Сиделка (СИ) - Ши Катерина

Он смотрит жадно и пристально, словно эту самую булку хотел съесть сам. Сжимаюсь, почему боясь того, что меня будут ругать. Да только папа Миланы молчит, лишь через несколько секунд тянет ко мне свою руку, чтобы смахнуть с губы крошку.

— Пей, потом поедем, — он отворачивается так же быстро и резко, но я, наконец, могу выдохнуть и, обжигаясь, делаю первый глоток кофе. Напиток очень вкусный, но слишком горячий, наверное, это понимает и Дамир. Заводит мотор машины, дожидается, пока закрою стаканчик и поставлю его на сумку, — не мучайся, потом выпьешь.

Мы в полном молчании пролетели несколько перекрестков, прежде чем мужчина тормозил вдоль дороги у местной поликлиники. Народу здесь, как обычно, очень и очень много. Машины, для которых так и не додумались сделать парковочные места, стоят, где попало. Но моему спутнику явно везет, раз он умудряется вместиться в, казалось бы, незамеченное никем место.

— Пошли, — нетерпеливо отстегивает ремень безопасности и выбирается на улицу, а мне требуется немного времени, чтобы выползти из высокой машины и максимально аккуратно соскользнуть на землю.

Его команды мне сильно не нравятся, словно рядом со мной робот, которого научили отдавать короткие приказы. Но не могу заявить такому человеке о своем недовольстве! Пусть уж лучше командует и руководит, а я подстроюсь.

Дамир Игнатович шел впереди, не заботясь о том, спешу ли за ним или где-то потерялась по дороге. Он уверен, что я буду следовать, что не отстану. И да, мы идем почти в ногу, я, как Пяточек, можно сказать, уткнулась в его широкую спину, совсем не замечая ничего вокруг.

А надо бы смотреть по сторонам, ведь только преодолели первый этаж, как на меня выскочила заведующая детским отделением, размахивая руками, ругаясь.

— Где тебя носит? — если бы не большое количество людей, она бы не стеснялась в выражениях. А так свой пыл хоть и пытается убавить, да ничего не получалось, — Алина заболела! Всех утренних клиентов на тебя перезаписали! Они ждут!

— А почему меня никто не проинформировал? — все же отмираю, выходя из оцепенения, — ни звонка, ни сообщения. Сама догадаться я никак не могла Жанна Сергеевна.

— Ты мне ту не умничай! — продолжила возмущаться женщина, — сама сейчас со всеми пойдешь разбираться!

Вот только когда за моей спиной нетерпеливо кашляет Дамир Игнатович, женщина все же останавливается, поднимает голову и хмурит брови. Я чувствую, как рука мужчины зависает над моим плечом, но не касается, лишь дарит тепло, которое мне так необходимо.

— Альбина Ильинична больше не работает у вас, — спокойно и четко произносит мужчина, — вчера вам уже звонили по этому поводу.

— Но, — ошарашено отходит женщина, — я думала это шутка такая…

— Увы, — произносит мужчина ледяным тоном, что даже мне становится не по себе, — я так понимаю, документы не подготовлены?

Жанна Сергеевна качает головой и смотрит на меня, как на предателя. Только я опять же, ни о каких звонках и знать не знала. Пришла к своему рабочему времени, уверенная, что пациентов не будет и, как говорила заведующая, даже если они и появятся, все врачи будут направлять другому специалисту, но не ко мне.

— Что ж, — все же касается меня отец Миланы, чтобы развернуть на сто восемьдесят градусов, — тогда за бумагами приедет мой человек. Альбина Ильинична, вам что-то нужно забрать из кабинета?

Утвердительно киваю, потом что хоть вещей и не много, но забрать их все же, стоит, ведь кабинет мне выделили совершенно пустим и все, что там есть — только моя заслуга. Иду первой, замечая, что в коридоре действительно довольно много людей. И совесть грызет от понимания, что они все с маленькими детьми пришла раньше меня, сидят и ждут начала процедуры.

— Не могу я так уйти, — поворачиваюсь к мужчине и смотря в темные глаза, — это же дети! А они ни в чем не виноваты!

