Пермская обитель - Фридрих Незнанский

Мрачный Валерий Антонович сделал несколько глотков кофе, после чего сказал:

— Наташа, по твоей милости я был поставлен в дурацкое положение.

— Я и сама оказалась в таком же, — парировала жена.

— Нет. Ты могла предвидеть ход событий. Я же был в полном недоумении. Кто такой Серебров? Какое он имеет к тебе отношение? Почему он оказался в моей квартире? Я уж не говорю про следователей, я даже перед похитителями выглядел простофилей. — Он сердито отодвинул недопитую чашку. — Теперь рассказывай. Пускай хоть задним числом узнаю, в чем замешана моя жена.

— Что рассказывать? — Как всегда в подобные моменты, когда муж чем-то недоволен, Наталья сделала вид, что обижена и вот-вот разревется.

— Все выкладывай. Кто такой Серебров и почему он находился в моей квартире?

— Валера, я же предупреждала тебя. Он друг моей хорошей знакомой и мой однокурсник по училищу.

— Это я помню. Но ты говорила, — повысил голос Валерий Антонович, — что они проживут в моей квартире несколько дней. На самом деле никакой приятельницы там и в помине не было. А был и есть молодой человек, который в свое время наломал немало дров в Перми, а недавно застрелил известную певицу и теперь прячется от правосудия.

— Какую певицу? — пролепетала Наталья.

— Людмилу Репину. Это произошло 10 ноября, в День милиции, ее убили во время концерта.

— Первый раз слышу об этом. Меня же не было в Москве.

— Да, у тебя алиби, — криво усмехнулся Шаргородский. — А наш квартирант тем временем убил на правительственном концерте человека. Когда следователь все это рассказал, у меня волосы встали дыбом. Никогда не чувствовал себя так погано.

— Может, это какая-то ошибка?

— Не мели вздор! Лучше скажи, откуда ты знаешь этого Сереброва.

— Но он правда мой однокурсник, очень талантливый вокалист. В «Пермской обители» мы занимались у одного преподавателя.

— Сколько лет прошло тех пор?! Ты уже работаешь в Большом театре. А он чем сейчас занимается?

— С ним случилось несчастье. Однажды зимой его ограбили и сильно избили, оставив без шапки на морозе. Он долго лечился, но не помогло — у него пропал голос. Не голос в смысле как голос человека, а голос как инструмент вокалиста. Поэтому сейчас он вертится в околомузыкальной тусовке.

— В Москве?

— Да, недавно приехал в Москву. Подрабатывает по ночным клубам и дискотекам. В общем, типичный неудачник.

— Репину он за что убил?

— Ты меня спрашиваешь?! — возмутилась Наталья.

— Это же не мой знакомый.

— Он продюсировал девушку из «Пермской обители». Я была в полной уверенности в том, что они вдвоем поселятся в Звездном.

— Я тебя спрашивал, хорошо ли ты знаешь этого человека. Ты говорила, да, скромный, в высшей степени порядочный.

— Я имела в виду, что он ничего не украдет.

— Ага. Что ж, возможно, заповедь «не укради» твой приятель соблюдает. Но вот насчет «не убий»… — На лице Шаргородского появилась гримаса, должная выразить сомнение. — Кстати, его подозревают еще в одном убийстве. Был такой эстрадный певец Игорь Прыжков, погибший при схожих обстоятельствах. Похоже, это дело рук того же высокоталантливого воспитанника «Пермской обители».

На мгновение Наталье показалось, что она упадет в обморок. Собравшись с силами, она постаралась придать своему голосу если не спокойствие, то хотя бы равнодушие:

— Выходит, он настоящий маньяк.

— На этот вопрос мне ответить трудно. Я с ним не учился.

Наталья решила, что сейчас можно перейти в наступление:

— Почему ты говоришь таким тоном, словно я виновата в этих преступлениях! Или ты, чего доброго, ревнуешь меня к Андрею?!

Спокойно и жестко посмотрев на жену, Валерий Антонович ответил:

— Нет, Наташа. В том смысле, какой люди обычно придают таким словам, я тебя не ревную. Уверен, что этого человека ты не любишь. Объяснить, откуда у меня такая уверенность?

Понимая, что сейчас услышит нечто для себя неприятное, возможно, даже оскорбительное, но теряясь в догадках, какой ответ последует, она едва слышно прошептала:

— Объясни.

— Потому, Наташа, что ты вообще никого не любишь, кроме себя.

Она пристыженно молчала, сидела не шелохнувшись, словно боясь вызвать неосторожным движением гнев мужа. Шаргородский, поблагодарив за завтрак, встал и вышел в коридор. Одевшись, он бросил жене: «Пойду пройдусь» и, не дожидаясь ответа, вышел, в сердцах хлопнув дверью.

