроцента… Она втайне гордится этим. Вот откуда этот её снобизм!».

- И много вас, служащих всеми силами, вот с такими телами?

- Я не знаю, – она пожимает плечами.

- Вам, наверное, не разрешено ездить в другие города, в другие оазисы?

- Не рекомендовано без согласования, – уточнила женщина.

- Ну да… Понятно, - он ещё раз оглядел чистую комнатёнку. – Судя по всему… Ты тут подрабатываешь проституцией?

Она и не подумала смущаться:

- Обители всегда нужны деньги. Денег нужно много, и я, как могу, помогаю моему Дому. Да… Я принимаю гостей. Это торговцы, офицеры, пара водителей – старинные знакомые, это в основном постоянные люди. Иногда у меня останавливаются братья по вере. Мои гости – это, можно сказать, мои друзья, которым нужен приют на ночь после тяжёлой дороги или службы, и я не вижу ничего зазорного в том, что они оставляют мне немного денег за ночлег и ласку, – она говорила так складно, как будто делала это не в первый раз. Кажется, всё это женщина рассказывала больше себе, чем очередному мужику, появившемуся в её доме.

«Вот как можно всё красиво обернуть, если умеешь. И проституция превращается вдруг в этакий миленький клуб платных друзей Вероники-Верочки. Пятидесятивосьмилетней девушки с новым телом».

У Горохова был ещё, наверное, десяток вопросов, но он устал и, поднявшись со стула и прихватив пистолет, пошёл к душу, произнеся на ходу:

- Помоги-ка мне помыться.

Она без лишних слов тут же сняла трусы и пошла за ним, и так как он не сразу разобрался с краном и душем, помогла ему включить воду, потом взяла мыло и мочалку, начала намыливать её.

На голове у неё волосы седые, серебряные. Под мышками их вообще нет, а на лобке чёрные. Этот её вид, конечно, вызывает интерес.

«Трусы сняла, демонстрирует себя во всей красе. Мужикам она, конечно, нравится. Сто процентов. Интересно, её саму-то мужчины интересуют? Ведь ей пятьдесят восемь лет. В обычной жизни это была бы уже старуха. Впрочем, Айна Кривонос вышла за двадцатилетнего замуж и родила ему ребёнка. Наверное, к новому телу получаешь и новую