Скарамуш. Возвращение Скарамуша - Сабатини Рафаэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда ему было десять лет и его должны были послать в школу в Рен, она приехала с визитом к его крестному, которому приходилась кузиной. Случилось так, что как раз в это время Рабуйе привез Андре-Луи в поместье Гаврийяк, где тот был представлен госпоже де Плугастель. Эта великосветская молодая дама во всем блеске красоты, с таким изысканным выговором, что маленькому бретонскому мальчику казалось, будто она говорит на каком-то неведомом языке, сначала слегка напугала его. Но она как-то незаметно развеяла эти страхи, и его покорило ее таинственное очарование. Теперь он вспоминал, с каким ужасом позволил заключить себя в объятия и с какой неохотой потом покидал их. Ему также вспоминалось, как приятно пахли сиренью ее духи, – память удивительно цепко удерживает такие детали.
В течение трех дней, проведенных в Гаврийяке, он ежедневно бывал в поместье и проводил долгие часы в обществе своей новой знакомой. Эта женщина, у которой не было детей, всем сердцем полюбила не по годам развитого и умного мальчика.
– Отдайте мне его, кузен Кантэн, – просила она крестного Андре-Луи в последний день. – Позвольте мне увезти его с собой в Версаль – он будет моим приемным сыном.
Но сеньор только серьезно покачал головой, молча отказывая, и больше этот вопрос не обсуждался. Сейчас Андре-Луи вспомнилось, что, когда она прощалась с ним, на глазах у нее были слезы.
– Думайте обо мне иногда, Андре-Луи, – были ее последние слова.
Андре-Луи вспомнил, как ему тогда польстило, что за такой короткий срок он завоевал любовь этой светской дамы. Он сам себе казался значительнее, и это ощущение продлилось несколько месяцев, а затем постепенно забылось.
Сейчас, глядя на нее, сильно изменившуюся за шестнадцать лет, исполненную величавого спокойствия и безупречно владеющую собой, он вспомнил все, и ему показалось, что они где-то еще встречались.
Алина нежно обняла гостью и в ответ на ее вопросительный взгляд, который та обратила на спутника девушки, сказала:
– Это Андре-Луи. Вы помните Андре-Луи, сударыня?
Госпожа де Плугастель остановилась. Андре-Луи заметил, что она побледнела и задохнулась от удивления.
Голос, грудной и мелодичный, который он так хорошо помнил, повторил его имя:
– Андре-Луи!
Она произнесла это имя так, что стало ясно, что оно пробудило в ней воспоминания – возможно, воспоминания об ушедшей молодости. Потом она долго молча рассматривала Андре-Луи, склонившегося перед ней.
– Ну конечно, я его помню, – наконец промолвила она и подошла, протянув руку, которую он покорно поцеловал. – Так вот каким вы стали?! – Андре-Луи покраснел от гордости, так как в ее тоне звучало удовлетворение. Казалось, он перенесся на шестнадцать лет назад, в Гаврийяк, и снова стал маленьким бретонским мальчиком. Она обернулась к Алине. – Как ошибался Кантэн! Он был бы рад снова увидеть его, не так ли?
– Так рад, сударыня, что указал мне на дверь, – сказал Андре-Луи.
– Ах! – нахмурилась она, все еще не отрывая от него темных задумчивых глаз. – Мы должны что-то сделать, Алина. Конечно, он очень сердит, но я буду просить за вас, Андре-Луи, а я – хороший адвокат.
Он поблагодарил и откланялся.
– Я с благодарностью оставляю свое дело в ваших руках. Мое почтение, сударыня.
И получилось так, что, несмотря на недружелюбный прием, оказанный ему крестным, Андре-Луи насвистывал песенку, в то время как желтый экипаж уносил его в Париж, на улицу Случая. Встреча с госпожой де Плугастель ободрила его, а обещание вместе с Алиной выступить в его защиту придало уверенности, что все обойдется.
Он не ошибся, так как в четверг около полудня в академии появился господин де Керкадью. Жиль, мальчик-слуга, сообщил Андре-Луи эту новость, и тот, сразу же прервав урок, снял маску и вышел как был – в кожаном нагруднике, застегнутом до подбородка, с рапирой под мышкой – в скромную гостиную, где его ожидал крестный.
