История - Лев Диакон

Воспользовавшись этим советом, Иосиф сместил с должностей и отправил в изгнание всех родственников Никифора и других близких ему людей [10]; затем он послал скрепленное печатью письмо упомянутому патрикию Иоанну, стратигу фемы Анатоликов [11], мужу крепкому и храброму, отличавшемуся непреодолимой, непревзойденной силой. Письмо было следующего содержания: «Подозревая Фоку в недоброжелательстве и коварстве, желая пресечь злодейский замысел, который он скрывает в своем сердце, я решился посвятить твою светлость в тайну, чтобы с твоей помощью остановить его необузданные стремления. Со дня на день собирается он произвести переворот и захватить царскую власть. Но я, предупреждая это предательское намерение, немедленно отнимаю у него попечение над войсками и передаю его твоему великолепию [12]. Спустя некоторое время я возведу тебя на самое высокое место в государстве, закуй только поскорее в цепи чванливого, тщеславного Фоку и пришли его к нам».

3. Как только Иоанн получил, распечатал и прочел это письмо, которое, как я уже говорил, сулило ему (если он отстранит Никифора от начальствования и удалит его от войска) командование на Востоке, а впоследствии высшую власть и обладание всей державой, он снялся с того места, где находился, и поспешил к стратигу. Войдя в шатер Никифора и усевшись рядом с ним (он приходился Никифору двоюродным братом со стороны матери), Иоанн сказал: «О благородный, ты спишь глубоким сном, более глубоким, как говорят, чем Эндимион [13], а управляющий дворцом василевса, почтенный Иосиф, с неистовым и кровожадным усердием готовит тебе гибель; насколько это от него зависит, непобедимый стратиг ромеев уже убит, кровь его уже пролита, и кем? О труды! О битвы! О доблесть! Двуличным человечишкой, в котором нет ничего мужского, женоподобным кастратом, искусственно созданной бабой, не знающей ничего, кроме того, что происходит на женской половине. Проснись же, друг, сделай милость, обрати все наши мысли на то, чтобы не погибнуть, подобно рабу, но совершить нечто благородное и мужественное! Пусть знает Иосиф и всякий, кто окажет ему предпочтение, что они вступают в борьбу не со слабыми, взращенными в неге женщинами, а с воителями, силы которых неодолимы, перед которыми дрожит в страхе варвар!» С этими словами он вынул письмо, хранившееся у него на груди, и вручил его стратигу.

Прочитав послание Иосифа и вникнув в его убийственный и зловещий смысл, Никифор притих и на мгновение потерял сознание (ему в то время нездоровилось), а затем, придя в себя, обратился к Иоанну: «Скажи, о доблестнейший, что нам теперь придумать?» – «Как! – воскликнул Иоанн, – ты еще думаешь, что предпринять? Ты не просыпаешься, хотя уже слишком поздно, не хочешь стряхнуть этот крепкий сон со своих глаз, но спрашиваешь, что нам, коль скоро мы попали в тиски неминуемой гибели, делать? Мы – предводители столь многочисленного вооруженного войска, преисполненного мужеством духа, пышущего жаром телесной силы; мы должны, я полагаю, решиться на опасную борьбу за верховную власть. Несообразным и невыносимым кажется мне, чтобы жалкий евнух, пробравшийся из пафлагонской пустыни [14] к управлению государством, руководил стратигами ромеев, чтобы он водил их за нос, как рабов! Так следуй же немедля моему совету, если не хочешь, чтобы тебя схватили и обрекли на тяжкие беды».

4. Выслушав этот совет, Никифор обрел бодрость духа, надел на себя вооружение и поспешил вместе с Иоанном и всем бывшим в его распоряжении войском в Кесарию [15], там он расположился лагерем и стал дожидаться остальных воинов. Через несколько дней все войско Азии собралось вокруг него; в один из первых дней июля, на рассвете, когда солнце уже проливало свои лучи на землю, предводители войска вместе со стратигом Иоанном обнажили мечи [16] и, обступив шатер Никифора, провозгласили его самодержцем и всемогущим василевсом ромеев, пожелав ему править долгие годы. Стратиги и лохаги [17] сделали это по приказанию Иоанна, которому казалось ужасной обидой, что безродный скопец с малолетними детьми помыкает, как ему заблагорассудится, воинственными мужами.

