Эмигрантка в стране магазинов - Диана Луч

Однако на этом практическое приведение в жизнь народной мудрости, гласящей: «сила есть – ума не надо», у него не закончилось. Только на моей памяти Хуан сумел оторвать ручной тормоз в своей машине, вследствие чего врезался на ней в рядом стоящее дерево; сорвал кран от умывальника, из которого под напором стала литься вода, и ею чуть не затопило весь наш магазин; и, в довершение ко всему прочему, каким-то непостижимым уму образом, поправляя очки на носу у своего шестилетнего сына, он умудрился раздавить их пальцами, так что осколки от стекол изрезали бедному пацану лицо. И все же самым кульминационным историческим моментом был тот, когда Хуан сам себе чуть не оторвал яйца. Неудачно защемив их металлической молнией от джинсов, вместо того, чтобы постараться раскрыть ее книзу, каратист-камикадзе со всей силы рванул ее по направлению вверх, и тогда металлическая молния зацепила нижнюю часть его полового члена. В итоге создалась критическая ситуация, разрешить которую без вмешательства медицинских работников было крайне сложно. Внимательно осмотрев доставленного в отделение скорой помощи Хуана, врач предложил ему плотно зажмуриться, а сам в это время рывком оттянул молнию вниз, и тогда само собой осуществилось традиционное в мусульманском и иудейском вероисповедании обрезание, или, выражаясь медицинским языком, удаление крайней плоти на половом члене.

Другой «поведенческой моделью» нашего магазина была красавица Инесс, продавщица из секции одежды для серфинга, чье участие в любом разговоре ограничивалось беззвучной мимикой и безотрывным взглядом, и это, разумеется, ее собеседникам очень быстро надоедало. Так или иначе, когда Инесс сменила профессию уборщицы на должность продавщицы, перед ней встала насущная жизненная задача – развить у себя коммуникативные способности. Вот только как это сделать, она не знала. Надо заметить, что в стремлении Инесс стать приятной собеседницей имелась одна очень существенная проблема. Никто ей не объяснил, что самым главным в общении является содержательный компонент, или, как его еще называют, смысловой, и что без предварительно сформулированной мысли речи не может быть в принципе. Как известно, язык сам по себе не способен что-либо говорить и о чем-либо информировать, за исключением случаев психических заболеваний и алкогольного опьянения. При нормальном же функционировании мозга большие полушария осуществляют отбор и контроль информации, которая потом попадает к нам на язык и, озвучиваясь, становится речью. Но, похоже, о физиологии мыслительных процессов Инесс не имела ни малейшего представления, а потому решила развивать свои коммуникативные способности по принципу выработки условных рефлексов на определенные вербальные стимулы. А как это выглядело практически, сейчас расскажу.

Первый раз я познакомилась с ней при следующих обстоятельствах. В тот день директор магазина распорядился поставить меня на кассу в секцию, где Инесс работала продавщицей. И поскольку я давно хотела познакомиться с ней поближе, то поздоровавшись, сразу же завела разговор. «Какая у вас умопомрачительная новая коллекция! Мне особенно вон та синяя кофта на молнии нравится», – сказала я и для пущей убедительности указала на понравившуюся вещь. В ответ Инесс подняла на меня свой немигающий взгляд и тихо, будто эхом, повторила: «Синяя». Я немного растерялась и была уже не рада упомянутому мной слову, предположив, что оно воздействовало на Инесс наподобие факирской дудочки для кобры. Чтобы прервать образовавшуюся в беседе длинную паузу, а заодно и избавиться от приклеенного к моему лицу взгляда напарницы, я быстро перевела разговор на другую тему: «Какая сегодня чудесная погода, правда? Солнышко светит и свежим ветерком слегка обдувает!» Однако Инесс, неотрывно глядя мне прямо в глаза, снова повторила за мной: «Свежим ветерком слегка обдувает». Сказать по правде, это меня насторожило. «А может, это не человек, а какой-нибудь зомби или японская механическая игрушка? – пронеслось у меня в голове. – У них такие, наверное, уже научились делать. Ё-моё, до чего дошла наука!» Но вместе с тем тревожная мысль не давала покоя: «А если это все-таки зомби? Они ведь, зомби-то, всегда так улыбаются перед тем, как наброситься и съесть… Ой, мамочки!» И все же, решив в последний раз протестировать Инесс на наличие попугайского рефлекса, я обратилась к ней со следующим вопросом: «А ты давно здесь работаешь?» «Давно», – эхом прошуршала Инесс, все больше цепляясь своим карим взглядом за мои, к тому времени уже оголенные нервные клетки. «Как давно?» – «Давно». Сказав ей, что мне срочно надо справить нужду, я пулей выскочила из-за кассы и галопом понеслась в другую секцию, куда меня чаще всего отправляли рассчитывать покупателей. Прибежав туда, я принялась взахлеб рассказывать сотрудникам о странностях поведения Инесс: «Просто не знаю, что делать?! Она что, говорить не умеет? Повторяет за мной каждое слово. При этом безотрывно смотрит в глаза, как вурдалак… аж мороз по коже… так, что кажется, будто поджидает удобного момента, чтобы наброситься на меня и съесть». Выслушав мой сбивчивый рассказ, коллеги по работе сочувственно улыбнулись и обнадежили: «Да нет, она такая по жизни, успокойся, пока еще никого не съела».