Наталья знала за ним привычку снимать стресс ходьбой. Чем сильнее он выбит из колеи, тем дольше будет ходить, прежде чем окончательно успокоится. Оно и к лучшему, что ушел. Побудет одна, ей есть о чем подумать. О, если бы она умела так же легко снимать напряжение, как муж!

Наталья ничком бросилась на незастеленную кровать. Неужели Андрей в самом деле убил Прыжкова?! Ведь писали, что Игорь случайно попал в себя из собственного пистолета. Неужели выяснилось, что его застрелил Андрей?! Если станут разбираться, ее, солистку Большого театра, могут вызвать в суд как свидетеля, чего очень не хотелось бы. Тогда ведь позора не оберешься, да и Шаргородский может узнать пикантные подробности из жизни супруги.

Словно давая выход переполнявшей ее злобе, Наталья засучила ногами. Вот ведь навязался на ее шею! Жалкий, никчемный человек, воплощенный неудачник. Скорей бы разбирательство осталось позади. Пусть его посадят в тюрьму, лишь бы она больше о нем ничего не слышала.

В это время Валерий Антонович быстро шагал по Садовому кольцу в сторону Смоленской площади. Среди огорчительных событий последних дней особенно неприятным было поистине восточное коварство Наташи. Тут даже неважно, сама ли она стала жертвой обмана или умышленно ввела в заблуждение мужа, поселив своего знакомого в Звездном городке. В любом случае по отношению к нему Наташа поступила гнусно, и осознание этого факта камнем лежало на его душе и лишало привычной легкости. Хотелось вырваться из-под этого гнета, и ему опять вспомнилось парение планера, полет над коктебельскими предгорьями. Вспомнились две юные стюардессы, встреченные утром на Алтуфьевском шоссе. Почти машинально подняв руку, он остановил машину и попросил водителя отвезти его в Домодедово. Решил: сяду на ближайший рейс и этим же самолетом вернусь в Москву.

Пластиковая карточка была при нем, поэтому в аэропорту Шаргородский получил через банкомат деньги. Можно представить себе удивление кассирши, когда у нее попросили билет на первый попавшийся рейс. Самолет летел в Пермь. Когда он оторвался от земли, Шаргородский обрадовался, словно ребенок. Через овал иллюминатора виднелось крыло с рулевой лопастью, на конце крыла мелко подрагивал разрядник. За облаками появилось голубое небо. Совершенно безупречная голубизна, ее равномерность не нарушало ничто, не видно, что летят, может, просто повисли в пространстве…

Рядом с ним сидела миниатюрная девушка в черной водолазке. Когда принесли еду, они разговорились. У его соседки оказалось редкое имя — Янина. Летом она неудачно поступала в Гнесинское училище. Домой не вернулась, в Москве выступала по клубам. Янина сама сочиняет песни. Наиболее удачные из них хотела предложить известным исполнителям, да это очень трудно. Благо, случайно встретилась с одним земляком, Артуром, который помнил ее по музыкальному училищу, у них было шапочное знакомство. Тот перебрался в Москву, потому что у него есть давняя любовница, она теперь солистка Большого театра. Артур показал песни Янины известной певице Людмиле Репиной. Та же самым наглым образом приписала их авторство себе. Правда, о покойнице грешно говорить плохо, а Репина недавно погибла — была застрелена прямо во время концерта во Дворце государственных торжеств, сразу после своего выступления.

— Мне не дали выразить себя, и больше я слышать не хочу о шоу-бизнесе, — призналась Янина. — Но песни не запретишь. Буду преподавать, а песни сочинять только для души.

Этим же самолетом Валерий Антонович сразу вернулся обратно. Он надеялся, что долгожданный полет поможет ему снять стресс. Но когда приближался к дому, понял — не получилось.

Глава 71

ПЕРВЫЙ ДОПРОС

«Вот мы и встретились», — подумал Турецкий, с любопытством разглядывая сидевшего перед ним высокого худющего парня с нервическим лицом, в глазах которого не было страха перед неизбежным наказанием. В них сквозила граничащая с безразличием усталость, обычно возникающая после томительных переживаний.

Допрос начался с привычных формальностей: имя, дата рождения, место прописки. Паспорт и «Макаров» уже были переданы Турецкому, лежали перед ним на столе.

Потом допрос сошел с наезженной колеи. Александр Борисович подробно интересовался учебой Сереброва, отзывами преподавателей. Андрею было неловко пересказывать хвалебные слова о его пении, которые в свое время говорил Иван Иванович. И Турецкий, которому Яковлев передал узнанные им в Перми восторженные отклики, понял, что Серебров скромничает. Все же он долго спрашивал арестованного и про выступления, и про отклики прессы, узнавал про его соучеников. Андрею казалось, что следователь залезает в совершенно ненужные дебри, но тот по-прежнему допытывался про период его жизни, который предшествовал январской трагедии на пустыре.