Беломорско-Балтийский канал имени Сталина - Сборник Сборник

— Дайте мне хоть второй акт домазать. Простите, ребята, увлекся.

Домазал второй и совсем заинтересовался. «Кореши» удрали, а художник остался и липу порвал.

А Ледеркин Фома Николаевич так в РУРе и остался «во имя господа».

С первого марта начали брать грунт для десятого шлюза. Десятый шлюз целиком поставлен на диабазе. Эта порода трудно поддается бурению. Инженерно-технический персонал всего строительства был заинтересован первым опытом разработки этой породы. Прошли первые декады марта.

Результаты обрадовали дальновидных скептиков:

— Мы говорили! И оказались правы!

К двадцатому числу в Медвежью гору пришла сводка, совсем плачевная. Не сводка, а срам. Всего 30 процентов выработали.

По проводам бежали тревожные запросы. Медвежегорское управление волновалось. Успенский лаконично сообщал, что к первому норма будет выполнена. На место выехала комиссия. Маячило первое число.

— Успенский не разбирается в цифрах…

— Начальник отделения на поводу у спецов…

— Выбрал кажется неудачный вариант, к чему упрямиться. Пора признать свою ошибку.

К первому апреля сводка, присланная в Медвежку, сообщала, что задание выполнено, есть даже процент перевыполнения.

Остряки посмеивались:

— Это он с первым апрелем.

Недоверчивая комиссия выехала на трассу. Лазали, смотрели, измеряли, перемножали — сходилось. План действительно перевыполнен.

В четвертом отделении ликовали.

В Надвоицах созывали вселагерный слет.

По баракам вечером шумно обсуждали событие.

Ударники хвастались мозолями — набили в первые дни работы, с непривычки.

Подрывники обсуждают, какой бригаде адресовать вызов, диктуют своему десятнику. Тот старательно мусолит самодельную записную книжку.

— Пиши прямо, в следующий месяц обяжемся дать к первому мая — пролетарскому празднику для всего мира — сто пятьдесят процентов выработки.

Подрывник оглядел товарищей:

— Не много, ребята?

— Много-то, много, что и говорить. Но я смотрю, что надо еще процентиков пять надбавить.

В конюшне конюхи чистили лошадей. Конюхи оглядывали бока, холки. Мазали мазью, чистили копыта, подрезали стрелки. Коричневому коню-ударнику приложили свинцовой воды примочку. В азарте зашибся где-то. Завтра начинался новый день, день новых побед.

Коричневый конь потряхивал гривой, и вся конюшня косилась на него с уважением. Сколько возок! Какая прыть!

Это был коричневый конь, которого Ледеркин так долго агитировал против советской власти.

Кучера до одури пили чай и тоже хвастались:

— У меня грабарка — смотрю — набок. Я, не будь дураком, соскочил и подпер плечами, а в ней знаешь, сколько пудов?

— Пудов, пудов! А тебя куда чорт нес? Зачем в сторону съезжал? Вам бы разве перевезть, ни в жисть! Это мы вам дороги приготовили. Вы из котлована выезжали, как на свадьбу…

В эти дни сходились люди разных специальностей и гордились друг перед другом.

Вчерашний уркан, теперь подрывник, выступая на слете, задыхаясь от подступивших к горлу слов, бил себя в грудь:

— Вы с нас берите пример! Кто мы? Уркаганы, воры, бандиты. Убийцы сидят здесь, и мы постигли секрет глубокой траншеи. Скалывали мы верхний слой, и не давало это нам никакой пользы, и кубики были самые скудные, прямо сказать, на шестьсот граммов хлеба. И тут пришел умный человек, говорит: «Чего вы по верху лазите, вам скалу не взять, вы заземляйтесь. Траншею готовьте и с глубины взорвете скалу. Расколется, как сахарная». А мы слушаем, и не верится. Видим однако, что тянем пустой номер. Пришел тогда тов. Успенский и тоже говорит: «Ребята, мы обсудили, решили делать глубокую траншею, а потом вручную скважины для аммонала, и тогда скала пойдет!» Хорошо, начали заземляться. Двадцать дней заземлялись. Паек идет, как настоящим ударникам, а выработка опять же хреновая. Иной минутой думали, задаром все делаем. А вот и не задаром. Я вам говорю — с нас пример берите. Наш коллектив заявляет, что в будущем мы сделаем к торжественному нашему празднику сто шестьдесят процентов! Вот!