Сначала Никифор отказывался от столь высокой власти, опасаясь той зависти, которую вызывает она к себе, при этом он ссылался на смерть супруги [18] и сына Варды, цветущего юноши, У которого на щеках едва успел засверкать золотистый пушок [19]. Не так давно двоюродный брат Варды, юноша по имени Плеве [20], Во время игры поранил ему копьем веко; Плеве, испугавшись раны, выпустил копье из рук, и оно, ударившись древком о землю, подскочило с такой силой, что насквозь пронзило череп Варды, который тотчас же, не издав ни звука, свалился с коня. Выставляя в качестве предлога смерть жены и сына, Никифор отказывался от власти, уступал эту честь Иоанну Цимисхию и предлагал ему домогаться скипетра [21]. Однако его никто не поддержал из войска, да и сам Иоанн воспротивился; единодушно желая ему счастья, все провозгласили Никифора августейшим василевсом ромеев. Наконец и он, мало заботясь о страшных клятвах, которыми он связал себя перед патриархом Полиевктом и синклитом, принял власть и надел красную обувь – высший знак царственного достоинства [22].

Никифор не упускал из виду непостоянства и неопределенности судьбы, не забывал он также и о враждебности и вероломстве Иосифа. Он поспешил опередить злую волю этого человека и упрочить таким путем как можно лучше свое положение. Поэтому он предпочел свою безопасность прежним обязательствам и пренебрег клятвой. Приняв, таким образом, царскую власть, Никифор вышел из шатра, препоясанный мечом и опираясь на копье; став под открытым небом на видном со всех сторон возвышении, он произнес следующее:

5. «Не потому, о соратники, надел я на себя это царское облачение, что стремлюсь к узурпаторству, но принужденный вами, войском. Вы сами тому свидетели: ведь я отказывался от столь тягостной заботы о государстве, а вы заставили меня принять ее на себя против моей воли. Я хочу уверить вас всех, что я решился подвергнуть себя такому испытанию и ради собственной безопасности, и особенно – из-за любви к вам. Призываю в свидетели всемогущее провидение, что я готов отдать за вас душу, и никакие неудачи не заставят меня изменить мое намерение. Коль скоро вы не допустите, чтобы вероломное безумие и неистово наглая дерзость евнуха достигли своей цели, коль скоро вы, свергнув этого сумасбродного правителя, избрали меня своим государем, я покажу вам на деле, что сумею с божьей помощью так же хорошо управлять, как умел повиноваться. Я расположен к вам, как отец к детям, и советую вам, как любящим сыновьям, не предаваться неге и роскоши, соблюдать воздержанность и бдительность и достойно встретить все, что выпадет нам на долю. Я полагаю, что это дело не решится без пролития крови [23]; чем труднее достигнуть высоты царской власти, тем острее зависть и вражда между теми, кто к ней стремится. Вам предстоит борьба не с критянами, не со скифами и не с арабами, сраженными вашей доблестью, а со столицей ромеев, куда отовсюду течет изобилие, которую нельзя взять приступом, как какую-нибудь крепость. Море омывает ее и делает недоступной, мощные укрепления опоясывают ее со всех сторон; она переполнена сильными мужами и превосходит всю вселенную обилием золота, драгоценностей и всякого рода богатств. Поэтому вам надлежит, укрепившись в благородной доблести, с которой вы побеждали в сражениях неприятелей, [бороться] сверх своих сил и устремиться теперь с еще большим рвением на врагов. Я убежден, что Всемогущий будет мне содействовать в этой борьбе; ведь договоры и клятвы нарушены не нами, а вероломством Иосифа, который без всякой причины отправил моих родственников в изгнание, а мне, ничего не подозревавшему [24], уготовил жестокую, бесчеловечную смерть; нарушившими условия следует считать не тех, которые первыми берутся за оружие, но тех, которые, принеся клятву, злоумышляют против сограждан. Так вспомните же о моей славе, благодаря которой вы одержали бесчисленные победы, и если верно то, что вас в былые времена возбуждала природная ваша доблесть, шествуйте непреклонно туда, куда ведет вас провидение и куда я сам прикажу вам идти!»

6. Своей речью, хорошо слышной всем воинам, Никифор вселил в них такую бодрость духа и столь неизъяснимую отвагу, что никакая воинская сила не могла бы, казалось, устоять против их порыва. Ведь войско любило его всей душою, и каждый гордился его славой. Вся жизнь его с самых юных лет прошла в битвах; он внушал ужас своими подвигами в стычках и сражениях и слыл умелым, непобедимым воином не только благодаря своей силе, но и потому, что был необыкновенно умен и не знал равных себе во всякого рода добродетелях.