Маленький сеньор де Гаврийяк встретил его стоя, и вид у него был воинственный.
– Меня замучили просьбами простить тебя, – объявил он вызывающим тоном, желая подчеркнуть, что согласился на это, только чтобы покончить с надоевшими приставаниями.
Однако слова крестного ничуть не обманули Андре-Луи. Он понял, что сеньор притворяется, чтобы отступить в полном боевом порядке.
– Я благословляю тех, кто за меня просил, – кто бы это ни был. Вы снова делаете меня счастливым, крестный.
Андре-Луи взял протянутую руку и, повинуясь привычке мальчишеских лет, поцеловал ее. Это был символический акт полного подчинения, а также восстановления уз покровителя и покровительствуемого со всеми вытекающими правами и обязанностями. Никакие слова так не помогли бы ему заключить мир с этим человеком, который любил его. Лицо господина де Керкадью еще больше порозовело, губы задрожали, и он прошептал охрипшим голосом:
– Мой дорогой мальчик! – Затем опомнился, откинул назад крупную голову и нахмурил брови. Голос его вновь стал резким, как обычно. – Надеюсь, ты признаешь, что вел себя ужасно и был крайне неблагороден?
– Разве это не зависит от точки зрения? – возразил Андре-Луи, но тон его был примирительным.
– Это зависит от факта, а не от точки зрения. Меня уговорили смотреть на этот факт сквозь пальцы, но я надеюсь, что ты намерен исправиться.
– Я… я обязательно буду воздерживаться от политики, – сказал Андре-Луи, и это было самое большое, что он мог обещать, не кривя душой.
– Это уже кое-что. – Крестный позволил себе смягчиться теперь, когда была сделана уступка его справедливому негодованию.
– Кресло, сударь?
– Нет, нет. Я заехал, чтобы вместе с тобой нанести визит. Тем, что я согласился снова принять тебя, ты всецело обязан госпоже де Плугастель. Я хочу, чтобы ты съездил поблагодарить ее.
– У меня здесь есть дела… – начал было Андре-Луи, затем остановился. – Не важно! Я все устрою. Минуту. – И он повернулся, чтобы идти в академию.
– А что у тебя за дела? Ты случайно не учитель фехтования? – Господин де Керкадью окинул взглядом кожаный нагрудник и рапиру.
– Я владелец этой академии, академии покойного Бертрана дез Ами. Сегодня это самая процветающая школа фехтования в Париже.
Господин де Керкадью поднял брови.
– И ты – ее владелец?
– Учитель фехтования. Я унаследовал академию после смерти дез Ами.
Он оставил господина де Керкадью размышлять над своими словами и ушел, чтобы отдать распоряжения и переодеться.
– Итак, вот почему ты теперь носишь шпагу, – заметил господин де Керкадью, когда они садились в поджидавший экипаж.
– Да, а также потому, что в наше время нелишне иметь при себе оружие.
– И ты хочешь сказать, что человек, зарабатывающий на жизнь таким в общем-то благородным ремеслом, которое приносит доходы благодаря дворянству, может якшаться с мелкими адвокатишками и грязными памфлетистами, которые сеют раздор и неповиновение?
– Вы забываете, сударь, что я сам – мелкий адвокатишка, каковым стал согласно вашим желаниям.
Господин де Керкадью хмыкнул и понюхал табак.
– Ты говорил, академия процветает? – вскоре спросил он.
– Да. У меня два помощника, и я мог бы нанять третьего. Это тяжелая работа.
– Но значит, ты хорошо обеспечен.
– Да, не жалуюсь. У меня гораздо больше, чем мне нужно.
– В таком случае ты сможешь внести свой вклад в выплату государственного долга, – съязвил дворянин, очень довольный, что зло, которое Андре-Луи помогал сеять, отзовется и на нем.
Затем разговор перешел на госпожу де Плугастель. Насколько понял Андре-Луи, господин де Керкадью весьма неодобрительно относился к предстоящему визиту по причине, неясной Андре-Луи. Однако графиню отличало своеволие, и ей нельзя было ни в чем отказать. Господин де Плугастель находился в Германии, но собирался скоро вернуться. Из этого неосторожного признания легко можно было заключить, что господин де Плугастель – один из тех эмиссаров, которые, ведя интригу, сновали между королевой Франции и ее братом, австрийским императором.