Чего я ожидала? Понимая? Наверное, его…, но, закусив губу, неосознанно или подсознательно ждала разрешения от мужчины, который мало того, что привез меня сюда, так еще и свою дочь доверил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Сколько нужно времени? — посмотрев по сторонам, поняла, что приму только самых маленьких, взрослые же вполне могут пойти домой, даже если сильно будут возмущаться.

— Час! — непонятно почему, но посмотрела с такой надеждой на мужчину, что он лишь закатил глаза и сказал:

— Ровно час и не минутой меньше.

Я рванула в кабинет, быстро накинула на себя халат, помыла руки с мылом и размяла кисти перед первым пациентом.

Протерла пеленальный столик и пригласила мамочку в кабинет. Дамир Игнатович расположился за мои столом, смотря исключительно в телефон и полностью игнорируя посторонних людей, а я же, с каким ошеломляющим энтузиазмом провела четыре процедуры и, быстро собрав все вещи в пакет, покинула стены кабинета.

Естественно, ожидавшие под дверью пациенты возмущались, выражали недовольство заведующей, которая лишь руками разводила.

— А вы девушка, — едко заметила одна из бабушек, — могли бы и нас принять.

— Она здесь больше не работает, — ответил Дамир, — а за просто так никого принимать не будет.

Вот так холодно, расставив приоритеты, и ответил он. Даже не повел бровью, когда на него тут же обрушались словесные баталии. Все с такой же ровно спиной шел по коридору, потом так же невозмутимо спустился на первый этаж.

Что могу сказать, мне можно поучиться у отца Миланы хладнокровности. Ну и тому, что себя в обиду давать не стоит. Мужчина же тем временем добрался до машины, а мне ничего не оставалось, как сесть рядом с ним, не зная, куда деть злосчастный пакет, который закрывал обзор. Все же додумалась поставить его на коврик между ног, быстро пристегнула ремень безопасности и удачно вспомнила о кофе. Он, конечно, уже остыл, потерял свой аромат. Но пить так сильно хотелось, что быстро осушила минимум половину из стаканчика.

Дамир Игнатович же выехал на дорогу по направлению к клинике, и больше не произносил ни слова, полностью погрузившись в свои мысли.

Глава 5

Вывески и дома за окнами дорогой машины мелькали очень быстро, а я, сидя на широком и удобном сидении вспоминала свои передвижения по городу. Часто, стоя на ветру больше десяти минут и ожидая маршрутку и автобус, могла довольно быстро замерзнуть в своих легких вещах, но это не самое страшное, ведь транспорт, подошедший на остановку, мог лишь высадить людей, а вот зайти удавалось не всем. Люди набивались битком так, что спинами вжимались в двери, которые с превеликим трудом закрывались. Часто, я просто не залезала в общественный транспорт, боясь быть задавленной. Слишком я маленькая и неприметная, а значит, все будут плевать на то, что могут наступить на ноги или задеть локтем. Поэтому, я всегда выходила за час до начала рабочего дня, иногда шла пешком до другого района, где можно было сесть на троллейбус или успеть поймать маршрутку под другим номером, которая делала приличный крюк и из-за этого не пользовалась большим спросом.

Пробки для нашего города дело нечастое, но утром — постоянное, с семи до восьми весь город выходил на улицу и пытался добраться до работы, садов или школ. Если дорога широкая, то еще можно было разъехаться, а если узкая, то обязательно найдется тот, кто замедлит, итак никуда не годное движение.

Сегодня же, сидя в машине, я понимала, что даже если бы мы застряли на добрые полчаса, то провели бы это время с удобством, в тепле, с приятной музыкой. Я ценила это как никто другой. Ведь нет зловоний от стоящих рядом людей, нет недовольных причитаний, что нужно кому-то уступить место и молодежь совсем уже обнаглела. Даже наушники, которые постоянно цеплялись за все и всех, не спасли бы он монотонного бурчания бабушки рядом, которое вспоминала советские времени, когда все ходили пешком или пользовались велосипедами. Почему-то на таких соседей мне всегда везло, что сильно портило настроение с самого утра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Здание клиники показалось впереди и, как только Дамир Игнатович припарковался, первой выскочила на улицу, вдыхая теплый воздух и думая о том, что перед тихим часом обязательно вывезу Милану на улицу. Пусть хоть дышит и улыбается, тем более, так приятно смотреть на ее румяное личико, а не на бледные и впалые щеки.