Ночи Клеопатры. Магия любви - Татьяна Вяземская

Задачей Агриппы было «вытянуть» флот Антония из бухты в открытое море, где либурны имели существенное превосходство, и ему это удалось. Останавливаясь, но потом все же двигаясь вперед, огромные корабли выползли из удобной и безопасной бухты.

Либурны и в самом деле не могли таранить корабли Антония, зато прекрасно могли в буквальном смысле поливать стрелами гребцов и бросать на палубы сосуды с зажигательной смесью.

Кроме того, Агриппе удалось сломать строй кораблей Антония.

Бывший квестор, бывший трижды консул, бывший триумвир бестолково бегал по палубе флагманского корабля и, сжимая кулаки, кричал:

– Что он делает? Что он делает, а? Так не воюют! Это не по правилам!

Капитан его корабля, каждый раз морщившийся при этом вскрике и уже раздумывающий, почему, собственно, его угораздило прибиться именно к Антонию, а не к Цезарю Октавиану, не сразу уловил, когда текст поменялся:

– Боги! Что она делает? Что она делает?

Египетская часть флота в составе шестидесяти вымпелов вдруг подняли паруса и стали прорываться сквозь строй врагов.

Она его бросает! Его женщина, его царица, мать его детей бросает его, Марка Антония, на произвол судьбы!

Его больше не интересовала ни судьба флота, ни власть, только бы понять, почему она так с ним поступила!

Он сошел на свою пентиконтеру и бросился догонять флот Клеопатры.

Через полчаса флагманский корабль поднял флаг, означающий, что он готов сдаться. Следом такие флаги стали появляться и на других кораблях.

Корабли, готовые сражаться, остались в меньшинстве; некоторое время они еще огрызались, как шакал, окруженный стаей леопардов, но участь их уже была решена.

Глава 33

Вот и все. Флот разбит.

– Почему? Почему я не утонул?

Марк Антоний плачет.

Сперва Клеопатра пыталась его успокоить. Ведь ясно, что слезами горю не поможешь и надо пытаться делать хоть что-то.

Она говорила долго: ласково и угрожающе, спокойно и нервно.

Он вроде бы слушал. И даже кивал. А потом начинал сначала:

– Лучше бы я утонул.

Она не выдержала:

– Лучше бы ты и в самом деле утонул!

Унизанная кольцами рука рассекла кожу на щеке и губе; Антоний вытер лицо и удивленно уставился на окровавленные пальцы.

Клеопатра заперлась в своей каюте.

Все потеряно. Из-за него потеряно! Когда она вывела из боя часть кораблей, чтобы выполнить обманный маневр, что сделал этот придурок? Вместо того чтобы командовать битвой, он бросился догонять ее. Видите ли, решил, что она его предала!

Впрочем, она виновата сама: это Цезарь сразу разгадал бы ее план, Цезарь, но никак не Марк Антоний. Его следовало предупредить. А ведь ей казалось все таким очевидным! И главное ведь – войска, оставшись без командующего, стали сдаваться Агриппе. И возвращаться, в общем-то, было уже некуда.

Их не преследовали, и это было тошнее всего.

Их уже просто сбросили со счетов.

Позже напишут, что Клеопатра по непонятной причине вывела из битвы все свои корабли.

Позже напишут, что после бегства Антония битва продолжалась еще несколько часов.

Что Антония ждала его сухопутная армия, ждала до последнего, держась еще целых семь дней.

Но это было не так: легионы, готовые умирать за Рим, не были готовы умирать в войне одного римлянина против другого. Они сделали ставку на Октавия – и выиграли по крайней мере собственные жизни.

Спустя два часа Клеопатра решила проведать Антония. Все его предали, беднягу, даже старые друзья. Вот он и решил, что она тоже предала. Нужно бы ему объяснить ситуацию, дать понять, что они – в одной лодке, как в буквальном смысле слова, так и в фигуральном, что они повязаны накрепко и будут связаны друг с другом до самой смерти…

Поговорить с Антонием не удалось: мертвецки пьяный, он спал прямо на носу судна.

Следующий год можно было назвать годом умирания.

Порой Клеопатра и в самом деле жалела, что Антоний не утонул. Временами ей хотелось убить его самой. Как-то раз она даже сказала об этом Мардиану. Вроде бы в шутку, но вид при этом у нее был совсем невеселый.

Мардиан промолчал.

Он бы с радостью придушил Антония сам. Пьяная скотина! Выпив, он цеплялся к жене, которая брезгливо отворачивалась от него, пьяный заваливался спать где стоял, рыгал, обделывался… Скотина – она скотина и есть.

Но – дети! Близнецы Александр Гелиос и Клеопатра Селена, маленький Птолемей Филадельф – они обожали своего отца, и Марк Антоний, когда не был пьян, как свинья, проводил все свое время с детьми.

Сделать детей сиротами у Мардиана не поднялась бы рука.

Впрочем, один раз он чуть не сорвался.

Выпив меньше нормы, позволявшей сразу заснуть, Марк Антоний решил продемонстрировать жене свою любовь.

– Йа… йа знаешшшшш хто-о? Йа… в-ве-великий… три… тро… тромф… триумф… виратор.

Скорее всего, он хотел сказать «триумвир», хотя, можно сказать, вся власть полностью теперь принадлежала Цезарю Октавиану. Триумфатором он не был, по крайней мере, по римским законам его триумф, устроенный в Александрии, римлянами триумфом не считался.

– И й-й-а… взял – ик! В жены… ик! Хотя мог!

Набор бессвязных слогов подразумевал, что он, Марк Антоний, римлянин хорошего рода, всегда женился на таких же римлянках самого лучшего происхождения, а потом вдруг взял и женился на египтянке, которая, пускай она будет хоть дюжину раз царица, но все равно не римлянка. А вот он полюбил – и потому женился! И хочет прямо сейчас… ну, да, прямо сейчас и прямо здесь… а какая разница? Кого стесняться? Во-первых, тут все свои, а во-вторых, все равно мы все скоро умрем…

Пока он нес весь этот бред, Клеопатра просто бесстрастно слушала. Потом он протянул руки.

Мардиан напрягся. «Если он только посмеет сделать ей больно, я его убью. А потом убью себя».

Марк Антоний дернул платье, пытаясь его разорвать, но прежде, чем Мардиан понял, что произошло, «триумвир и триумфатор» в недвусмысленной позе корчился на полу, прикрывая руками свою мужскую гордость.

Клеопатра бросилась прочь; Мардиан побежал за ней.

Клеопатра упала в постель и разрыдалась. Евнух тихонько закрыл дверь на ключ. Если этой пьяной свинье придет в голову попытаться ворваться сюда для выяснения отношений, пускай попробует сломать дверь.

Впрочем, он просто недооценил силу удара Клеопатры: некоторое время Антоний просто не мог встать, ему было вовсе не до выяснения отношений.

Мардиан погладил царицу по распущенным волосам.