Мир растений: Рассказы о культурных растениях - Алексей Всеволодович Смирнов

Итак, подведем некоторый итог. Что ждет рожь впереди? Пророчеств было много. В 1887 году один из обозревателей писал, что дешевая пшеница на мировом рынке, пожалуй, скоро заставит Европу забыть о черном ржаном хлебе. Не сбылось пророчество. О черном хлебе мир не забыл. И хотя другие зерновые пока обгоняют рожь, былая слава к ней вернется.

В Англии уже сейчас считают черный хлеб «хлебом для богатых». На международных конгрессах его подают как деликатес. Финны ездят к нам за консультацией. Свой ржаной каравай у них получается хуже, а потребность растет. Забавнее всего вышло в Японии. Они закупали на корм скоту рожь за рубежом. Ее зерно стоит дешевле других. А когда сами попробовали, так понравилось, что Япония стала крупным импортером ржи. Поневоле согласишься с Пушкиным, который, попав на юг, сильно тосковал по ржаному караваю: «Дорого бы я дал за кусок черного хлеба!»

Остается уточнить некоторые детали. Почему, например, ржаной хлеб называют черным? И почему он черствеет медленнее пшеничного? И какая выгода в том, что наша рожь содержит больше белка, чем западноевропейская?

Черным называют ржаной хлеб, потому что он и впрямь темнее, чем пшеничный грубого помола. А темнее он потому, что при выпечке легче образуются темноокрашенные вещества меланоидины. Черствеет меньше по той причине, что содержит больше слизистых веществ. А белки ржи ценятся вдвое выше, чем пшеничные. В них гораздо больше незаменимой аминокислоты лизина, о которой сейчас говорит весь мир.

Однако тот, кто, прочитав эти строки, станет изменять свой рацион и перейдет на один ржаной хлеб, сделает ошибку. Рожь содержит, кроме полезных и вкусных веществ, и некоторые другие, не очень полезные. Поэтому диетологи советуют: ломтик-два за обедом — хорошо и здорово. А больше не стоит. Все хорошо в меру. И черный хлеб — тоже.

Просо

Знатоки до сих пор не могут забыть, как в трудную военную пору, в 1943 году, казахский хлебороб Чаганак Берсиев получил небывалый, прямо-таки фантастический урожай проса: двести центнеров с гектара. До тех пор в среднем собирали по пять (в наши дни — тоже!), а он — двести. В сорок раз больше.

Не только проса, никаких зерновых столько не собирали. Подумать только — десять стаканов пшена с одного квадратного метра! Поверить трудно. Однако факт.

Чтобы разобраться в нем, придется отсчитать назад несколько лет и остановиться на 1938-м. Год засушливый. Особенно тяжелый для Саратова, Оренбурга, Казахстана. Этот сухой и жаркий край называют коротко: Юго-Восток. Засуха на Юго-Востоке — частый гость. Нужны были срочные меры. И культура, которая ее не боялась. Нужно было обеспечить урожай.

Немедленно создали тысячи звеньев. Шефство приняла на себя ВАСХНИЛ — Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. А из культур выбрали просо. Оно меньше других страдало от засухи.

Первый опытный год оказался еще засушливее, чем его предшественник. Звенья старались, как могли. Задерживали снег. Готовили почву по всем правилам науки. И получили урожай в пять, а некоторые — в десять раз выше обычного. Но ведь не в сорок же! До будущего рекорда славного Чаганака было далеко.

Казахстанец до тонкости изучил жизнь проса. И в первую очередь он учел, что просо — культура пластовая. Она дает наивысший урожай только по пласту. Пласт — дернина целины, которую первый раз разрезает плуг. В нем нет еще сорняков. Без сорняков хорошо удаются все культуры и трижды хорошо — просо. Мелкое просяное зернышко и всход дает такой крохотный и тщедушный, что его может задавить любой сорняк. Берсиев это знал и посеял просо на нови. На целине.

Однако ведь и другие знали секрет пласта. И если у них была в запасе целинная почва, пускали ее под просо. А до двухсот центнеров берсиевских никто из них не дотянул. Почему?

Прежде чем ответить на этот вопрос, хочу вспомнить один случай из собственного прошлого. Во время войны нашу часть перебросили с Калининского фронта под Сталинград. Там, в Нечерноземье, нас кормили гречневой кашей, да и той давали по норме, понемногу. (Районы, где сеяли гречиху, были захвачены врагом!) А здесь, в степном краю, в Заволжье, властвовало пшено. Давали кашу без ограничения, сколько съешь. Хоть целый котелок!

Я в те годы, естественно, не задумывался над причиной такой разницы в пищевом довольствии. Уже после войны, кончив институт, понял, что иначе быть не могло. В Калининской области, теплой и дождливой, хорошо родится греча. Проса там не сеют. В жарком и сухом Заволжье первое место — за просом. Несмотря на засухи, оно обеспечивало нам вкусную и здоровую еду.

И вот тут мы сталкиваемся с парадоксом проса. Если проследить, где сеял эту культуру Чаганак Берсиев, окажется, что он использовал богатые наносные почвы по реке Уилу. Почвы пойменные и уж никак не сухие. Не странно ли? Признанную культуру засушливых мест высевать на влажной почве речной долины? Отнюдь нет. Просо дает, конечно, урожай на сухой земле, где гибнут пшеница и ячмень, но в несколько раз больший приносит на влажной земле. Потому-то в зимнее время в далеком 1938 году просовые звенья выставляли на полях тысячи обмолоченных снопов пшеницы. Они задерживали снег и прибавляли воду полям.

Однако и задержав снег, звенья все же не смогли достичь высот Чаганака Берсиева. Оставалось еще очень много приемов, которые надо было применить, чтобы просо дало урожай, близкий к берсиевскому.

Взять хотя бы каток. Сколько споров было насчет катка и прикатывания почвы. Одни говорили: без катка просо не уродится. Не укатаешь, влагу потеряешь. Другие возражали и утверждали обратное: укатаешь, влагу потеряешь. Правы были и те и другие. Там, где сильные ветры, неукатанная почва сохнет быстрей, чем катаная. Там, где нет ветра, — наоборот!

Просо ни на день нельзя оставлять без внимания. Даже если грамотно проведен сев, если вовремя убраны сорняки, если уже налились метелки, может подуть ветер, и часть зерна осыплется. Иной раз даже раньше, чем созреет. Профессор И. Елагин проделал такой опыт. Он подставил лотки под кустики проса и стал ждать. Просо еще не достигло полной зрелости, а в лотках уже появились первые красные зерна. Скоро они усеяли все дно лотков. И как нарочно, падало первоклассное зерно.

Чтобы представить, сколько теряется продукции, достаточно вспомнить историю, о которой рассказал в 1911 году агроном В. Романов-Романько. Он решил обновить луговину, на которой пасся скот. Животные давно съели хорошие травы