История Крестовых походов - Жан Жуанвиль

Перед самым рождением ребенка она приказала всем, кроме этого рыцаря, оставить ее покои. Затем королева встала на колени перед этим пожилым человеком и попросила его оказать ей услугу; он согласился и поклялся сделать все, о чем она просит. «Вы дали мне клятву, — сказала она ему, — и я прошу, что, если сарацины возьмут город, вы отрубите мне голову прежде, чем я им достанусь». И рыцарь ответил ей: «Не сомневайтесь, что я это сделаю без промедления, потому что я уже думал убить вас раньше, чем они доберутся до нас».

Королева родила сына, который был наречен Жаном. Ее приближенные звали его Тристрамом из-за великих горестей, которые сопровождали его появление на свет. В тот день, когда она разрешилась от бремени, ей рассказали, что люди из Пизы, Генуи и других вольных городов собираются бежать из Дамиетты. На следующий день она собрала их всех у своего ложа. Помещение было полно людьми, и она сказала им: «Господа, не оставляйте этот город, ибо вам должно быть ясно, что если мы потеряем его, то король и все, кто попал в плен вместе с ним, без сомнения, погибнут. Если эта мольба не тронет вас, то, по крайней мере, сжальтесь над этим бедным крохотным созданием, что лежит здесь, и подождите, пока я не оправлюсь».

На что они ответили: «Госпожа, но что мы можем сделать? В этом городе мы умираем от голода». Королева сказала, что они не должны покидать город из-за страха голода. «Потому что, — сказала она, — я прикажу от своего имени купить всю еду в городе и отныне буду содержать всех вас за счет короля». Обсудив между собой положение дел, они вернулись к королеве и сказали ей, что охотно останутся. И затем королева — да благословит ее Бог! — скупила все припасы в городе на сумму триста шестьдесят тысяч ливров. Но ей пришлось подняться со своего ложа раньше назначенного времени, потому что город должен был быть сдан сарацинам. Так что она направилась в Акру ждать появления короля.

Пока его величество ждал освобождения графа де Пуатье, он послал брата Рауля, монаха-доминиканца, к эмиру Фарессу-ад-дину-Октаю, который был одним из самых честных сарацин из всех, которых я когда-либо видел. Этот монах сказал ему, что король предельно изумлен, что он и другие эмиры позволили так грубо нарушить договор: они перебили всех больных, о которых клятвенно обещали заботиться, разбили на куски его осадные машины, сожгли тела больных, а также запасы солонины, которые тоже обещали сохранить.

Отвечая монаху, Фаресс-ад-дин-Октай сказал: «Иди и скажи своему королю, что по моим законам я не сделал ничего, за что должен просить прощения, но я очень огорчен. И кроме того, предупреди его величество, чтобы он, пока находится в наших руках, ничем не показывал, что это печалит его, — ибо это будет означать его смерть». Кроме того, эмир высказал мнение, что, как только король окажется в безопасности в Акре, он сможет снова поднять этот вопрос.

Глава 11

КОРОЛЬ В АКРЕ

Поднявшись на борт, король убедился, что его люди ничего для него не подготовили: ни постельного белья, ни одежды. Так что, пока мы не добрались до Акры, ему приходилось лежать на матрасе, полученном от султана, и носить ту одежду, что дал ему султан. Она была из черного атласа, оторочена мехом горностая и серой белки и украшена большим количеством пуговиц, все из чистого золота.

Из-за плохого состояния моего здоровья все шесть дней, что мы были в плавании, я провел сидя рядом с королем. За это время он рассказал мне, как был взят в плен и как с Божьей помощью выторговал выкуп за себя и за нас. Он заставил меня, в свою очередь, рассказать, как я был взят в плен на воде, и, выслушав мою историю, сказал, что должен испытывать большую благодарность Господу нашему, который спас меня от столь серьезной опасности. Король глубоко скорбел о смерти своего брата графа д'Артуа и сказал, что, будь он жив, никогда бы не покинул общество короля, как сделал граф де Пуатье, а явился бы повидаться с ним на борт его галеры.

Король пожаловался мне также на другого своего брата, графа д'Анжу, который, хотя и находился на борту того же судна, редко бывал в его обществе. Как-то, спросив, чем занимается граф д'Анжу, король услышал, что он играет в кости с Готье де Немуром. Невзирая на болезненную слабость, король неверной походкой подошел к игрокам. Он схватил доску и кости, выкинул их в море и громогласно обвинил своего брата в том, что тот так быстро занялся азартными играми. Тем не менее упреки короля пошли на пользу мес-сиру Готье, потому что он сгреб себе на колени все деньги со стола — а их там было достаточно — и убежал с ними.

А теперь я собираюсь рассказать вам о бедах и испытаниях, пережитых мною во время пребывания в Акре и от которых Господь, в которого я всегда верил и буду верить, в конце концов избавил меня. Я пишу об этом потому, что те, кто слышал о них, не теряли веру в Господа в час своих испытаний и убеждались, что Он готов помочь им, как помог мне.

Первым делом позвольте поведать, как по прибытии короля в Акру все священнослужители и горожане большим шествием вышли к берегу, чтобы с большой радостью встретить его. Кто-то подвел мне коня, но, сев в седло, я почувствовал слабость и попросил человека, который привел коня, поддержать меня, потому что боялся, что могу упасть. С большим трудом я поднялся по ступенькам королевского зала и, войдя, сел у окна. Рядом со мной стоял маленький мальчик, лет десяти от роду. Это был Бартелеми, незаконный сын Ами де Монбельяра, хозяина Монфокона.

Меня никто не замечал, и я продолжал сидеть здесь, когда ко мне подошел слуга в красной накидке с двумя желтыми полосами. Он поклонился мне и спросил, знаю ли я его. Я сказал, что нет, не знаю. Тогда он сказал, что прибыл из замка моего дяди в Уазле. Я осведомился, чьим слугой он был, и он ответил, что ничьим, но хотел бы остаться при мне, если я того пожелаю. Я был бы очень рад нанять его, сказал я ему. Затем он отошел и принес мне какую-то белую шляпу, чтобы прикрыть голову, после чего очень аккуратно причесал мне волосы.

Вскоре король послал за мной, чтобы я отобедал с ним. Я отправился к нему в коротком плаще, который во время моего пребывания в заключении сделал из остатков одеяла. То, что осталось от одеяла, вместе с четырьмя мотками шерсти я дал маленькому Бартелеми. Мой новый прислужник, Гуйимин резал для меня мясо и, пока мы сидели за обедом, отнес еду мальчику.

Гуйимин пришел сказать, что нашел комнату для меня рядом с ванными, где я могу смыть грязь и пот, принесенные из тюрьмы. С наступлением вчера я опустился в свою ванну, но вдруг у меня закружилась голова, и я потерял сознание. Мой слуга с большим трудом вытащил меня из ванны и отнес в постель. На следующий день старый рыцарь Пьер де Бурбон пришел повидаться со мной, и я взял его к себе на службу. Он исправно был при мне в городе, обеспечив необходимой одеждой и всем прочим.

Как только на четвертый день нахождения в Акре я обрел подобающий вид, то отправился повидаться с королем. Он упрекнул меня, сказав, что я был не прав, так долго не приходя к нему. Он приказал мне, если я ценю его любовь, каждый день приходить и делить с ним трапезу, утром и вечером, пока он не решит, что ему делать — то ли возвращаться во Францию, то ли оставаться за морем.

Я рассказал королю, что Пьер де Куртене задолжал мне четыреста ливров из моего жалованья и отказывается возвращать их. Его величество ответил, что возместит мне эту сумму из денег, которые должен Пьеру де Куртене, что он и сделал. По совету Пьера де Бурбона мы оставили сорок ливров на текущие расходы, а остальные вручили на хранение управляющему дворцом ордена храмовников. Когда эти сорок ливров были потрачены, я послал отца Жана Кайма из Сент-Менеу, которого взял с собой за море, принести мне такую же сумму. Управляющий сказал ему, что у него нет никаких моих денег, и вообще он меня не знает.

Поэтому я отправился повидаться с братом Ренье де Вишье, которому король в обмен на то внимание, что храмовники оказали ему во время пленения, помог стать гроссмейстером ордена храмовников. Я пожаловался на его управляющего, который не возвращает мне деньги, отданные ему на хранение. Услышав это, гроссмейстер возмутился и сказал мне: «Мессир Жуанвиль, я испытываю к вам большую симпатию, но должен предупредить вас, что, пока вы не откажетесь от своего требования, я не могу считать вас своим другом. Ибо вы пытаетесь убедить людей, что члены нашего ордена воры». Я ответил ему, да благословит меня Господь, что не отзову своего требования.

Целых четыре дня я был в тяжелом положении, как и должен чувствовать себя человек, у которого нет денег на расходы. В конце этого срока ко мне пришел гроссмейстер ордена храмовников и, улыбаясь, сказал, что нашел мои деньги. Что касается того, как они были найдены, я могу сказать лишь, что он отправил управляющего дворцом в деревушку Сефури, а тот, кто пришел на его место, вернул мои деньги.