Узница. 11 лет в холодном аду - Урмила Чаудхари

Я была едва живой от усталости после путешествия, перехода через реку и поездки в автобусе. За нами все еще никто не приходил, и я, сидя на земле, свернулась в клубочек и, несмотря на музыку и шум, заснула.

Какая-то женщина разбудила меня, потормошив за плечо.

— Идемте со мной, — потребовала она и пошла вперед.

Музыканты как раз сделали перерыв. Гости сидели небольшими группами под навесом. Служанка показала нам каморку рядом с кухней, в которой мы должны были спать. Она даже не спросила нас, хотим ли мы есть, хотя на столах под навесом возвышались целые горы еды. Уставшие, мы все равно были не в состоянии что-либо проглотить. Мы настолько выбились из сил, что даже не могли плакать или тосковать по дому. Расположившись на циновке рядышком друг с другом, потому что было слишком холодно, мы накрылись моим платком. Несмотря на громкую музыку и шум на улице, мы сразу же уснули.

Лишь на следующий день я узнала, что пожилой мужчина, который приезжал в мою деревню, выбрал меня в качестве подарка для своей дочери из Катманду.

Большой желтый дом принадлежал ему. Его дочь, для которой меня купили, приехала сюда на свадьбу своего брата. Ее звали Зита. Когда я увидела ее в первый раз, на ней было не сари, как на большинстве других женщин, а синее полудлинное платье с блузкой из того же материала. Она только что приехала и тащила за собой огромный черный чемодан на колесиках. Мужчины помогали ей, потому что у нее было еще много багажа. Я тоже взяла одну сумку и потащила ее в дом. Было сразу заметно, что Зита из большого города. Она выглядела не так, как остальные. Первая наша встреча длилась всего лишь несколько минут — ее отец только представил меня.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Меро наам Урмила Хо, — сказала я тихо, — меня зовут Урмила.

Казалось, она не особенно обрадовалась.

— Она же такая маленькая и худая, как же она будет работать? — спросила она своего отца, внимательно рассматривая меня с головы до ног.

— Ничего, привыкнет, — сказал ее отец.

Дети Зиты тоже приехали с ней. Они были чуть младше меня.

— О, здорово, наша девочка-служанка, — обрадовались они, когда мать показала им меня. Затем они развернулись и убежали. Зита улыбнулась и протянула мне мандарин.

— Возьми, это для тебя.

Своему отцу она сказала:

— Мы с ней поладим.

Она оставила меня стоять там, где я была, и стала здороваться с гостями и другими членами семьи.

В последующие дни я все еще оставалась в доме в Гхорахи, пока продолжалась свадьба. Это были сплошные приходы и уходы бесчисленного количества гостей. На подъезде к дому двое молодых мужчин несколько часов украшали джип для молодоженов цветами и пальмовыми ветками. Даже в гриву и в хвост лошади, верхом на которой жених должен был приехать на свадебную церемонию в храм, вплетали цветы. Невообразимая роскошь и богатство демонстративно выставлялись напоказ. До этого я думала, что такое бывает только в сказках.

В Гхорахи мне пока не пришлось много работать. Семья была слишком занята праздником, чтобы обращать внимание на Гому и меня. Так что я даже немного поиграла с Паийей и Моханом, детьми моей махарани — моей госпожи, — я даже пела и танцевала с ними под музыку. Но обычно я и Гома сидели где-нибудь в сторонке в саду и смотрели на людей. Гома в прошлом году уже работала в другой семье в качестве камалари. Тем не менее для нас обеих все здесь было необычным и новым. Я очень тосковала по своей деревне, по своей матери, по моим братьям и сестрам. Гома наверняка тоже, но она об этом не говорила. Она вообще говорила очень мало.

Однако, поскольку она все же была немного старше меня и у нее уже был опыт работы камалари, она кое-что объяснила мне. Когда мне поручили постирать кое-какую одежду, она показала, как нужно обращаться с мылом и намыливать ткань, и помогла мне все хорошо отстирать.

Одна из поварих принесла нам на следующее утро непальское национальное блюдо дхал бхат — рис с чечевичным соусом. Она поставила железную миску на пол перед нами. Нам очень хотелось есть, потому что кроме мандаринов вчера вечером в Ламахи мы больше ничего не ели, и мы жадно проглотили рис. Еды даже после праздника было много. Когда мы просили, нам разрешали кое-что взять со столов. Я ела прежде всего бананы, мандарины и сладости, потому что у нас в Манпуре их никогда не было.

