Адский поезд для Красного Ангела - Франк Тилье

У меня на пути, скрестив руки, встал Эбеновый Череп.

— Вышвырни его вон! — проревел Торпинелли. — Ты труп!

Я опередил Эбенового Черепа:

— Тронешь меня, вышибу твои сраные мозги!

С лучезарной улыбкой от дяди Бена[51] он дал мне пройти. У двери в атриум на верхних ступенях лестницы, опираясь на трость, с трудом передвигался старший Торпинелли. Мне показалось, что, перед тем как он исчез в глубине коридора, согбенный как папа римский, я успел прочитать на его губах слово «по-хо-ро-ны».

Эбеновый Череп не отлипал от меня до самых ворот, где насмешливой улыбкой меня встретил Красавчик, поверженный лев:

— Ты на что надеялся, мсье ПО-ЛИ-ЦЕЙ-СКИЙ?

— Ты уже думал о том, чтобы выдвинуть свою кандидатуру от Национального фронта на следующих выборах? — перевел я разговор на другую тему. — Ты мне кого-то напоминаешь, только вот не припомню кого.

Он швырнул мой «смит-вессон» на водительское сиденье:

— Проваливай! Проваливай отсюда! И подальше!

— Береги свою задницу, а не то…

«Похороны»… Старый Торпинелли назначил мне встречу.

Я плохо себе представлял, как приду на траурную церемонию и, обратившись к старику, произнесу что-нибудь вроде: «А теперь, мсье, расскажите мне, что плохого сделал ваш сынок!» Очевидно, лучше всего было проявить благоразумие. Если ему это действительно нужно, патриарх тем или иным способом попытается наладить со мной контакт.

Похороны Альфредо Манчини должны были состояться после полудня на кладбище в Ле-Туке. С самого утра хлестал страшный дождь, сопровождаемый сильным северным ветром. Под черным небом я сделал несколько кругов вдоль местного кладбища. Сперва на машине, за оградой, с сожалением констатировав, что ниоткуда не вижу ничего, что делается внутри. Затем пешком, пытаясь обнаружить какое-нибудь укрытие, откуда я мог бы без риска наблюдать за церемонией. Вырытую в конце десятой аллеи, под тисом, могилу покрывал синий чехол. Вывод был кратким. Если я хочу забить отборное местечко на веселеньком празднике, мне непременно придется оказаться в гуще событий, на кладбище.

Ровно в пятнадцать ноль-ноль улица потемнела от похоронного кортежа, вдали еще били колокола. Длинные черные автомобили с тонированными стеклами, глаза, скрытые под темными очками. Процессия двигалась в полном молчании, едва прерываемом вздохами дождя. Я оставил свою машину на парковке в жилом квартале, почти в километре от кладбища, и, не выпуская из рук цейсовского бинокля, спрятался от дождя и случайных взглядов в холле административного здания.

Присутствовало всего человек двадцать. Я предположил, что Торпинелли пожелали похорон без огласки в средствах массовой информации. Шито-крыто… Старик появился последним, в сопровождении двоих слуг с зонтами, следующих за ним как тени.

Дождь был мне на руку, он шел очень кстати. Раскрыв большой зонт, я, минут через десять после начала церемонии, зашел на кладбище и направился в конец аллеи, противоположный тому, где толпились черные пиджаки и галстуки. Чтобы не вызывать подозрений, я прихватил букет хризантем. Старик сидел на складном стуле несколько в стороне, казалось, ноги отказывались держать его тело. Время от времени он внимательно оглядывал могилы позади себя. Переместившись через две аллеи, я постарался оказаться в поле его зрения. Когда он посмотрел в мою сторону, я приподнял зонт, чтобы он мог разглядеть мое лицо, и сразу опустил его, потому что Красавчик бросил на меня зоркий взгляд. Я сделал вид, что прибираю на могиле. Поверженный Лев сунул руку за пазуху, пошел было в моем направлении, но старик призвал его к порядку и что-то прошептал ему на ухо. Так он предотвратил развитие событий, которые во всех отношениях могли бы привести к неминуемому инциденту.

Около меня, между двумя могилами, села ворона. Сложив крылья и вытянув шею, она принялась копаться в земле, отыскивая червей.

Сильный дождь хлестал по плечам, с каждым порывом ветра холод проникал в мое тело. Зонт чуть не вывернулся, но устоял. Красавчик не спускал с меня глаз. Он узнал меня. Время от времени он выставлял перед собой руку и, вытянув два пальца, а большой сложив с указательным, делал вид, что целится из револьвера. Он ждал только одного: чтобы я подошел.

