Отчий дом - Ян Винецкий

Чувствуя, что уступает Сергею Уточкину решительно во всем, Вениамин уговорил отца бросить Одессу и переехал в Киев.

Здесь, ослепленный триумфальным успехом синематографа, Добржанский увлекся фотографией и поступил работать в фирму Шанцера.

Третьего дня его вызвал хозяин. Лицо его сияло:

— Послушайте, Вениамин, вам выпал счастливый случай прославиться. Вы спросите — какой? Имейте терпение и слушайте. Я договорился с капитаном Линно: мой фотограф садится на аэроплан и летит вместе с поручиком Нестеровым. Вам ничего не говорит эта фамилия, Вениамин? Это тот самый поручик, что часто кувыркается в небе над Киевом, и у многих дам в это время случается обморок. Слушайте дальше, Вениамин! С этим поручиком летит мой фотограф, летит в дальний перелет. Вместе с поручиком Нестеровым вы побиваете мировой рекорд в авиации. Что? Разве это не шумная слава? В пути вы фотографируете все с большой высоты и ваш синематографический фильм обойдет все синематографы России. Что? Разве это не успех, который вам даже не снился?..

Через час Вениамин Добржанский был уже на Сырецком аэродроме.

— Где можно увидеть поручика Нестерова? — спросил он у молодого солдата или моториста (он был в серой рубашке с завернутыми рукавами), надевавшего тяжелый пропеллер на носок мотора.

— А вы репортер? Из «Киевской мысли»? — вместо ответа спросил тот, нахмурясь.

— Нет. Я представитель фирмы Шанцера.

— Час от часу не легче. Хотите заключить договор на платные полеты перед почтенной публикой? Ничего у вас не выйдет!

— Послушайте, — разозлился Вениамин Добржанский, — почему вы отвечаете за поручика Нестерова?

— Очень просто! Потому что я и есть тот самый поручик!

Вениамин ахнул от удивления и, шагнув к Нестерову, ухватился за лопасть пропеллера.

— Господин поручик! Я полечу с вами. Я никогда не поднимался на аэроплане, но воображение подсказывает мне, что это будет похоже на прогулку на сковороде по преисподней. Что ж, я готов!.. Мировой рекорд — это такая штука, ради которой можно рискнуть свернуть себе шею!..

Петр Николаевич молча смотрел на незнакомца с пылкими жестами и горящими, по-детски наивными, голубоватыми глазами.

«Безумец, — подумал Петр Николаевич. — Право, безумец!.. Но откуда ему стало известно о нашем перелете?..»

— Господин… Не имею чести знать вас… — сказал Нестеров.

— Добржанский! — подсказал чудаковатый представитель фирмы Шанцера.

— …передайте хозяину фирмы, что я не могу принять его предложение.

— Его принял капитан Линно.

Петр Николаевич изумленно поднял брови, но в эту минуту — легок на помине! — появился и сам капитан. Он подошел со стэком в руке — длинный, прямой, величественно-холодный.

— Ктэ такэй? — спросил Линно у Нестерова, показав стэком на Добржанского.

— Меня прислал господин Шанцер, — ответил за Нестерова Вениамин.

— А-а… — произнес Линно, не поворачивая головы. — Этэт челэвек пэлетит с вами и будет фэтэграфирэвать.

— Господин капитан, — сказал Петр Николаевич, резко повернув пропеллер и поставив его вертикально. — Со мной должен лететь механик Нелидов. Он крайне нужен в дальнем перелете.

— С вами пэлетит фэтэграф, — невозмутимо проговорил Линно. Потом, подумав, выдавил на лице гримасу, чем-то отдаленно напоминавшую улыбку, и добавил:

— В синематэграфе вы увидите себя и весь перелет.

Петр Николаевич скрипнул зубами. Хотелось бросить все и крикнуть капитану Линно: «Летите сами со своим стэком и „фэтэграфэм“!»

Переждав, покуда утихнет прилив раздражения, Петр Николаевич сказал с неожиданной для самого себя просительной нотой в голосе:

— Позвольте, в таком случае, заявить ходатайство, господин капитан, чтобы процент от сбора при демонстрации будущей синематографической картины отчисляли в пользу Российского Воздушного Флота.

Линно молча кивнул и ушел, играя стэком…

Всю ночь Вениамин не спал. Он то и дело вскакивал с постели, проверял синематографический аппарат, пересматривал запасные кассеты. Потом ложился в кровать и думал, думал…

Его обуревали сомнения. Он часто читал в газетах о гибели авиаторов. Небо жестоко мстило тем, кто дерзал врываться в его голубые, с земли кажущиеся такими безмятежными, просторы.

Сумеет ли он, Вениамин Добржанский, сохранить самообладание, находясь высоко над землей на утлом суденышке, именуемом аэропланом? Как он будет себя чувствовать там, среди туч, над пропастью. А ведь ему придется там не просто сидеть, а работать с синематографическим аппаратом.

