Уроки любви - Барбара Картленд

Позже госпожа Федерстон-Хо заставила ее уяснить, что умение вести беседу является основой хорошего воспитания и что гость должен отвечать на радушный прием любезным обращением и вежливостью. Она также узнала, что задача женщины — выглядеть привлекательно и, подобно букету цветов, украшать дом своим присутствием.

С возрастом, наконец-то осознав, что Господь наделил ее красотой, Мерайза стала держаться уверенно, но месяцы, проведенные в Лондоне, навсегда оставили рубец в ее душе.

"Кульминацией ужасных событий тех далеких дней,— как бы подвела итог Мерайза,— стал бал, устроенный кузиной Элис".

Девушка вспомнила, сколь несчастной и униженной она себя чувствовала, встречая гостей вместе с Флоренс, которая тоже была героиней бала. Кузина Элис, имевшая титул маркизы и, следовательно, являвшаяся желанной гостьей в самых престижных салонах Лондона, воспользовалась дебютом дочери как поводом, чтобы устроить веселый прием для своих знакомых. Среди приглашенных, как всегда, присутствовали Девонширы, Ричмонды, Портланды и Бофоры, а также их дети.

Гости были разодеты в пух и прах, дамы украсили себя бриллиантовыми диадемами, а джентльмены надели регалии, и все в честь — нет, увы,— не принца Уэльского, а другого, менее обаятельного отпрыска королевы Виктории, принцессы Беатрисы.

После ужина, во время которого соседом Мерайзы оказался какой-то юнец со срезанным подбородком, способный говорить только о скачках, начались танцы. Девушка обнаружила, что осталась без партнера, и отправилась на поиски кузины Элис, чтобы, как обычно, помочь ей встречать новых гостей.

Проходя по одной из малых гостиных, она увидела сидевшую спиной к ней пару. Они не заметили девушку, потому что она стояла за колонной. Мерайза собралась было незаметно выйти из комнаты, но ее внимание привлек их разговор.

"Будь осторожен, Валериус, тебе известно, как все любят сплетничать!" — проговорила усыпанная изумрудами дама.

"Неужели ты думаешь, что это волнует меня? — с пренебрежением ответил сидевший рядом с ней мужчина.— Ты очаровательна, Долли, и сама об этом знаешь".

Низкий глубокий голос незнакомца подействовал на Мерайзу странным образом: он словно заворожил ее.

"Я вынуждена напомнить тебе о твоих обязанностях,— с легким смешком сказала женщина.— Вместо того чтобы рассказывать мне о событиях давно минувших дней, ты должен пойти и пригласить на танец девушек, ради которых и устроен этот прием. Не забывай, Валериус, ты — завидная партия".

"Ты действительно считаешь, что я буду тратить свое обаяние на то существо с луноподобным лицом и пустыми глазами? — насмешливо воскликнул незнакомец.— Или на ту рыжую, похожую на морковку, которую слишком рано выдернули из грядки?

Это был последний удар. Услышать о себе такое — это было самым страшным из целого потока оскорблений, обрушившихся в тот вечер на несчастную Мерайзу.

Девушка неслышно вышла из комнаты, а на следующий день, несмотря на уговоры кузины, вернулась домой, объяснив свой отъезд болезнью отца.

Для Мерайзы не составило труда выяснить, кто был незнакомец, столь нелестно отозвавшийся о ней. Среди тех, кто вращался в великосветском обществе, он был единственным, кто носил необычное имя Валериус.

Газеты много писали о герцоге Милверли, нередко помещали фотографии его великолепного дома, замка Вокс. Мерайза уже привыкла к тому, что его портреты почти ежедневно появляются на газетных полосах.

И хотя девушка никогда не встречалась с ним, а только слышала его голос, она не сомневалась, что узнает его лицо из тысячи: этот прямой нос, волевой подбородок, презрительную усмешку на губах, циничное выражение глаз.

"Я ненавижу его",— думала в тот вечер Мерайза, пробираясь сквозь толпы гостей в дамскую гардеробную на втором этаже.

— Я ненавижу его,— сказала она вслух, усаживаясь в карету, чтобы ехать в Беррингтон.

Казалось, ненависть к герцогу только подстегнула ее в стремлении следовать дорогой отца, укрепила ее уверенность в правильности его взглядов.

С тех пор каждый раз, когда граф возвращался из Лондона, где участвовал в заседаниях палаты лордов, девушка донимала его расспросами о том, с кем он встречался и какие проблемы обсуждались. Но почему-то, по совершенно не понятным ей самой причинам, она не находила в себе сил напрямую спросить отца, присутствовал ли на заседаниях герцог Милверли. Мерайза надеялась, что его имя случайно промелькнет в рассказах отца, однако этого не происходило, и в конце концов она пришла к выводу, что, как и большинство его современников, герцога не волнует судьба Англии, не интересует, какие последствия повлечет за собой принятие парламентом какого-либо документа и как это отразится на политической и общественной жизни. Она убедила себя, что ему нет дела до реформ, в которых настоятельно нуждалась страна.

Все члены палаты лордов, которые пренебрегают своими обязанностями, достойны презрения,— говорила она себе,— и герцог, такой богатый и влиятельный, в наибольшей степени.

И вот теперь она едет в Вокс и будет жить под одной крышей с герцогом.

У Мерайзы было странное чувство, будто судьба намеренно сводит ее с человеком, который вызывал у нее только отрицательные эмоции, который унизил ее и заставил буквально бежать из Лондона, с человеком, который упрочил ее ненависть ко всем мужчинам на свете.

Мерайза села за свой письменный стол.

Отец всегда радовался, что она работает рядом с ним, в одной комнате. Сначала он поручал ей делать копии его статей, бесконечных писем в "Таймс" и меморандумов, которые он рассылал своим многочисленным знакомым пэрам и всем членам палаты общин. Потом он предложил девушке самостоятельно писать статьи. Она подписывалась не собственным именем, а псевдонимом, который очень скоро стал известен всем издателям. Ее письма публиковались в "Морнинг пост", в "Ревью", в "Фортиайтли", а в этом году— настоящая победа! — ее статью поместили в новом журнале рабочей партии — "Клэриэн".

Письменный стол отца был завален его бумагами, которые Мерайза еще не успела разобрать. На ее же столе царил идеальный порядок: она любила, чтобы каждая мелочь лежала на своем месте.

Девушка выдвинула ящик стола и вытащила два потертых по краям конверта, надписанные торопливым, небрежным почерком. Несколько секунд она в задумчивости смотрела на них, потом, так и не вынув вложенные в них листки бумаги, медленно разорвала на мелкие кусочки и выбросила в мусорную корзину.

Это был конец, конец тому, чем она так дорожила и что была не в силах забыть: нежной привязанности к человеку, который смотрел на нее лишь как на симпатичную соседку и для которого она ничего не значила, абсолютно ничего.