На самом же деле ларчик открывался до неприличия просто. Словарный запас у Инесс не отличался разнообразием, и, зная об этом, она очень стеснялась в беседе хоть чем-нибудь себя проявить. Но поскольку хочешь не хочешь, а отношения с сотрудниками по работе налаживать надо, она решила прибегнуть к вспомогательным средствам. В частности, разобраться с тем, чего же от нее ожидают окружающие, ей помогла книга какого-то практического психолога, оказавшаяся самой дешевой на полке пособий по развитию коммуникативных навыков. Впоследствии Инесс поведала мне о том, как на страницах приобретенного ею произведения автор уверял, что для установления контакта с понравившимся человеком вполне достаточно безотрывно смотреть ему в глаза и периодически повторять отдельные слова из его же фраз, параллельно с этим копируя мимику и телесные движения собеседника. «Что же это за руководство такое? – засомневалась я. – По гипнозу что ли?» – «Нет, – замотала головой Инесс, – оно называется: “Как расположить к себе собеседника”». – «Слушай, – продолжила я, – а ты нормальные книги читать пробовала? Достоевского, Шекспира, Хемингуэя, Уайльда? Про «Войну и мир» Льва Толстого когда-нибудь слышала? Попробуй, полистай ее перед сном, очень душевная книжка. Понимаешь, на мой взгляд, тебе просто нужно почаще над чем-нибудь задумываться, но не на уровне примитивных поведенческих ловушек, а анализировать все происходящее. Понимаешь, о чем я веду речь? Нужно задумываться о содержании жизненных событий, пытаться проникнуть в их суть… Неужели тебе это не интересно?» Но, к сожалению, дело обстояло именно так. Заинтересовать Инесс в обретении информационно-аналитического багажа, которым она не обзавелось в ранее прожитые годы, оказалось практически невозможно, поэтому, как и прежде, она продолжала пользоваться советами психолога, описавшего на страницах своей книги разные технические трюки для налаживания контакта с окружающими людьми.

В общем же и целом многолетний опыт общения с европейцами показал мне, что в большинстве своем те не обладали, мягко говоря, значительным культурным багажом. «А что же у них все-таки было?» – спросите вы. Любопытство и неиссякаемая способность к сплетням и интригам в любое время суток. Причем самое удивительное заключалось в том, что последнее практически не зависело от их образовательного уровня. И уборщицы, и продавцы, и профессора университетов, и врачи, и маркетинговые директора – все подряд обожали сплетничать, при этом, как правило, находясь всего в паре метров от объекта своей критики и повернувшись к нему спиной. Однажды я поинтересовалась: «А почему так близко?» И тогда в ответ мне прозвучало: «А чтоб эта сволочь слышала, что я о ней думаю».

Не скрою того, что и я не избежала подобной участи. Правда, однажды, не выдержав, подошла к стоявшей поблизости дамочке, которая во весь голос нелицеприятно обо мне отзывалась, и спокойным тоном, без единой нотки раздражения, спросила у нее: «Ты так громко кричишь потому, что пытаешься докричаться до моей совести или потому, что у тебя самой ее нет?» Ехидная дамочка в ответ мне заулыбалась пожелтевшими пломбами на неправильном прикусе и ласково прошипела: «А вы, русские, все такие невоспитанные или только ты?» Откровенно говоря, в свою эмигрантскую бытность я не переставала удивляться тому, как моя национальность неизменно служила европейцам веским аргументом для сведения счетов. Кстати говоря, если бы я была европейкой, то наш спор запросто мог бы разрастись до масштабов крупной ссоры, и при этом круг сочувствующих разделился бы на две, возможно, не равные по количеству, но все же на две группы. Кто-то выступил бы в мою защиту, а кто-то – в защиту моей оппонентки. Однако выражение «эта русская…» означала то же самое, что в России «тпру» для лошади. Мол, все, разговор закончен по причине бессмысленности его продолжения, или: на муху только с мухобойкой. Как вы понимаете, под мухой подразумевалась я. Одним словом, в случае ссоры с коренной жительницей Европы на моей стороне не оказалось бы никого, так как единственный аргумент, который приняли бы во внимание очевидцы конфликта, был бы тот, что я – русская.