Поздняя осень (романы) - Василе Преда

Присутствие старичка было таким неожиданным, что в первый момент Илинка отскочила назад. Но тут же вернулась и спросила, набравшись храбрости:

— А вы здесь живете?

— Не-ет, девочка, — протянул старичок. Этот вопрос его почему-то рассмешил. — Здесь живет товарищ командир, — объяснил он, по-прежнему растягивая слова.

— Добрый день, — поздоровалась Кристиана, подошедшая тем временем вслед за Илинкой. — Какая приятная неожиданность! — обрадовалась она тому, что в доме кто-то есть. — А я как раз думала, как грустно войти в дом, где тебя никто не ждет… Сидите, сидите, я тоже с вами присяду, пока муж не подошел с чемоданами, — остановила она старичка, увидев, что он собирается подняться, чтобы ее поприветствовать. Она села на стул, предложенный старичком, и заинтересовалась: — Я слышала, как вы ответили, что живете не здесь. А где же? Где-то поблизости? Может быть, мы соседи?

Старичок смешался и смотрел на них растерянно, не зная, как бы получше ответить.

— Я дед Мирон. Я местный, меня тут все знают. Живу тоже здесь, повыше… Пришел вот по делу к товарищу командиру… Вы уж извиняйте, что его ищу. Нужен он мне. Простите сердечно, думал я, что он один тут.

Если бы знал, что он с семьей приедет, я бы не пришел…

В это время он увидел Думитру, который как раз подходил к террасе, неся два туго набитых чемодана. Старик сдернул с головы шапчонку, вскочил на ноги, вытянувшись в струнку, насколько ему это позволяли старость и ревматизм.

— Здравия желаю, товарищ полковник! С. докладом обращается бывший сержант Мирон Василе, известный на деревне как дед Мирон! Извините за беспокойство, — обратился он к нему уважительно. — Я пришел сюда часа за два до вас. Да, думаю, что кости-то старые утомлять без толку, посижу-ка я лучше здесь, подожду, пока вернетесь, — попытался объяснить он свое присутствие.

— Садись, дед Мирон, — пригласил его Думитру, — правильно сделал, что остался. — Он поставил на землю чемоданы и протянул старику руку.

Старик стиснул ее своими загрубевшими от работы руками, но не сел.

— Э, не знаю, правильно или нет, только незваных гостей вам сегодня и не хватает.

— А вот как раз и не хватало, верно сказал. Уж месяц я здесь, а в мою дверь никто не стучался, кроме тебя. Давай сядем поговорим, — снова пригласил он старика. — А вы пока устраивайтесь, — обратился он к Кристиане и Илинке.

Кристиана поняла, что они хотели бы остаться одни, и ушла, а за ней и Илинка. После их ухода старик почувствовал себя свободнее и разговорился.

— Люди мне сказали, — начал старик, потирая руки от волнения, — иди к товарищу полковнику, он человек душевный, он тебя поймет и поможет. Так мне люди сказали…

— А в чем дело, дед Мирон? — попытался Думитру ускорить его рассказ.

— Я, товарищ полковник, старый человек, — говорил старик медленно, тщательно подбирая слова, желая, по-видимому, чтобы его правильно поняли. — Мне трудно двигаться. Дети все разъехались кто куда, кто в Сучаве, а кто аж в Тимишоаре и Орадеа. Вот так оно и бывает, вроде и дети есть, а под старость человек один остается, как будто и нет их вовсе. Ну да не велика беда…

— А в чем же все-таки дело? — снова прервал его Думитру, ободряюще улыбаясь.

Он вытащил из кармана пачку сигарет «Карпац» и коробку спичек, предложил старику закурить. Тот вытянул одну сигарету, и теперь оба курили, внимательно глядя друг на друга.

— Люди мне присоветовали, — вздохнув, снова начал старик, — иди, мол, к товарищу полковнику, он человек душевный… Как он тогда, на пожаре в Траяне… Если б они не примчались, солдаты то есть, с машинами своими, сгорели бы мы все! — заверил он Думитру.

— Мы сделали все, что могли, — просто ответил тот. — Не могли же мы допустить, чтобы огонь распространился дальше, и оставить вас один на один с пламенем. Ведь мы соседи!

— Да, мы бы со своими ведерками не справились бы, — согласился старик. — Много делаете, видим, знаем, — продолжал он уверенно. — С тех пор как ваша часть сюда приехала, будто светлее стало. Мы все примечаем! — Он шутливо погрозил указательным пальцем. — Когда можете, подвозите нас до города на своих машинах, — начал перечислять он, — в том месяце не было у нас грузовика, так вы на своем муку перевезли на фабрику. — Он дружелюбно подмигнул.

— Да уж вижу, — развеселился Думитру, — что все-то вы знаете, дедушка Мирон. Нельзя же было всю деревню без хлеба оставить, да и себя заодно!