Многого в этом большом желтом доме я так и не увидела. Я успела заметить, что кухня напичкана разными электрическими приборами. Огромный холодильник внушал мне страх, потому что гудел и издавал странные звуки. Здесь также стояла большая серебристая рисо- варка. Громкий писк, который она издавала, когда рис был готов, пугал меня каждый раз. В доме было множество лестниц, дверей и спален.

На второй день мне разрешили спать на полу в комнате сестры Зиты. Там было намного приятнее и далеко не так холодно, как в каморке. Утром я заглянула в гостиную через открытую дверь. В ней стояло множество коричневых шкафов, комодов, — кожаных диванов, а на полу лежал красивый пестрый ковер. Гардины из светло-оранжевого шелка свисали с окон до самого пола. В одном углу были нагромождены все свадебные подарки: золотые украшения, хрустальные вазы, телевизор, кресло, музыкальная установка, кастрюли, горшки, множество коробок и пакетов.

Кроме того, молодожены получили в подарок мопед и камалари для домашней работы.

В первые дни я всего лишь один раз вышла за пределы усадьбы. Хозяева послали нас на рынок, находившийся через две улицы отсюда, купить салат и кориандр. За это они каждой из нас дали по двадцать рупий[5]. Огромные деньги для маленькой девочки. Я очень гордилась своим первым самостоятельным заработком.

Через пару дней путешествие для меня продолжилось. Гома осталась в Гхорахи. Зита, ее дети, ее брат, пара других родственников и я снова сели в автобус. В этот раз мы направлялись в Катманду.

Я сейчас лишь слабо помню ту десятичасовую ночную поездку. Помню лишь, что в автобусе было очень холодно. К счастью, я сидела рядом с Паийей, дочерью Зиты, и другой женщиной, так что мы согревали друг друга.

Я пыталась представить себе Катманду, столицу нашей страны. До сих пор я слышала лишь то, что рассказывали в деревне, потому что из моей семьи никто и никогда еще не был там. Говорили, что это очень большой город. Значит, еще больше, чем Ламахи и Гхорахи. Я слышала, что там работает и живет очень много людей. Что там ездят тысячи машин и там можно купить все, даже золотые статуи Будды и телевизоры, такие большие, как дома.

Неужели и правда там горы касаются неба? Какой будет моя дальнейшая жизнь? Сдержат ли богатые люди свое обещание и позволят ли мне ходить в школу? Где я буду жить? Будет ли дом таким же большим, как дом в Гхорахи? Что будет со мной? И когда я снова увижу свою семью?

Когда мы наконец приехали в Катманду, уже светало. Город был окутан плотной пеленой серого тумана. Фары машин в дымке были похожи на глаза огромных чудовищ.

Я еще никогда не видела такого множества автобусов, фар, прожекторов, фонарей, машин, грузовиков, мопедов, домов и людей одновременно. На автовокзале царил сплошной хаос. Люди со своими узлами и пакетами пробирались сквозь толпу на улицу. Мужчины сбрасывали сумки и чемоданы с крыш автобусов. Люди кричали друг другу какие-то слова, которых я не понимала. Я чувствовала себя маленькой песчинкой и прижималась к Зите, потому что боялась, что могу потеряться в этой давке.

Кроме того, меня охватил ледяной холод. Большинство людей были одеты в куртки с капюшонами, прочную обувь, на головах у них были шапки. Люди из нашей деревни предупреждали меня, что зима в Катманду очень суровая. Но такого холода мне еще никогда в жизни не приходилось ощущать. От моего дыхания образовывались целые облака пара. Мои зубы стучали, а босые ноги совершенно онемели.

Наконец Зита собрала весь свой багаж.

— Давай, иди со мной, — коротко потребовала она.

Я надеялась, что нам не придется идти далеко. Когда Зита остановилась перед одним из такси и открыла дверь, я была счастлива. Постепенно мои ноги и руки согрелись. Я протерла маленькую дырочку во льду, покрывавшем окно, и с удивлением рассматривала все вокруг: дома казались мне высокими, словно башни, и во всех окнах горел свет. Даже сейчас, ранним утром, на улице было множество людей. Я вспомнила Манпур, где как раз начинался новый день. Моя семья сейчас, наверное, сидит вокруг огня, кукарекают петухи, скрипит водокачающий насос и мычат буйволы.

Здесь же были только машины, улицы и дома, насколько можно было окинуть взглядом. Все было серым и коричневым, нигде не было деревьев. Воняло выхлопными газами, вокруг было очень шумно. Из-за постоянных автомобильных гудков и рева моторов невозможно было, услышать ни пения птиц, ни криков животных. Мне стало очень грустно. От тоски по дому у меня встал комок в горле, и эта тоска железным кольцом сжала мое сердце.