Правдивая история Деда Мороза - Андрей Жвалевский

— А кукла где? — раздался строгий голос племянницы Тани.

— Под елкой, — ответил дядя Сережа, — где же еще?

Таня смерила его придирчивым взглядом, поджала губки и отправилась на поиски. Возле елки она на секунду замерла, потом встала на четвереньки и — к ужасу маменьки — быстро забралась под нижние ветки.

— Татьяна! — закричали взрослые. — Таня! Что ты делаешь? Разве так себя ведут воспитанные девочки? Вылезай сейчас же!

— Вылезу! — пообещала воспитанная девочка из-под елки. — Только помогите мешок вытащить.

Через пять минут совместного пыхтения извлекли и усыпанную иголками Таню, и мешок, в который она вцепилась всем, чем смогла. Это оказался почти тот самый красный мешочек из-под лото. «Почти» — потому что он стал вдесятеро больше того, что дядя Сережа принес в кармане.

— Вот видишь, — шепнула мужу Маша, — все на месте.

И ее слова тут же подтвердились: настойчивая Таня, не дав себя как следует отряхнуть, нырнула в мешок чуть ли не вся и завопила:

— Ур-р-ра! Вот она!

Снова взрослым пришлось выуживать девочку, на сей раз — из мешка. Даже не одну девочку, а сразу двух, потому что на свет божий Таня появилась в обнимку с куклой. Не куклой — куклищей! Ростом она была с саму Таню, синие глаза-пуговицы закрывались-открывались, а невероятное блестящее платье словно бы звенело.

Что тут началось! Взрослые охали, дети один за другим ныряли в мешок и появлялись оттуда каждый со своим подарком. Ор поднялся такой, что свечи на елке заколыхались.

А когда счастливые племянники наорались, то бросились к любимому дяде Сереже, и говорили что-то все разом, и за рукав дергали, и вообще всячески выражали восторг и обожание.

«Вот и случилось, — с облегчением думал Сергей Иванович, — вот и чудо». Впрочем, главное чудо состояло в том, что ни один из подарков не был в этой кутерьме поломан, разбит. И споров никаких не возникло — всякий получил то, о чем мечтал.

Когда детский прибой схлынул, стали подходить взрослые. Все благодарили, но смотрели… с опаской, что ли? Сестра так и прямо спросила:

— Как же это, Сережа? Где ты эту красоту раздобыл?

— В мешке, сестрица, в мешке, — ухмыльнулся в бороду Сергей Иванович.

С этой елки супруги ушли необыкновенно быстро. Новоявленному волшебнику очень хотелось остаться одному, понять, что происходит, подумать, осознать…

По молчаливому согласию с Машей, выйдя из дома сестры, они двинулись домой пешком. Сергей Иванович летел по улице, не разбирая дороги, и, вдруг, выскочив на Невский проспект, остановился, замер, разглядывая рождественские витрины.

Ох и толчея была в это время на Невском!

Группками, звеня, шли трамваи. Рекой текли извозчики, толпой шли люди. Все эти три потока существовали сами по себе, периодически пересекаясь. Вот эти пересечения и порождали шум и неразбериху.

То какая-нибудь барышня в последний момент вспомнит, что ей срочно нужно купить что-нибудь к чаю, и начинает выскакивать из коляски прямо под ноги следующим лошадям! А попробуй останови коляску разом! Лошади, они ж не машина бездумная, они не могут колом стать. Тут же шум, гам, извозчики ругаются, барышня краснеет и нервничает, цепляется юбкой за коляску, спотыкается. А сзади уже подпирают. Это же проспект, а не переулок какой-нибудь, тут быстро надобно соображать.

То какой-нибудь шустрый малый начинает перебегать проспект перед носом у трамвая. А трамвай звенит, вагоновожатый нервничает. Трамвай не может колом стать, он же не лошадь! То лошадь глупая трамвая шуганется, дернется. А если еще и пара автомобилей появится, то совсем беда. Вообще негде развернуться.

А людей-то, людей! Все бегут, торопятся. Кто по делу, кто за покупками.

Сергей Иванович очень любил Невский. Только не в такую толчею, а тихим вечером, когда уже никто никуда не торопится, а только редкие прохожие спокойно гуляют.

И Сергей Иванович совсем не любил, когда на его любимом проспекте начинали что-то новое строить. Он страшно переживал, когда закладывали дом Зингера, а когда его построили — почти плакал.

— Руки отрывать таким архитекторам! Правду про него в газетах пишут — гнилой зуб вырос в нашем городе.

Маша относилась ко всему новому гораздо спокойнее.