— Так, так, — одобрительно закивал старик. — Вот потому-то я думал-думал, да и надумал, может, вы и мне поможете… С крышей-то… Протекает она, а зима-то близко. Нанимал я тут одного, да он ничего не сделал, только денежки взял. Если не можешь ничего, так и нечего браться. Что же мне, сидеть там с ним наверху не отходя? Говорит, что делает, а сам ничего не делает, тьфу! А теперь скажу вам, как оно есть: деньги я ему отдал, а других-то у меня нет…

Он проговорил все это торопливо, как будто его кто-то подгонял. Видимо, он смущался и хотел как можно скорее высказать эту свою просьбу. Потом он замолчал, мял в руках шапку, не отваживаясь взглянуть на Думитру, и ожидал его ответа.

— Ладно, дед, — усмехнулся Думитру, — разберемся мы с твоей крышей, будь спокоен. Я как раз завтра возле твоего дома буду, так зайду посмотреть, велика ли работа? — сказал он ему ласково, с той же открытой улыбкой. — А потом выберу хорошего парня, чтобы он тебе помог.

Старик повеселел, приободрился. Потом снова извинился за беспокойство и с достоинством двинулся по лестнице. Думитру проводил его до ворот.

— Не волнуйся, дед Миров! Будь здоров, ни о чем не волнуйся, я сам займусь твоей крышей, — заверил он старика еще раз и постоял минуту в воротах, глядя вслед старику, который взбирался на гору, опять нахлобучив на голову свою шапчонку.

Потом Думитру вернулся во двор, запер ворота и пошел к дому, радуясь, что он может помочь старику.

… В Синешти Кристиане казалось, что дни наполнены какой-то особой безмятежной тишиной, почти патриархальной. Эта неправдоподобная тишина как будто висела в воздухе. Только изредка нарушалась она учебной стрельбой. Кристиана делила время между ожиданием Илинки, которая приезжала из городской школы дневным автобусом, и ожиданием прихода Думитру. Домашние дела она заканчивала довольно быстро, и у нее оставалось время, иногда даже довольно много времени, во всяком случае достаточно, чтобы почувствовать, что она тяготится одиночеством. Особенно она это чувствовала в первые дни, пока в гарнизоне у нее не было приятельниц.

Иногда она ходила в кино в местный клуб с Думитру или с Илинкой, если той задавали не слишком много уроков на дом. Иногда она вязала крючком или на спицах — по деревне быстро распространилась среди женщин новость, как она прекрасно вяжет пуловеры.

Но чаще всего она читала. Все, что попадалось под руку… Интересно, что журналы и периодические издания она читала прямо как романы. Когда ей надоедало читать, она звонила Думитру на службу: «Как дела? Занят?» Ответ всегда был один и тот же: «Да. Работаю…» Или: «Проверяю…» Или: «Контролирую. Командир должен контролировать выполнение приказа…» Или иногда: «Сижу у себя уже два часа и думаю… Командир должен уметь думать! Видеть общую картину жизни своей части, знать, где надо помочь. Поэтому я ежедневно запираюсь у себя в кабинете часа на два, чтобы привести свои дела в порядок, подбираю документацию по текущим вопросам. Посмотри, как теперь могла бы выглядеть конструкция обогревательной установки для теплицы. Установка конечно простенькая, но нам и не нужны сложные инженерные разработки, нам и нужно попроще, чтобы подходило к нашим конкретным условиям. А такое я и один могу спроектировать…»

… Начались снегопады. Белый, сказочно чистый снег покрывал все вокруг. «Белая зима» — так называлось это у местных жителей.

Печи топились с утра до вечера, чтобы хорошо прогреть большие, высокие комнаты. Вечером Думитру приносил ведерко угля и две-три охапки дров, но на следующий день все это быстро кончалось, и Кристиана должна была сама выходить в метель, в двадцати — или тридцатиградусный мороз, чтобы принести следующую порцию топлива. От морозного воздуха перехватывало дыхание.

За окном она видела сугробы высотой с дом; свирепые порывы ветра взвихривали хлопья снега и закручивали их во все стороны. Кристиана слушала дикий вой ветра в трубе, и ей было приятно сознавать, что находится в тепле, укрытая от мороза и снежных вихрей. Но тут же она возмущалась собственным бездействием, на которое была обречена…

Дни шли, но не совсем так, как раньше. Кристиана уже включилась в гарнизонную жизнь. Мужчины относились к ней с уважением, женщины забегали к ней за советом, за помощью, а то и просто поговорить по душам. Дети ее тоже любили. Характер у нее был открытый, отзывчивый, ей хотелось помочь каждому, и поэтому люди к ней тянулись. Она умела слушать, была терпелива и видно было, что ей действительно интересно, поэтому люди относились к ней с симпатией.