Сияющая цитадель - Дэвид Эддингс

Рыцари продолжали трудиться над укреплениями, возводя прочную, высотой по грудь человеку, стену из валунов по краю полукруглого уступа над входом в пещеру и устанавливая частокол из заостренных кольев на крутом склоне, который спускался к самой реке.

Кони весь день паслись на лужайке у пещеры, и только к закату их завели за стены импровизированного форта. Рыцари купались в реке, стирали одежду, охотились в лесу за оленями и козами. Ночью они по очереди несли стражу, но дэльфы так и не появились.

Так миновало четыре дня, и путники забеспокоились.

— Если так дэльфы делают свои срочные дела, не хотел бы я ждать их, когда им некуда спешить, — сухо заметил Телэн Итайну на четвертое утро. — Они даже не выслали никого наблюдать за нами.

— Они где-то здесь, мастер Телэн, — уверенно отвечал Итайн.

— Почему же мы их не видели? Ночью их проглядеть трудновато.

— Не совсем, — возразил Келтэн. — Не думаю, что они светятся беспрерывно. Той ночью, когда они явились впервые, в тумане, они светились, но на следующий раз подобрались к нам ярдов на двадцать и лишь тогда начали сиять. Похоже, они умеют управлять своим сиянием в зависимости от обстоятельств.

— Они где-то здесь, — повторил Итайн, — и, чем дольше они будут ждать, тем лучше.

— Этого я не понял, — сознался Телэн.

— Они знают теперь, что мы не собираемся уходить отсюда, и сейчас спорят, что можно нам предложить. Одни хотят предложить больше, чем другие, и чем дольше мы будем здесь сидеть, тем больше укрепится позиция сторонников щедрого предложения.

— Ты стал ясновидящим, Итайн? — осведомилась Сефрения.

— Нет, леди Сефрения, это всего лишь опыт. Подобные отсрочки присущи любым переговорам. Я сейчас в своей стихии. Мы избрали верную стратегию.

— Что нам еще надо сделать? — спросил Келтэн.

— Ничего, сэр рыцарь. Теперь их ход.

Она появилась со стороны реки, в свете дня, легко поднявшись по каменистой тропе, которая тянулась вверх по крутому склону. На ней были серое одеяние с капюшоном и простые сандалии. Черты ее лица были тамульскими, но кожа не имела золотистого цвета, присущего этой расе, и казалась не столько бледной, сколько бесцветной. В серых глазах светилась мудрость, длинные волосы были совершенно белыми, хотя на вид она казалась совсем юной девушкой.

Спархок и его друзья молча смотрели, как она поднимается по склону холма в теплом сиянии солнца. Она прошла по лужайке, где паслись кони. Чэль, белая кроткая кобылка Сефрении, с любопытством подошла к бесцветной женщине, и незнакомка ласково коснулась ее носа узкой маленькой ладонью.

— Дальше идти не стоит, — окликнул ее Вэнион. — Что тебе нужно?

— Я — Ксанетия, — ответила женщина. Голос у нее был мягкий, негромкий, но и в нем ощущалось то гулкое эхо, которое свидетельствовало о ее принадлежности к дэльфам. — Мне назначено быть вашим залогом, лорд Вэнион.

— Ты знаешь меня?

— Мы ведаем тебя, лорд Вэнион, — так же, как и всех твоих спутников. Вы не желаете идти в Дэльфиус, ибо опасаетесь, что мы причиним вам зло. Моя жизнь послужит залогом нашего доброжелательства.

— Не слушай ее, Вэнион, — жестко проговорила Сефрения.

— Ужели ты боишься, о жрица? — спокойно спросила Ксанетия. — Богиня твоя не разделяет твоего страха. Ныне вижу я, что это твоя ненависть не дает свершиться тому, чему свершиться суждено, и посему в твои руки отдаю я свою жизнь, дабы совершила ты с нею то, что пожелаешь. Ежели должна ты предать меня смерти и тем избыть ненависть свою — что ж, так тому и быть.

Лицо Сефрении залила смертельная бледность.

— Ты знаешь, Ксанетия, что я не сделаю этого.

— Так вложи губительное оружие в чужие руки. Так сможешь ты велением казнить меня, но не запятнать рук своих кровью. Не таков ли обычай твоего племени, стирик? Ты останешься неоскверненной, и ненависть твоя будет утолена. Чистой предстанешь ты пред своей Богиней и объявишь, что невиновна, ибо винить тебя будет не в чем. Кровь моя пребудет на руках эленийцев, а эленийские души дешевы, не так ли? — Она вынула из-под плаща каменный, сверкнувший, точно драгоценность, кинжал. — Сие орудие смерти моей, Сефрения, — сказала она. — Клинок вырезан из обсидиана, а посему не загрязнишь ты руки свои и душу свою прикосновением к мерзкому железу, когда прольешь мою кровь. — Голос Ксанетии был мягок, но слова вонзались в Сефрению, точно острые стальные шипы.

— Я не стану слушать этого! — горячо воскликнула маленькая стирикская женщина. Ксанетия улыбнулась:

— О нет, Сефрения, станешь, — проговорила она все так же спокойно. — Ведомо мне твое сердце, стирик, и знаю я, что слова мои прожгли его огнем. Ты услышишь их снова и снова. В тишине ночей они придут к тебе, с каждым разом становясь все жгучей. Истинно говорю, ты станешь слушать, ибо слова мои — слова истины, и во всякий день твоей жизни отдадутся они эхом в душе твоей.

Лицо Сефрении исказилось от муки, и она, разразившись плачем, убежала в пещеру.

Когда Итайн вернулся по узкой тропинке с лужайки ко входу в пещеру, на лице его было озабоченное выражение.

— Она говорит очень убедительно, — сказал он спутникам, — и я не почувствовал в ее словах и тени обмана.

— Возможно, ей нечего скрывать, потому что она ничего не знает о замыслах своих правителей, — с сомнением заметил Бевьер. — Вполне вероятно, что она лишь пешка в их игре.

— Она сама принадлежит к правителям дэльфов, сэр Бевьер, — покачал головой Итайн. — Ее можно назвать наследной принцессой дэльфов. Она будет анарой, когда скончается анари.

— Это имя или титул? — спросил Улаф.

— Титул. Анари — или, в случае Ксанетии, анара — это светский и одновременно духовный вождь дэльфов. Нынешнего анари зовут Кедон.

— А она не врет? — спросил Телэн. — Она ведь может только притворяться наследной принцессой, чтобы мы считали ее важной персоной, а на самом деле она пастушка или чья-то служанка.

— Не думаю, — сказал Итайн. — Может быть, это прозвучит нескромно, но я уверен, что никто не сможет солгать мне, не боясь быть разоблаченным. Ксанетия говорит, что она будущая анара, и я ей верю. Такой ход вполне соответствует дипломатической практике. Заложник должен быть важной персоной. Это еще одно доказательство того, как сильно мы нужны дэльфам. Я полагаю, что Ксанетия не лжет, а если это так, она — самое ценное, что есть у дэльфов. — Он скорчил гримасу. — Это в высшей степени противоречит всему, чему меня с детства учили думать о дэльфах, но мне сдается, что на сей раз мы должны им довериться.

Спархок и Вэнион переглянулись.

— Как ты считаешь? — спросил Вэнион.

— Не думаю, что у нас есть выбор, а ты?