Успенский говорил:

«…Практически для меня в этом чуда не было. Но я понимаю, что работнику Управления, который получает только таблицы и видит убийственные цифры выработки, подготовляющие непременный прорыв, это могло показаться чудом…»

«Самое трудное пожалуй было увлечь за собой всю массу лагерников, чтобы они поверили, чтобы они крепко надеялись получить свои премии. Говорить и растолковывать приходилось очень много. Они поверили. И в этом тоже нет чуда, товарищи. Им надо было показать, что происходит во всей стране, что мы уже добрались до самых корней капитализма».

Образовался прорыв на Надвоицком узле. Товарищ Успенский, начальник боевого участка, сделал призыв. Не только вохровцы, но даже сотрудники управления участка должны были пойти на работу, чтобы ликвидировать прорыв и завоевать управленческое красное знамя.

Вечер. Идет дробный дождик. А к штабу отряда идут и бегут команды стрелков из всех взводов. Выстроился оркестр и двинул марш. Настроение бодрое. Ребята заключают между собой договора на соцсоревнование. Шутками подзадаривают друг друга.

— Ты, мол, слабой. Куда тебе. Ты думаешь — там солома? Там, брат, скала. Да еще какая!

— Ничего, парнишечка. Я еще и тебе помогу.

Вышел товарищ Самойлов.

Команда: «Смирно».

— Здорово, товарищи! — кричит начальник.

— Здра-а!.. — кричит строй. Товарищ Самойлов и говорит:

— Мы должны помочь каналоармейцам. Это знамя, за которое дерутся каналоармейцы всего Белбалтлага, должно быть в руках нашего объединения. Если вы его завоюете, я вышлю вам из стрелков почетный караул.

Громкое «ура» раскатилось по всему лагерю в ответ на его речь.

А в Управлении уже добираются сотрудники отделения.

— Рыжов, — подходит ко мне товарищ Самойлов.

— Здесь, — отвечаю я.

— Ну, как твое самочувствие? Поджилки у тебя не трясутся?

— Нет, товарищ начальник, — отвечаю. — Ноги как телеграфные столбы.

— Ну, а бригаду себе подобрал?

— Готово, товарищ начальник.

Команда: «Направо, шагом — марш», и мы под духовой оркестр пошли на Май-губскую пристань, а оттуда на буксире в Надвоицы. Буксир забрать может человек двадцать пять, а нас двести. Прицепили баржу, битком набили и ее и катер. А дождь хлещет, ветер воет, волны на Выгозере — знаете какие! Катер наш и баржа — что щепки в весеннем ручье. Кто попал в машинное отделение, тому ничего. А кто на барже да еще с краю, раскисли от дождя и холода, как мокрые куры. Но в Надвоицах, в бараках, ожили. Напились чаю, залегли спать, а наутро за работу.

Получил я бригаду в тридцать человек. Работали мы на пару с политруком Май-губского завода Усаченным Григорием Семеновичем. Всегда я питал к нему особое уважение. Силен был парень. И хороший товарищ.

Мы целый день работали так, что кажется никогда в жизни так не работали. А как стали десятники проверять нашу выработку, то оказалось, что мы и нормы не выработали: 87 процентов дали. А ведь на канале тридцатипятники по 150, по 200 процентов выгоняют.

Тут у нас настроение упало.

Стой, думаю, не может этого быть. Наверное нас обсчитали. Давай сами кубометры вымерять.

Ничего от нашего измерения не прибавилось. А другие бригады выработали больше, и в целом наш «Ударник» дал 120 процентов. И еще товарищи были недовольны.

Мы с Григорием Семеновичем совсем было приуныли.

Десятники нас успокаивают. Это, мол, ребята, не плохой результат. Первое — грунт крепкий нам попался, второе — непривычны еще мы к такой работе.

И начальник наш товарищ Самойлов тоже поддерживает:

— Ничего, товарищи, следующий раз подтянетесь.

Руки у меня от работы огрубели, кости болят. Спрашиваю других товарищей: «Как вы себя чувствуете?» Многие жаловались на усталость.

Но на другой день я вышел на работу и опять работал как чорт. Старался подавать пример другим.

Перевели нас на другую работу дробить щебень.

Хорошая вещь — ручной щебень для бетона, только трудная работа и явное дело — нам без механизации не поспеть.

Открылась уже неизмеримая глубина десятого шлюза.

В скале рубили плотину, покроют ее бетоном и спустят через нее Выг.

Нужен был бетон для всего четвертого отделения, для бетона нужны были камнедробилки. Прислали несколько камнедробилок, но крепкий диабаз сбивал щеки камнедробилок в несколько часов.

Нужно было приготовить литье из специальной стали. Состав этой стали таков: 50 процентов чугуна, 48 процентов лома железа и 2 процента ферромарганца.

Для того чтобы расплавить эту массу, требуется более высокая температура, чем та, которая в обычной заводской вагранке.