Песня цветов аконита - Светлана Дильдина

Суэ, шини, и помыслить не могла раньше, что будет над приказом раздумывать. Высокий ее доверием почтил… а она…

И не решалась Суэ подойти, окончательно расспросить Аюрин — невольно время тянула.

А потом договорилась с Муравьем, что в большое село сходит — торговый день там, много чего купить для людей надо было. Двух помощников-охранников дал ей Муравей.

Суэ заплела волосы в косу, сколола узлом на затылке, надела новую синюю юбку, полотняную, сшитую тут же, в лагере. Муравей засмотрелся на женщину — Суэ смотрелась по-своему величаво; не каждый осмелится заговорить с ней, доброжелательной, но полной достоинства.

— Эх! Что за женщина! — пробормотал кто-то сзади. — Такая и дом поведет с умом, и в военное время подругой надежной станет.

— Ей и младенца качать впору, и бешеного коня доверить не страшно — сладит, не силой, так лаской, — уверенно вторил другой.

Отправились утром, по траве, покрытой обильной росой. Юбка тут же намокла, но Суэ не обращала внимания на то, как мокрая ткань липнет к ногам. Мысли поважней в голове крутились.

Дошли спокойно. Суэ занялась покупками, как ни в чем не бывало. На женщину и спутников поглядывали — в торговый день мало ли народу; однако и про тех, кто прячется в лесах, помнили. Но Суэ настолько владела лицом, что, бросив на нее взгляд-другой, любой бы уверился, что ошибся. Простая деревенская женщина с достатком, и все.

А потом на краю площади с разложенными товарами Суэ заметила нищего.

Нищий лепешку грыз, сосредоточенно, словно больше ничего в мире не существовало. Не любят нищих в Землях Солнечной Птицы, увидят — отправят на работы, а не пригоден — убьют. Однако ж в глухих провинциях нищих было довольно. Этому лет сорок, хромой, грязные пряди на лице.

— Вот, возьми, — Суэ протянула ему монетку в одну пятую ран. И письмо в его рукав перешло.

Нищий повязку на лбу поправил, на миг в тайном знаке пальцы сложив.

— Да благословит твой путь Небо, добрая госпожа.

— Только тот, кто выше всех, благодарности достоин, — обронила Суэ и отошла, уверенная — теперь письмо будет отдано прямо в руки господину. Все рассказала шини в письме — имя сестры, как выглядит, как другие родственники погибли. Одно оставалось — девочку в надежном месте спрятать, не отпускать, пока за ней не приедут. У Муравья оставить нельзя — мятежники жизнью рискуют, и девочка может погибнуть. Господину она живая нужна.

А для чего — не ведает Суэ. Да и неинтересно.

В одиночестве бродила она по лесу, верные слова для разговора подыскивая. Не доверяет девчонка — что же, и не таких вокруг пальца обводить приходилось. Что-то зашевелилось на ветке, и на Суэ глянули два сердитых желто-зеленых глаза. Рысенок… да не один, рядом второй примостился. Совсем малыши, а шипят. Серые в пятнышках, кисточки на ушах. Суэ не сдержалась, руку к ним протянула — и вскрикнула от боли. Когти взрослой рыси по спине прошлись. Пытаясь отодрать от себя разъяренную кошку, покатилась по земле. Не поняла даже, когда кто-то на помощь пришел. Только увидев убитую рысь, поняла — Муравей и тут нашел Суэ.

— Ты следил за мной, что ли? — сердито спросила она.

— Следил, — отозвался тот чуть смущенно. — Ты же совсем беззащитна… одна в лесу. Вот и… — смешавшись, указал на рысь. — Мог быть и волк…

— Спасибо тебе! — Суэ с трудом поднялась и охнула.

— Да ты вся в крови! Позволь, посмотрю.

— Еще не хватало! До лагеря доберемся, а там…

— А там — что?

— Там девочка твоя мне поможет! — подняла голову Суэ. Не стеснялась она, конечно, ничуть, но уж больно удобный случай представился.

— Ты знаешь? Откуда? — смешался Муравей.

— Глупый… — ласково произнесла Суэ. — Неужто женщина женщину не признает?

А про себя отметила — не сказала девчонка, что Суэ подлинное имя ее назвала. Значит, тоже не до конца верит. Или боится, что Суэ ему дороже?

Рысят на ветке оставили, не убивать же. Хоть и так наверняка пропадут. Муравей хотел убить, Суэ заступилась. Чувствительность проснулась неожиданно — как же это, детенышей убивать?

Вся спина Суэ оказалась в глубоких царапинах. Серьезного ничего, но больно. Аюрин промыла травяным отваром, смазала зеленоватой мазью, пахнущей хвоей.

— Сама собираешь травы? — спросила Суэ. Шин тоже учили травы и зелья распознавать, но мазь она узнать не смогла, и любопытство взыграло.

— Сама… — неохотно отозвалась Аюрин. — Твоя мать лекаркой была?

— Нет, работала в поле и дом держала. Так… научили соседи и здесь кое-кто. А давно еще, в детстве, старший брат кое-что показывал… — она потемнела лицом и язык прикусила.

«А где он сейчас?» — совсем было собралась спросить Суэ, но передумала. Незачем. И жестоко.

Суэ родилась в семье кого-то из низших слуг дома Зимородков. Пятилетней ее отдали на обучение, и родни Суэ не помнила. Да и друзей как-то не находилось. Какие друзья у того, чья жизнь — служение? Куда отправят, туда и пойдет, кем прикажут, тем и станет. И потому тепло, которое чувствовала в присутствии Муравья, пугало ее. Не девчонка, далеко не девчонка, а терялась, когда его видела. Еще немного, и краснеть научилась бы. А Муравей не замечал ничего, старался помочь, рад был малейшую услугу ей оказать.

Женщина чувствовала себя преступницей — нельзя шини чувства испытывать, положено приказы выполнять. Значит, исполнит.

— Не след тут девочке оставаться, — прошептала Суэ. Руки ее, за миг до того закинутые на шею Муравью, опустились.

— Сам знаю. Так не уйдет никуда. Гнать, что ли, ее — сироту? Хорошая девчонка. По сердцу она мне, Суэ.

— Я ее уведу, в надежном месте укрою. Ты только помоги уговорить. Ведь вся жизнь у нее впереди — ребенок еще. Ей бы платье к свадьбе шить, а не стрелы пускать. Глаза у нее, как у котенка голодного, одинокого. Не от любви к сражениям она здесь. От безысходности.

— Хорошо говоришь. Верно. Только как уговорить-то? — с досадой сказал Муравей.

— Уговорю. Ты только меня поддержи.

Достаточно было сказать одну фразу: «Твой брат тебя ждет». И полетела бы Аюрин, как мотылек на огонь, и недоверчивые глаза ее по-детски бы распахнулись. Только Суэ молчала, небольшие ладони на коленях сложив. Муравей что-то спрашивал у костра, громкий голос и сюда доносился. Аюрин найденный гриб жевала, смотрела на Суэ. Чуяла — не так просто они наедине оказались, разговор будет. А не было разговора.

— Ты… возвращайся, похоже, Муравей тебя кличет, — пробормотала женщина.

— Да нет вроде.

— Может, и показалось. Недалеко — проверь.

Аюрин плечиком дернула, зашагала обратно.

А Суэ в другую сторону поспешила, быстро-быстро, чтобы никто следов не нашел. Не для нее любовь, да еще к предводителю мятежников, не для нее. Шин — только тени, послушные, скользящие по любой поверхности неуловимо. Уши, глаза, язык — но не сердце.