Пермская обитель - Фридрих Незнанский

Доставая из пачки сигарету, Александр Борисович спросил:

— Вы курите?

— Нет. С юности привык беречь горло. С тех пор по инерции… — Не договорив фразу до конца, Серебров с досадой махнул рукой. Пропавший голос — его неизбывная боль.

Допрос продолжался уже больше двух часов. Турецкому не хотелось первому начинать разговор про избиение. Андрей тоже избегал неприятной темы. Поэтому Александр Борисович решил быстро миновать ее, сказав:

— Нам уже известно, что натворили Дергач и его сообщники. Теперь вы расскажите о процедуре отмщения. Кто в ней участвовал?

Услышав неожиданный вопрос, Андрей огорчился. Одно дело доносить на себя и совсем другое топить при этом других. Он уже и думать забыл про Мишу из Балатова, с которым его познакомил Игорь Монахов. Где сейчас этот Миша? Где сейчас сам Игорь?

От следователя не укрылось замешательство Андрея. Это тоже было в порядке вещей — многим задержанным не хочется выдавать своих подельников.

— Поставим вопрос иначе, — сказал Турецкий. — Лично вы участвовали в том избиении Дергачева, превратившем его в инвалида? Только не вздумайте наговаривать на себя, у вас и так грехов хватает.

— Сам я не участвовал.

— Ясно. То есть кого-то наняли, заплатив деньги. Сейчас на этом не будем зацикливаться. Понадобится — вернемся. Какой образ жизни вы вели в то время?

— Я оформил в институте академический отпуск на год. А тем временем лечился, подрабатывал в местной газете, делая обзоры музыкальных новинок, помогал Ивану Ивановичу Кизилову.

— Почему через год вы не продолжили учебу в институте?

— К тому времени я практически перебрался в Москву и мне не хотелось возвращаться в Пермь.

— На какие заработки вы жили в Москве?

— На случайные.

— Подробней, пожалуйста.

— Работал в клубах и на дискотеках диджеем, занимался репетиторством, на жилье деньги присылали родители.

— Они знали ваш адрес?

— Разумеется, я им говорил. И один раз какие-то прихлебатели Дергачева пытались узнать у отца мой московский адрес. Но вы бы видели отца — громила. Бежали от него без оглядки.

— Мы тоже, простите за каламбур, забежали вперед. Остановились мы на вашем пребывании в Перми. В июле вы разгромили студию звукозаписи, принадлежавшую Ледовских. Что послужило причиной?

— В музыкальном училище была восхитительная певица — Наташа Козельская, моя хорошая подруга. Она не только вокалистка — сама сочиняет песни, пишет музыку и слова. Однажды Ледовских записал несколько ее песен. При этом не только не заплатил ей, но и пообещал, что дальше студии эти песни никуда не пойдут. Мол, это тренировочная запись, у них сейчас идет отладка оборудования. Каково же было наше удивление, когда мы через довольно короткое время случайно услышали эти песни. Оказалось, Ледовских сделал хороший альбом, однако фамилия Козельской как исполнительницы и как автора на обложке не значилась. Я обошел много киосков, разговаривал с продавцами. Альбом продавался хорошо. Значит, Ледовских, обманув Наташу, зарабатывал большие деньги, а она не имела ровным счетом ничего. Это так возмутило меня, что я решил прекратить его пиратский бизнес.

— А вы разговаривали с ним на эту тему? Может, произошла типографская ошибка, может, он был готов заплатить Козельской гонорар.

— Нет, — ответил Андрей, понурив голову.

Уже было шесть часов, и Турецкий решил, что на сегодня расспросов хватит. Пусть арестованный придет в себя, все-таки он сильно возбужден переменами, произошедшими за последние сутки в его судьбе.

Вскоре после того как конвойный увел Сереброва, в дверь просунулась усатая голова Вячеслава Ивановича. Грязнов был в своем репертуаре: он безошибочно чувствует, когда кто-то из коллег устраивает передышку или закончил работу. Если ты занят, он в кабинет не заходит, но и в одиночестве побыть не даст. Турецкий только собрал портфель, приготовившись уходить, и вот тебе — здрасьте. Манеры у Вячеслава Ивановича неторопливые. Глядя на него, можно подумать, что никто его дома не ждет, поэтому он и не торопится. На самом деле его ждут не меньше, чем Турецкого.

— Ну что, везунок? — спросил Грязнов, поудобнее устраиваясь на стуле и закуривая. — Без единого выстрела?

— Я и сам удивлен. Был почти уверен, что преследователи Сереброва станут палить по собровцам почем зря. Но милиционеры, конечно, очень умело сработали.

