Скажи волкам, что я дома - Кэрол Брант

Я снова сделала глубокий вдох, вбирая в себя запах пальто. Монорельсовая дорога изогнулась плавной дугой — из Индии в Непал, — а я сидела и грезила, что все это происходит на самом деле. Что я прижимаюсь лицом к груди Финна. Что боль покинула мое сердце и превратилась во что-то реальное. Что сейчас я открою глаза и увижу, как Финн улыбается мне.

Тоби прижался щекой к моей макушке, его слезы ручьем стекали мне на лицо и щекотали мои глаза, так что казалось, будто я тоже плачу. Слезы Тоби текли по моим щекам, по моим губам. Я не знала, можно ли заразиться СПИДом через слезы, но мне было уже все равно. Меня уже не волновали такие вещи.

Мы сидели так до конца поездки, и я задавалась вопросом, грезил ли Тоби о том же самом, о чем грезила я. Может быть, он тоже мысленно превращал меня в того единственного человека, которого по-настоящему любил.

Поезд подъехал к платформе, но мы продолжали сидеть обнявшись. Я повернула голову, чтобы посмотреть, что происходит в вагоне, и вытерла мокрую щеку о колючее шерстяное пальто Тоби. Мать семейства — с ней было четверо детей — таращилась на меня. Я посмотрела ей прямо в глаза и вдруг поняла, как мы выглядим со стороны. Я и Тоби. Выглядим совершенно неподобающе. Но меня это не волновало. Я потянула Тоби за рукав, и мы оба встали, не разжимая объятий. Никто не знает нашей истории, подумала я. Никто не знает, какая печальная у нас история.

Мы вышли из Азии обратно в Северную Америку. Опять прошли мимо вольера с волками. Только волков мы не видели. Возможно, они где-то прятались, притворяясь, что они на свободе. Возможно, они понимали, что здесь, в неволе, они не похожи сами на себя, а похожи на обыкновенных собак. Мы с Тоби остановились у ограждения и долго смотрели на эту миниатюрную версию Великих равнин. Прямо напротив вольера с волками стоял стилизованный тотемный столб высотой примерно в человеческий рост. Синяя и красная краска облезла на головах орла, медведя и волка. Я обернулась к Тоби.

— Дайте мне ваше пальто.

— Нет. Зачем?

— Просто дайте. Пожалуйста.

Тоби нахмурился. Посмотрел на меня умоляющим взглядом. Но я стояла, уперев руки в боки, и через пару секунд Тоби, понурив голову, принялся медленно расстегивать пальто. Как только он расстегнул последнюю пуговицу, я тут же стянула с него пальто, перебросила его через руку и подошла к тотемному столбу. Я обернула тяжелое серое пальто вокруг столба и застегнула его на все пуговицы, так чтобы орлиная голова торчала сверху. Потом я отступила на пару шагов и прищурилась, склонив голову набок.

— Отлично, — сказала я с улыбкой, но, когда повернулась к Тоби, увидела, что он стоит на том же месте. Я увидела, что от него почти ничего не осталось. Он был в той же футболке со скелетами динозавров, в которой встретил меня, когда я в первый раз приезжала в квартиру Финна, и его руки были усыпаны какими-то темными струпьями. Он стоял как потерянный под теплым апрельским солнцем и был похож на какого-то зверя, с которого сняли шкуру. Стоял, глядя себе под ноги, и понуро молчал.

— Они будут его сторожить, да? — сказала я, указав на вольер с волками.

Тоби обхватил себя руками, как будто он распадался на части и пытался удержать себя от распада.

— Я просто подумала… может, нам стоит попробовать как-то все преодолеть? Может, уже пора двигаться дальше?

Тоби поднял голову и посмотрел на меня. Еще недавно он казался мне постаревшим на несколько лет, но сейчас, без пальто, он выглядел моложе. Сейчас он был таким маленьким, хрупким — от него и вправду почти ничего не осталось. Он смотрел на меня озадаченно и растерянно.

— И куда же нам двигаться?

Я не знала ответа на этот вопрос, и мне вдруг стало стыдно. Я чувствовала себя полной дурой. И вдобавок — предательницей. Как будто я предаю Финна. Вот Тоби, верный и преданный Тоби, который живет только памятью о Финне. И вот я. Со своей поизносившейся любовью. Двигаться дальше. Какая банальность! Я чувствовала, как горят мои щеки. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Я смотрела на пальто на тотемном столбе, и мне было неловко и стыдно. Еще минуту назад мне казалось, что это так символично и мудро, но теперь я поняла, что так мог поступить только глупый ребенок. Маленький глупый ребенок, не имеющий никакого понятия о том, что такое настоящая любовь.

Я опустила голову, молча расстегнула пальто, сняла его со столба и отдала Тоби, не глядя ему в глаза.

Он так же молча надел пальто, и я вдруг все поняла. Конечно, Грета была права. Не было никаких «нас». Тоби лишь выполнял просьбу Финна. Он делал то, о чем просил его Финн. Ни больше ни меньше.

