Москау - Георгий Зотов

Жуткий скрежет тормозов. Совсем рядом.

– Эй, куда ты смотришь, твою мать? Ой… жрец… простите, пожалуйста.

Уставившись на окна в здании Трудового фронта, я нечаянно вступил на проезжую часть и едва не попал под колеса зелёной «мазды». Забавное у машины имя – всегда хочется переконвертировать в мат, заменив пару букв, – ну, как в слове «холуй». Машины в Москау в большинстве своем японские, а «мерседес», «опель» и «фольксваген» используются только для представительских нужд – их больше невыгодно производить. Даже автобусы у нас – и те «мицубиси». Про велосипеды из Токио я вообще молчу.

– Ничего, аллес ин орднунг[8], – благодушно улыбаюсь я водителю.

Блин, и ведь сам не заметил, как сорвалось. Германизмы мы употребляем автоматически. Уже никто не скажет «паспорт», пробубнит – «аусвайс». Руссландцы нутром впитывают иностранные слова, я – не исключение. Хотя думаю на местном языке.

Вытираю лоб. Солнце просто жарит.

Жрецам Одина приходится нелегко. На жертвоприношение надо приходить в форменной одежде: кольчуга, меховые сапоги, на плечах волчья шкура, на поясе – ритуальный меч в пять килограммов, это вам не хухрымухры. Убыстрить шаг не получится, но я и так почти у цели. Миную суши-пивнушку «Хачи», что в переводе значит «палочки». Всё-всё, ступаю на порог храма Одина. Откровенно говоря, от места работы я не в восторге. Чересчур громоздкое здание, в форме средневековой пещеры, с центральным гротом и ответвлениями-туннелями. Хотя и комфортное – внутри бьёт горячий ключ: очень удобно отмывать от крови мечи. У входа скульптурная композиция – бог Тюр вкладывает руку в пасть волку, чудовищному Фенриру. В 1947 году древнегерманская мифология была объявлена главной религией Третьего рейха: согласно завещанию рейхсфюрера Гиммлера[9]. Церкви и соборы, разумеется, не тронули, – верующим дозволено молиться, если захотят. Однако что сейчас обеспечивает популярность? Правильно – РЕКЛАМА. На раскрутку новых идей были брошены миллиарды рейхсмарок, телевидение, радио, ведущие актёры кино, включая тогдашнюю звезду Марику Рёкк и публично покаявшуюся Марлен Дитрих. Это принесло плоды – всего через десять лет половина рейха отринула прежнюю веру и понесла дары на алтари богов Великогермании. Сенсация? Нет. История человечества показывает, что люди чрезвычайно легко отказываются от религиозных убеждений – надо просто грамотно организовать рекламные акции. Христианство навязло в зубах за две тысячи лет, а новая версия старой религии («ремейк», как говорят в Калифорнийской Республике) пришлась кстати. Апокалипсис с четырьмя всадниками – нудная скукота, поглощение солнца волком Фенриром – свежо и оригинально. Почему религия не должна быть прикольной?

Открываю дверь магнитным ключом. Вваливаюсь в вестибюль, обливаясь потом, тяжело дыша. Внутри – никого, только жалобно блеет чёрный жертвенный козёл. Разумеется – все мои прислужники взяли отпуск. Это же Руссланд, летом тут поедут на дачу даже в атомную войну. Над алтарём вывешена памятка в виде топора. Я выучил её наизусть:

Понедельник – День Луны

Вторник – День Тюра

Среда – День Одина

Четверг – День Тора

Пятница – День Фрейи

Суббота – День Сатурна

Воскресенье – День Солнца

Граждане Москау не особо пунктуальны и дни недели называют по старинке. Но опытному жрецу, прошедшему практику в Норвегии и Тибете, ошибиться непростительно. Я подхожу к козлу. Тот ведёт себя само собой как настоящий козёл – плохо пахнет и пытается боднуть. Его скоро зарежут, и он имеет право меня не любить. Список дел – в ящичке у алтаря – повергает в ужас. Как я всё успею? Первым же пунктом идут похороны. Это не то что раньше – помахал кадилом, отпел и закопал. Покойников мало погрузить на одноразовые фанерные лодки фирмы «Мицубиси» и сжечь на Москау-реке. В обязанность жрецов входит также… стрижка умершим ногтей. Да-да. Когда наступит Рагнарёк, конец света, недра земли извергнут зловещий корабль Нагльфар, склеенный из ногтей мертвецов. Океан скуёт страшный холод, и это судно, скользя по морскому льду, повезёт на последнюю битву армию великанов-йотунов. Чтобы не случилось Рагнарёка, надо обрезать покойникам ногти, тогда Нагльфар и не сформируется. Ножницы на месте: делов-то – обработаем, подстрижём…

Вы думаете, никто в такое не верит?

Шварцкопфы – да. Они вообще либо православные, либо коммунисты, либо язычники. А остальные… едва человек обретает новую веру, он становится ревностен донельзя. Докатились, бабушки у подъездов уже сплетничают: богиня Ангбода родила детей от Локки или всётаки от Тора?

Я подхожу к изваянию повелителя гномов, Рюбецаля. Сгорбленный маленький старичок с огромной бородой, лесной дух… Не забыть бы положить к его ступням связку грибов.

Голову вновь пронзает боль – сверкающей иглой.

Стискиваю зубы. Сжимаю пальцами морду козла на алтаре. Боги всемогущие…

Туман перед глазами не рассеивается. Я хрипло дышу. Рот наполнился кровью.

Пространство поглощает тьма. Рюбецаль рассыпается мелкими звёздами…

Жуткий свист ветра. Он ледяной – забирается под одежду, хватает пальцами скелета за горло, сковывает движения. Ресницы смёрзлись. Шмыгаю носом, боюсь открыть рот. Ветер уже не просто свистит – он воет, словно смертельно раненное животное… и от этого становится ещё холоднее. Пробираюсь сквозь сумрак – ни одного фонаря, кромешную тьму прореживают вспышки автоматных очередей. Из-под снега торчат скрюченные руки. Увязая в сугробах по колено, шатаясь, по городу бредут люди. Нет, не люди – тени. В грязных шинелях, заеденные вшами, потерявшие человеческий облик. Их обмороженные щёки замотаны бабьими платками, голенища сапог забиты тряпьём. Они ищут тепла у костров, кутаясь в связки одеял. Сумасшествие. Сворачиваю за угол разрушенного дома. Группа солдат копошится возле дохлой лошади – они в полубезумии от голода. Один подполз к голове и грызёт мёрзлое лошадиное ухо. На небе – ни звёздочки. Оно чёрное, слилось с землей в одно пространство. Ни единого целого дома. Только развалины, стены, как будто объеденные зубами неведомого чудовища.

Земля дрожит, и безумцы со ртами, полными конины, скопом бросаются в снег. Бомбардировщики. Их вой смешивается со свистом ветра, превращаясь в симфонию Апокалипсиса. Тьму разрывают на части оранжевые всполохи. Смерть.

Здесь всюду смерть.

Каждый знает ответ на вопрос: что они начнут есть, когда падут все лошади и будут выловлены все кошки. Друг друга. Тепло и еда – то, за чем здесь охотятся люди в лохмотьях. За банку тушёнки отдают золотой перстень. Но кто его возьмёт?