Старый Лазарь Добржанский, узнав о новой затее Вениамина, сказал, что бог наказал его, дав ему блаженного сына.

Утром Вениамин облачился в новый чесучевый костюм («Если разобьюсь, так в новом…»), надел мягкую серую шляпу и на лучшем в Киеве фаетоне — с извозчиком рассчитывалась фирма! — покатил на аэродром.

— Фирма Шанцера! — в один голос объявили Миша Передков и Вачнадзе, увидав фотографа. Они стояли у аэроплана Нестерова, получая от командира перелета последние наставления.

— Теперь, кажется, все готово, — сказал Петр Николаевич, кивнув Добржанскому. — Взлетаем по одному. Над Купеческим садом пристраиваетесь. Внимательно следите за моими сигналами. Час добрый!

Передков и Вачнадзе побежали к своим аэропланам. Вениамин недоумевал: он ожидал многолюдную толпу, цветы, речи провожающих, музыку. А тут строгое, бледное лицо поручика Нестерова, несколько торопливых, непонятных слов, и он уже садится в жиденькую фанерную кабинку аэроплана.

И это называется первый в истории дальний групповой перелет аэропланов на побитие мирового рекорда!

Кто-то накинул Вениамину на плечи кожаную куртку. Он поднял голову — на него глядел механик Нелидов, добродушно улыбаясь.

— Наденьте мою тужурку: на высоте холодно. И шляпу придется оставить.

Механик протянул ему пробковый шлем.

— Спасибо, — растроганно сказал Добржанский.

— Ежели в небе будет вас мутить, достаньте в правом кармане соленый огурчик.

— Спасибо! — повторил Вениамин и вдруг, направив на механика аппарат, стал фотографировать.

Нелидов смутился и спрыгнул с крыла на землю.

Поручик Нестеров сел в переднюю кабину.

Оглушительно затрещал мотор. Потом механик что-то кричал поручику и тот утвердительно кивал.

И вот аэроплан побежал по земле, сначала медленно, дрожа всеми своими на редкость тоненькими, хрупкими и на вид в высшей степени ненадежными членами, потом все быстрее и быстрее, точно за ним гнались, и вдруг Вениамин почувствовал, как аэроплан последний раз вздрогнул и затих: он попал в свою стихию.

Сверкнул чистым серебром Днепр, бестолково и смешно затолпились домишки киевской окраины.

Вениамин кинулся к аппарату, кляня себя за то, что забыл заснять взлет и вместо того, чтобы работать, крепко держался за борта кабины, боясь вывалиться из аэроплана. Теперь он уже ничего не пропустит. В сущности, в полете на аэроплане нет ничего опасного… «Правда, до того момента, когда стукнешься обо что-нибудь твердое!» — мысленно пошутил Вениамин. — «Во всяком случае, это вовсе не сковородка из преисподней».

Аэроплан неожиданно сильно тряхнуло и он стал быстро проваливаться. Добржанский бросил аппарат и ухватился за борта кабины. Голова закружилась. Под ложечкой нестерпимо засосало.

Вениамин с благодарностью вспомнил механика Нелидова: хорошо, что он сделал установку, закрепляющую синематографический аппарат!

Редкие облака, наплывая, окутывали на мгновенье аэроплан тонкой белой кисеей. Справа и слева, совсем близко, Вениамин увидал аэропланы. Они то повисали, словно на невидимой нитке, то проваливались. Летчики в высоких шлемах и очках походили на таинственные существа из нового фантастического романа. И только сверкающие в улыбке зубы Миши Передкова, летевшего слева, напоминали Вениамину о реальности.

Он фотографировал аэропланы, облака, спичечные коробочки зданий Киева. Ему уже некогда было предаваться испугу: он работал.

Аэропланы летели строем фронта, на расстоянии ста метров друг от друга. Глаза Передкова и Вачнадзе были все время в движении. Надо было строго выдерживать интервал; чтобы не потерять ориентировку, глядеть то на карту, то на землю, запоминая села, церкви, речонки; следить за сигналами Петра Николаевича, который в любую минуту мог приказать вести всю группу.

Анероид показывал высоту тысячу метров. Сильный встречный ветер затруднял полет, кроме того, ветер мог нагнать тучи, и тогда бедный фотограф фирмы Шанцера лишится и гонорара, и славы автора первого синематографического фильма с аэроплана.

Петр Николаевич беспокойно поглядывал на темневшие впереди облака. Он поднял правую руку и Вачнадзе тотчас резко снизился, будто провалившись в пропасть, потом вырвался вперед и встал во главе группы. Нестеров все время следил за землей и глядел на карту: Вачнадзе вел правильно. Затем ведущим стал Миша Передков.