Когда мы сели в машину, Тоби открыл бардачок, достал оттуда мой паспорт и положил его на приборную доску.

— Не забудь взять, — сказал он, не глядя на меня.

Темно-синяя книжечка отражалась в лобовом стекле, и казалось, что там лежат два паспорта. Два напоминания о моей глупой затее. Я взяла паспорт и открыла его на странице с фотографией. Тоби отклеил записку, и с фотографии на меня смотрело мое улыбающееся лицо, каким оно было в одиннадцать лет. Глупо, глупо, глупо. Я бросила паспорт на пол, рядом с моим рюкзаком. И загнала его ногой под сиденье.

Потом повернулась к Тоби и сказала:

— Я знаю, что вы познакомились с Финном в тюрьме.

Он на секунду пришел в замешательство. Как будто подумал, что просто ослышался. На самом деле меня совершенно не волновала история с тюрьмой. Грета считала, что это ее главный козырь, но я себя чувствовала как Нелли из «Юга Тихого океана». Нелли было не важно, что Эмиль — убийца. Она могла это простить. Для нее это было ничто. Она не сумела простить и понять другое. Преступления, которые сам Эмиль не считал чем-то преступным и даже не думал, что в чьих-то глазах это может казаться грехом.

Тоби сжал руки перед собой.

— Ты знаешь?

Я молча кивнула.

— И продолжаешь со мной встречаться?

Я снова кивнула.

— И тебе интересно, почему я попал в тюрьму, да?

Я пожала плечами.

— Я не преступник, не бойся.

— А я, можно подумать, боюсь.

Тоби пристально посмотрел на меня. Потом обвел взглядом ряды машин на стоянке, а когда вновь повернулся ко мне, лицо его было очень серьезным.

— Если я не расскажу, ты себе всякого нафантазируешь, а я этого не хочу. — Вид у него был встревоженный. И даже не просто встревоженный, а какой-то затравленный. Он обхватил голову руками. — Это все так нелепо. Совсем из другой жизни.

Я ничего не сказала.

— Ну, хорошо. Слушай. Я тогда был студентом. Учился в Королевской академии искусств. На музыкальном отделении. Жил на стипендию. Родители не давали мне денег. Вообще делали вид, будто у них нет сына. Так что я иногда подрабатывал. Играл на гитаре на станциях подземки. И вот как-то вечером… — Тоби сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. — Я пытаюсь рассказать тебе, как все было. В тот день, в субботу, я тоже играл в подземке. Был уже поздний вечер. Мне некуда было идти, я играл на гитаре на станции, и там были какие-то пьяные парни. Я даже помню, что именно играл. Ту самую фугу Баха, знаешь? — Я кивнула, хотя не знала вообще никаких фуг Баха. — Я погрузился в нее целиком, в эту музыку. Иногда так бывает. Иногда, когда я начинаю играть, я обо всем забываю… где я и кто я… музыка словно уносит меня куда-то далеко-далеко, и я весь — в ней, а она — во мне. И тут вдруг удар. Кто-то ударил меня по ребрам. Ногой. Со всей силы. Я отлетел назад, вцепившись в гитару. Она досталась мне от деда-испанца, маминого отца. Кроме этой гитары, у меня не было ничего. За себя я не боялся. На мне все заживало как на собаке. Но если бы что-то случилось с гитарой, мне было нечем ее заменить. Их было четверо. Четверо здоровенных пьяных парней. Кто-то из них ударил меня по голове. Я услышал, как приближается поезд. Его свист прорвался сквозь удары. Вот так мне это и запомнилось: как будто тот поезд пытался меня позвать. Один из парней уже вырывал у меня гитару, я снова услышал шум поезда и собрал все свои силы… даже не знаю, откуда во мне взялось столько сил… но я толкнул его, Джун. Я столкнул того парня на рельсы. Я даже не чувствовал, что у меня была сломана лодыжка. Вообще ничего не чувствовал. Я просто сбросил его с платформы, прямо на рельсы. Буквально за пару секунд до того, как поезд выехал из тоннеля.

— И он, что…?

Тоби покачал головой.

— Ему отрезало ноги, — сказал он, глядя в сторону. — Вот почему я попал в тюрьму. Я все тебе рассказал. А ты уж сама решай, хочешь ты теперь со мной встречаться или нет.

— Но вы же не виноваты, — сказала я. — Они первые начали.

Тоби пожал плечами.

— Все равно это было неправильно.

— Но… они же отняли у вас столько лет. Они…

Тоби долго молчал, а потом тихо проговорил:

— Но они подарили мне Финна.

Он сказал это так, словно не сомневался, что это был очень выгодный обмен. Что, если бы он мог выбирать, он бы сделал все так же, как в первый раз. Снова бы столкнул человека под поезд и пожертвовал годами собственной свободы, если бы это была единственная возможность встретиться с Финном. Я подумала, что это очень неправильно, очень страшно и очень красиво.