— А мне нравится, — говорила она, — ты присмотрись, он красивый! Глобус наверху такой замечательный. Ты же к Елисеевскому привык!

Новый магазин компании «Братья Елисеевы» Сергею Ивановичу сначала тоже не понравился. Он бурчал, что это не дом, а теремок какой-то, и что солидному, стройному, классическому Невскому такие дома совершенно не к лицу. Но со временем привык. Даже уже и не представлялся ему Невский проспект без этого большого, чем-то смахивающего на громадный торт, магазина.

Вот и сейчас выбежал Сергей Иванович на проспект, даже улыбнулся знакомым зданиям. Повертел головой, раздумывая, куда б лучше пойти, и, повинуясь непонятному ему самому инстинкту, развернулся и направился прямиком к Александринскому театру.

Маша шла за ним и улыбалась, очень забавно было наблюдать со стороны, как мечется ее большой и слегка неповоротливый муж.

В сквере, возле Екатерины, Сергей Иванович замер. Вокруг памятника великой царице Екатерине Второй было необычно тихо. Обычно это место просто переполнено детьми, здесь выгуливали всех окрестных малышей, но, видимо, сейчас многие дети уже разворачивали свои рождественские подарки. И тут со стороны Невского показалась девочка лет пяти, с няней.

— Девочка-красавица, а как тебя зовут? А можно с тобой поговорить? А что тебе подарили на Рождество? — с места в карьер начал Сергей Иванович.

— Коляску для куклы Нины, — ответила прилежная девочка.

— Замечательный подарок! — сказал Сергей Иванович и немедленно начал озираться по сторонам в поисках других детей.

Заметил еще одну девочку, кинулся к ней так порывисто, что Маше показалось — девочка сейчас бросится наутек.

— Девочка, а как тебя зовут? А что тебе на Рождество подарили, можешь мне сказать?

А девочка даже и нисколечки не испугалась, а наоборот, начала бойко рассказывать.

— Ничего еще не подарили. У нас только после обеда елка.

Сергей Иванович страшно обрадовался.

— А что бы тебе хотелось получить в подарок?

Девочка бойко затараторила, а Сергей Иванович кивал, но с достаточно кислым видом.

Когда словоохотливую девочку увели, Маша подошла и легонько тронула мужа за руку.

— Ну, что?

— Ничего, — буркнул муж, — я ничего не вижу.

Приходили еще дети. Один мальчик был совсем неразговорчивым, вторая девочка явно испугалась незнакомого дядю, а вот следующий ребенок оказался особенным.

Это был худенький мальчик в сопровождении женщины с наружностью классной дамы. Мальчик смотрел исключительно в землю, и поэтому Сергей Иванович обратился к даме.

— Сударыня, вы не возражаете, если я задам этому юноше пару вопросов?

Сударыня кивнула.

— Молодой человек, что бы вы хотели получить в подарок на Рождество, если вы этот подарок еще не получили?

Мальчик, не задумываясь ни на секунду, отчеканил:

— Не получил еще. В этом году на Рождество мне хотелось бы получить атлас мира и глобус, чтобы продолжить изучение географии.

Классная дама довольно кивнула.

Мальчик опустил глаза.

Сергей Иванович протянул руку ребенку и, пожав, собирался сказать что-то вроде:

— Через много лет страна будет гордиться вами, лучшим географом…

Но не сказал. Потому что через холодную детскую ладошку на него нахлынула целая волна образов. Тут были губная гармошка и целый полк солдатиков, солнечный день и толпа детей, игравших в салки, большая вислоухая собака, и каток в парке.

Все это так потрясло Сергей Ивановича, что он стоял, не в силах отдернуть руку, а мальчик словно тоже что-то почувствовал и поднял глаза. Так они и смотрели друг на друга.

— Как тебя зовут? — спросил Сергей Иванович.

— Михаил.

— Все у тебя будет, Миша. Поверь мне.

Настроение Морозова стремительно летело вверх. Он метался по скверу, балагурил, знакомился с детьми. Их вдруг привалила целая толпа, все вышли на послеобеденную прогулку. Каждого ребенка Морозов старался подержать за руку. Впрочем, быстро выяснилось, что именно руку держать вовсе не обязательно. Нужен любой контакт, хоть по голове погладить, хоть за косичку подержаться.

И еще нужно было, чтоб ребенок четко представлял, чего хочет. Потому что иногда к нему в голову врывался непонятный поток сознания — что-то яркое, взрывающееся и крутящееся или, наоборот, что-то спокойное и плавное. Вот и пойми, что эти детки имеют в виду!

Сложнее всего было с совсем маленькими. Думали они быстро и отрывисто — нипочем не успеешь запомнить, да еще и вопросы всякие задавали.