— А этот?

Александр Иванович понял, что вопрос относится к Сереброву.

— У него был «Макаров». Он его безропотно принес и сдал. Я этого парня еще не понял. Мы же мало разговаривали. Пока затронули лишь пермский период. Дергачева он «заказал».

— Кто бы сомневался.

— Я уж не стал сегодня допытываться про этих людей.

— О чем ты говоришь! — закипятился Грязнов. — Парню за два убийства грозит пожизненный срок, а ты еще попутно станешь выяснять, кого он подговорил избить человека. Если Дергач будет подавать иск, пускай пермское угро занимается. Ты не вздумай на это отвлекаться.

— Вот за что я тебя люблю, Слава, — улыбнулся Турецкий, — так это за то, что ты всегда найдешь утешительные слова.

— Да, я любую лень оправдаю, — подтвердил Гряз-нов.

— А если серьезно, — Александр Борисович пригладил шевелюру и почесал затылок, — у меня уже забрезжила мысль: что, если Дергача привлечь в качестве свидетеля?

— Оригинально. Колясочный инвалид. Ты к кому хочешь вызвать сочувствие?

— Как ни странно, к Сереброву.

— Саша, ты раньше времени такие прожекты не строй. Мне кажется, его сначала нужно будет отправить на экспертизу в институт Сербского.

Глава 72

«МАКАРОВ»

Сегодня приведенный на допрос Андрей Серебров выглядел более спокойным, чем накануне. Оно и понятно — явка с повинной требует титанических моральных усилий, приложив которые человек чувствует безразличие к окружающей обстановке. Это напоминает состояние спортсмена, преодолевшего тяжелую дистанцию. Первое время из него можно веревки вить, он будет безропотно выполнять любые подсказки окружающих. Но, хорошенько отдохнув, опять превратится в человека со своим характером и будет действовать самостоятельно.

Период «бесхарактерности» самое милое дело для следователей. Тут из арестованного можно вытянуть много важных подробностей. Поэтому Турецкий отложил все другие дела, чтобы окончательно разобраться с убийствами Прыжковой и Репиной.

— Расскажите, каким образом вы попали за кулисы Дворца государственных торжеств 10 ноября 1999 года.

— Я приехал в Москву с Козельской как ее режиссер, и она включила меня в список участников концерта. Я и пошел.

— И взяли с собой пистолет. Зачем?

— Ой, с этим пистолетом сплошная нервотрепка. Я купил его, чтобы… — Андрей сделал небольшую заминку, и Турецкий понял, что ему не хочется произносить слово «пристрелить», — отомстить Дергаче-ву. Но мои товарищи отговорили это делать.

— Какие товарищи? Кто именно?

— А что — это имеет значение?

— Если я спрашиваю, значит, имеет.

— Многие отговаривали.

— Ой, Серебров, Серебров, — покачал головой Александр Борисович. — Пришли с повинной, я надеялся на чистосердечное признание, на содействие следствию. А вы пытаетесь убедить меня в том, что, купив пистолет, ходили и всем говорили, что собираетесь убить Дергачева. Так я и поверил. Сказали от силы одному человеку и то после долгих сомнений.

— Правильно, — неожиданно улыбнулся Андрей, пораженный прозорливостью следователя. — Сказал своему институтскому приятелю Игорю Монахову.

Неожиданно в кабинет вошел Меркулов. В отличие от Грязнова, появляющегося тут, стоило хозяину освободиться, Константин Дмитриевич заходил, когда у него выдавалось несколько свободных минут. Поэтому бывал здесь редко. Поздоровавшись, он сел на стуле возле окна, деликатно рассматривая задержанного.

Александр Борисович сказал Сереброву:

— Дальше все понятно. Монахов отговорил вас, предложив нанять каких-нибудь бандюг, которые сделают то же самое за деньги, и вы останетесь в безопасности. Если понадобится, к этому вернемся. Вы про пистолет продолжайте.

— Когда он мне не понадобился, я смотрел на него не как на оружие, а как на опасную обузу. По идее, выбросить нужно, но жалко — большие деньги потрачены. Оставлять где-нибудь — тоже опасно, да и где, своего дома у меня нет. Вот и таскал его с собой. И в Москву взял. Там я останавливался у своего дядьки. В чужом доме даже не знаешь, куда положить. Вот я и пришел с ним на концерт.

— То есть в некотором роде случайно? Направляясь во дворец, у вас не было конкретной цели — убить Прыжкова?

— Боже упаси! Я даже не знал, что он там будет.

Турецкий недоверчиво посмотрел на него: