Россия: Подноготная любви. - Алексей Меняйлов

Глава двадцать третья. ТАЙНА ЧЕЛОВЕКА, ВНЕСШЕГО КРЕСТ НА ГОЛГОФУ

Откроем Евангелие:

Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его.

И заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его.

И когда повели Его, то, захвативши некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом.

И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем.

Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших; ибо приходят дни, в которые скажут: "Блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!"

Тогда начнут говорить горам: "падите на нас!" и холмам: "покройте нас!"

Ибо, если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?

Вот что записано о жизни и внутреннем мире Симона Киринеянина в Новом Завете.

Согласитесь, что много и исчерпывающе.

Из одного того, что о Симоне рассказывают - и притом так подробно! - три из четырех евангелистов, следует, что познание о судьбе и внутренней жизни этого человека очень важно для полнокровного бытия личности.

Как во времена Матфея, Марка и Луки, так и в наше время, малейшая, в одно-два слова, деталь, раскрывает не только материальные и культурные аспекты жизни человека, но показывает также и его семейную и нравственную жизнь, и даже позволяет с высокой степенью достоверности говорить о судьбе его родителей и детей.

Например, достаточно сказать, в каком городе живет наш современник, и многое сразу становится понятно. Если в недалеком прошлом выяснялось, что девушка из города Иваново, то с высокой степенью достоверности можно было утверждать, что она работает на одном из многих грандиозных по числу работников, прядильных или ткацких предприятий, работать на которые съезжались девушки со всей страны, и что ей, вероятно, трудно выйти замуж. А если девушка из курортного города, где нет никакой иной промышленности, кроме так называемой "индустрии отдыха", то высока вероятность, что она в ней и работает, а царящие в подобных учреждениях нравы оказали влияние на ее поведение. Отсюда и особенности ее брачной жизни, и обилие определенного рода несчастий у ее детей. Всего только знание о месте жительства, всего одно слово, а сколько информации!

О Симоне же Киринеянине сказано многократно больше!

Начнем по порядку приведенных в начале главы цитат.

Матфей написал благовестие о Христе, как известно, для иудеев (это очевидно из обилия в его Евангелии цитат из Ветхого завета - источника авторитетного в то время только для уже верующего в Единого истинного Бога, и притом иудея). Естественно, что только евреи и причисляющие себя к иудеям паломники знали тогда подробности жизни в Иерусалиме - в частности, знали подноготную правду об эмиграции. Действительно, одна часть евреев древний Иерусалим покидала (уезжали, скажем, в Рим, город исключительно выгодный с точки зрения прибыльной торговли), а другая, напротив, из рассеяния в Иерусалим возвращалась (по разным, вероятно, причинам). Города, как в наше время, так и тогда, один от другого отличались нюансами психологической атмосферы, и еврею I века для полной характеристики Симона достаточно было знать только, что он родом из главного ливийского города - Киринеи, и оттуда переселился в Иудею. "Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его" (Мф. 27:32). Все в мире не случайно, и для сведущего иудея было естественно, что именно переселившийся из Киринеи в Иерусалим понес крест Господу.

(Для других же категорий читателей, как следует из текстов Евангелий Марка и Луки, писавших для неиудеев, необходимы были другие детали.)

Есть, правда, и еще один уровень толкования текста Матфея. Дело в том, что всякий текст диалогичен. Иными словами, всякий текст, так же, как и устная речь, есть диалог с пока несогласным конкретным или воображаемым собеседником. Например, в любом, даже не очень "толстом" комментарии к Библии сообщается, что для понимания как Евангелия от Иоанна, так и его посланий необходимо все время иметь в виду, что апостол писал с целью опровергнуть вкравшиеся в Церковь ложные воззрения гностиков; спорит он с ними каждым словом своих книг и посланий.

Каким именно заблуждениям противостоит, в отличие от апостола Иоанна, евангелист Матфей, в толкованиях не сообщается, но, очевидно, что противостоит он извратителям христианства, тем из них, кто был взращен на почве иудаизма. Поскольку люди с веками не меняются, то можно предположить и даже нисколько не сомневаться, что - подобно тому, как в средневековых католических монастырях, обильно зарабатывавших на поклонении толпы сомнительного рода реликвиям типа краеобрезания младенца Христа (коих по разным монастырям было не менее 37 единиц хранения), - и на раннеапостольской церкви пытались паразитировать достаточно много людей с якобы особыми заслугами перед Господом и Церковью, которые, скажем, помогли Христу нести на Голгофу крест. (Зафиксировано более 800 человек, которые на субботнике на Красной площади якобы помогали Ленину нести единственное в его жизни бревно.) Защищая Церковь от жуликов-единоплеменников, Матфей и сообщает, что не кого иного, а именно Симона Киринеянина, "сего заставили нести крест Его" (Мф. 27:32).

Следующий евангелист, Марк (самый энергичный и динамичный из евангельских рассказчиков, что проявляется в особенности его стиля и выбранных им образов), подробностями нас просто одождил. Он нам рассказал, что Симон:

- носитель еврейского имени Симеон;

- родом из Киринеи, города на африканском побережье Средиземного моря;

- отец Александра и Руфа;

- в утро распятия "шел с поля".

Само имя "Симон", его происхождение - даже вне зависимости от своего конкретного значения (Симеон - в переводе с др.-евр. - "слышанье", "услышал" Господь) - серьезнейший источник информации о системе мировосприятия родителей названного человека, а также и его самого. Тем более, что в древности наречению придавали гораздо большее значение, чем в наше время. Действительно, ребенок руководим представлениями о нем родителей, что отражено в имени, кроме того, имя не может не вызывать у его носителя определенных ассоциаций, оказывая тем самым влияние на его жизнь. Имя родоначальника одного из колен Израиля, Симеона, среди евреев было, видимо, популярно всегда, и не удивительно, если этим именем называли сына родители, жившие в Иудее или в ином месте компактного проживания иудеев, - это может быть во многом дань традиции или просто незнание других имен. Другое дело, если семья проживает в городе греко-римской культуры, таком, как Киринея той эпохи, - тут угадывается сопротивление окружающей языческой культурно-бытовой среде. Таким образом, наречение сына именем "Симеон", видимо, говорит или об ортодоксальности воззрений родителей Симона, проживавших в городе греко-римской культуры (и скорее всего, в нем и родившихся), противостоявших влиянию этой культуры и отстаивавших иудаизм, или, что то же самое, о принадлежности этих жителей кварталов еврейской диаспоры к торгашескому братству, иерархии, субстае.

А вот имена двух упомянутых сыновей самого Симона, напротив, - греческое и римское. "Александр" - по-гречески победитель. "Руф" - по-латыни рыжий. Что стояло за тем, что Симон так нарек своих сыновей: уподобление окружающему населению (переход в их стаю, что возможно только по молодости, да и то временно) или нечто иное?

Родители Симона инициаторами наречения внуков нееврейскими именами, скорее всего, быть не могли: если уж в молодости они предпочли назвать своего сына (то есть, в некотором смысле, себя) еврейским именем, то с возрастом подобные предпочтения обычно только усиливаются. Кроме родителей Симона и самого Симона инициатором наречения сыновей такими именами могла быть его жена - теоретически, в особенности, если она была нееврейкой. Но это только теоретически. То, что в семье решающим было все-таки слово мужа, следует даже не из декларируемых традиций той эпохи, но, в большей степени, из того, что Симон с сыновьями оказался не где-нибудь, а в Иерусалиме и притом владельцем поля. (То, что Симон был именно владельцем поля, высоковероятно. Люди биофильного склада - а, как мы увидим далее, Симон таковым, несомненно, был - стремятся к независимости в любой области своей жизнедеятельности - в том числе и производственной. Симону этого достигнуть было несложно - как человеку физически крепкому - иначе бы не смог донести крест - и отцу как минимум двух сыновей, явно не бездельников. Таким образом, на момент встречи со Христом Симон в худшем случае был лишь потенциальным владельцем поля.) Итак, раз Симон оказался в Иерусалиме и притом владельцем поля, то, следовательно, его жена была женой. Ведь склонная к доминированию женщина не позволит мужу - выходцу из семьи городского торговца - превратиться в крестьянина и от этого потерять в заработке. Тем более, она не захочет при этом отправиться на чужбину. Казалось бы, Симон мог переселиться, овдовев. Однако в семье, где доминирует мать, отца сыновья обычно ни в грош не ставят, и если бы Симон, овдовев, предложил им перебраться в Иерусалим, они бы, скорее, перебрались в столицу, в Рим. Да и их, если они были сыновьями женщины-нееврейки, в Иерусалиме теплый прием не ждал. Следовательно, высоковероятно, что мать их была еврейкой, позволявшей мужу быть мужчиной, главой дома, тем не только самореализуясь как женщина, но и оберегая психическое и нравственное здоровье своих сыновей, - она же не противилась желанию мужа назвать сыновей греческим и римским именами.