Я же, запасшись терпением, старался держаться на расстоянии. И размышлял, как убраться с кладбища, минуя главный вход, а главное, не подставившись под выстрелы…

Погребение длилось не больше четверти часа, и, когда первые его участники стали расходиться, я задумался о том, каким образом старик попытается войти со мной в контакт. Я видел, как он настаивает, чтобы сын дал ему еще раз поклониться могиле. Он поднялся со стула, сложил руки за спиной. Я разглядел, что он сжимает в них пластиковую упаковку. Перекрестившись перед могилой, он поправил погребальный венок и положил пакетик — я мог бы поклясться — под один из стоящих на мраморной плите горшков с цветами.

Буквально через пять минут дело усложнилось. Когда мне показалось, что затих гул последних моторов, две чертовски крепкие фигуры нарисовались в воротах кладбища. Струи дождя стекали с золотой гривы одной из них. Красавчик. Он выбрал среднюю аллею, его чрезвычайно черный приспешник — ту, что огибала южную оконечность кладбища и где находился я. Они сменили зонты на «беретты» и, судя по их решительным движениям, собирались не просто поболтать со мной.

Своим пронзительным карканьем, которое испугало бы и мертвеца, ворона только ухудшила положение. Отбросив зонт, я выхватил «смит-вессон» и бросился по аллеям, перескакивая через могилы и пригибаясь, чтобы спрятаться за мраморными памятниками. Шеи моих преследователей вытянулись, как у хорьков, они ускорили шаг, но по-прежнему сохраняли осторожность. Я, все так же пригибаясь, устремился к могиле Манчини, приподнял цветочный горшок, схватил пакетик и сунул в карман.

В тот же миг пуля едва не оторвала мне ухо. Вдребезги разлетелась мраморная ваза. Испуганная ворона поднялась в воздух, но, сбитая выстрелом, упала в десяти метрах от меня. Я встал на колени прямо в грязь позади стелы и всадил пулю в ствол дерева, за которым спрятался Красавчик. Краем глаза я следил за Эбеновым Черепом, чья черная тень пробиралась между надгробными памятниками в четырех участках от меня. Выстрел, должно быть, на какое-то мгновение охладил их пыл, некоторое время они не двигались в своих укрытиях. Я воспользовался этим, чтобы, согнувшись, пробежать по аллее и подобраться поближе к запримеченному мною вначале боковому выходу в дальней части кладбища. Снова прозвучали выстрелы. Осколок стелы взлетел в воздух, пуля рикошетом отскочила от мраморной плиты склепа и упала неподалеку. Прижавшись к земле, я наудачу расстрелял половину своего магазина и снова вскочил, чтобы рвануть вдоль ограды, где я был виден как на ладони.

Когда я уже должен был вот-вот оказаться вне зоны досягаемости, я ощутил укол в правом плече, будто в него вонзили кинжал. По плащу потекла кровь и, смешавшись с дождем, приобрела грязный оттенок. Несмотря на боль, я бросился к дороге, пробежал метров сто и, встав посреди шоссе и наведя дуло револьвера на водителя, остановил машину.

Взвизгнули шины, человек за рулем испуганно глянул на меня, когда я, бросившись на заднее сиденье, прорычал:

— Я из полиции! Поехали!

Дважды повторять не пришлось. Водитель вдавил в пол педаль газа, автомобиль рванул с места и помчался вперед. Мои преследователи, пыхтящие, как горячие котлы, появились как раз вовремя, чтобы увидеть, как мы скрываемся за поворотом.

— Отвезите меня в больницу, — сказал я водителю, стараясь придать своему голосу мягкости. — И спасибо за услугу…

— У меня не было выбора, — справедливо отметил он.

Пуля задела дельтовидную мышцу и прочертила небольшую кровянистую борозду по плечу. В конечном счете я отделался пятью швами и стягивающей повязкой. Моя фараонская шкура видала и похуже.

Оказавшись в отеле, я заперся в номере, вытащил пластиковый пакетик и достал из него сложенный лист бумаги. Внутри его оказался еще один лист. Несмотря на старания старика, бумага частично пропиталась влагой, и чернила растеклись, как слезы по лицу. Но текст можно было прочесть. По неровному, неуверенному почерку я узнал руку умирающего. В первом письме говорилось:

«Не знаю, кто вы, но я видел номер вашего автомобиля, свидетельствующий о том, что вы представляете закон. Ваше сегодняшнее присутствие — это знак. Скажите мне, что скрывает мой сын. Значительные банковские перечисления регулярно производятся клиентами на один из его счетов. Астрономические суммы. Я подглядел в его записной книжке одно имя: Жорж Дюлак. Он живет на другом конце города. Проявите сдержанность, иначе он убьет меня. И даже если жить мне осталось не слишком много, я хочу знать правду. Здесь за мной следят, так что не пытайтесь связаться со мной… Он вам не позволит… завтра оставьте мне сообщение под цветочным горшком. Я буду на кладбище к 15.00…