Совьетика - Ирина Маленко

После СССР я чувствовала себя в Голландии так, словно оказалась в мракобесных средних веках. То, что продавая порно-журналы и «толерируя» зону красных фонарей, общество унижает достоинство всех женщин, было слишком сложно для их прямолинейного и плоского мировосприятия, в котором форма и упаковка непременно были намного важнее, чем содержание. Голландские женщины считали это унижение делом нормальным , не представляли себе другой жизни и чуть ли не гордились, когда их оценивали по размеру их бюста и форме ягодиц, словно породистых лошадей на рынке. («Мои груди за 20 лет стали только на 4 сантиметра длиннее!» – вопит на всю страну образец «успешной голландской бизнес- женщины» телеведущая Линда де Мол. Остается только посочувствовать человеку, если ему больше нечем похвалиться). Они искренне считали, что выставить свои сиськи и зады на всеобщее обозрение на пляже есть признак женской освобожденности и их личный свободный выбор, отказывая почему-то в настолько же свободном выборе носить головной платок турецким и марокканским иммигранткам.

Даже в знаменитой голландской толерантности – а именно внешне толерантное отношение к многокультурному обществу и это многообразие культур и языков так поначалу привлекло меня в этой стране!- было что-то невероятно фальшивое. Иностранному туристу голландцы с гордостью показывали, как на равных пьют на кухне кофе с домработницей-марокканкой. Но будучи иммигрантом, ты буквально чувствовал, что люди относятся к тебе с неприязнью, смешанной со страхом – хотя вслух ничего такого говорить им не полагалось (так же, как тебе не полагалось вслух возмущаться проституцией). И то, и другое было «mauvais ton ”. Парадокс в том, что голландцы по своей натуре очень прямые люди, и как раз за прямоту я их уважаю, хотя первое время она шокировала меня и казалась мне, как и многим не привыкшим к голландскому образу мышления, просто грубостью. Их девиз – «doe gewoon, dan doe jij al gek genoeg ”. Можно только догадываться, каких нечеловеческих усилий стоило им заставлять себя не ляпать вслух свои негативные мысли в адрес мигрантов так долго.

Самое нелепое было в том, что Сонни ненавидел все это не меньше меня, и оно было ему настолько же чуждым, как и мне. Больше того, его голландцы недолюбливали и боялись больше, чем меня, потому что хотя он и был голландским гражданином от рождения, но темнокожим. Сонни был самбо – смесь африканцев с латиноамериканскими индейцами, родом с острова Кюрасао ..

«Makamba kens !”- говорил он с презрением, когда они его уж чересчур донимали. Но стоило мне только чем-то возмутиться или начать спрашивать его, уедем ли мы отсюда хоть когда-нибудь (а мне просто необходимо было видеть свет в конце туннеля, даже хотя бы лишь вообразить его!), как он непременно начинал на меня нападать: «Никто тебя сюда не звал! Сама выбрала. Вот и живи теперь».

Разве не честнее было бы уехать из общества, которое никогда тебе не будет своим, и с чьими жизненными установками ты никогда не согласишься? Как будто бы человек не имеет права на ошибку… И я в очередной раз плакала украдкой злыми слезами – и клялась себе, что жить здесь, а уж тем более растить здесь детей я ни за что не буду и обязательно найду возможность отсюда уехать, c Сонни или без него.

Ирландия была для меня все это время как недосягаемая сказка, как земля обетованная, которая ждала меня как награда за все терновые заросли, через которые пришлось продираться на жизненном пути. Каждый раз, когда жить становилось невмоготу, я растирала виски руками и говорила себе: «Вот уеду в Ирландию – и настанет светлая жизнь !»

…В первый раз я попала в Ирландию, можно сказать, случайно. Сонни послали сюда на неделю в командировку, а мне захотелось на нее посмотреть потому, что во-первых, я много читала о ней в детстве, а во-вторых, из-за того, что антрополог, ехавший как-то в одном купе с моей мамой, на полном серьезе уверял ее, что она непременно должна быть кельтского происхождения, и рассказывал ей о том, как часть кельтов в свое время ушла из Центральной Европы на запад – в Ирландию, а другая часть – на восток, как раз в наши края. Захотелось увидеть, действительно ли ирландцы похожи на моих близких. В Голландии, хоть я и была белой, люди по лицу моему сразу чувствовали, что я была нездешней и часто задавали глупые вопросы, типа не турчанка ли я наполовину (русских там тогда еще практически не было).

Мне надоело это чувство – быть чужой. Никто, конечно,не думает, что иммигрант может стать в новом обществе на 100% своим. Но хотя бы чувствовать, что ты людям не мешаешь и что они видят в тебе человека, а не просто «выходца из…», было бы желательно! Меня теперь не удивляет, что именно потомки голландцев – изобретатели апартеида, т.к. сколько бы ты ни старался «ассимилироваться», как бы ты хорошо ни говорил на голландском языке, все равно, и ты сам, и даже твои дети и внуки останутся для них аллохтонами. И когда наконец понимаешь это, пропадает всякое желание становиться частью такого общества вообще. Да, можно отличаться от других людей (я и в родной стране по своим наклонностям и интересам всегда отличалась от большинства ровесников), но чувствовать, что тебя постоянно оценивают не по твоим личным качествам, а чисто на основе твоего этнического происхождения, причем подгоняют свои оценки под заранее аккуратно разложенные по полочкам стереотипы – это уже из совсем другой оперы.

…Голландец, который продавал билеты на европейские автобусы, не дал мне даже рта раскрыть, когда я вошла в его офис.

– Вы едете в Белград, – тоном, не допускающим возражения, заявил он мне.

– Нет, я…

– Тогда значит, в Варшаву, – не сдавался он.

– Helemaal niet ! – возмутилась я,- Ничего подобного, в Дублин!

… С первой же минуты, когда я оказалась среди ирландцев – пересев в Лондоне из голландского автобуса в ирландский, с бегущей собакой, нарисованной на борту – я почувствовала себя как дома. В отличие от голландского автобуса, где каждый сидит сам по себе, как мышь на крупе, и разговаривать с соседями не принято, в ирландском автобусе, загрузились мы в который в 6 часов утра, сразу начался шум и гам. А еще через час все люди в нем уже перезнакомились друг с другом, а к концу поездки – точно так же, как бывает у нас дома в поездах!- многие уже знали всю биографию своих попутчиков. Люди рассказывали друг другу анекдоты и делились личными драмами, ели и пели песни. Нет, они вовсе не были совершенно такими, как русские, эти маленькие, веснушчатые весельчаки и балагуры с невероятным даром речи – они просто умели дать тебе почувствовать, что ты дома! И за это я полюбила их раз и навсегда, окончательно и бесповоротно.

Когда я вышла из автобуса на автовокзале «Бусарас» в незнакомом мне Дублине, было уже темно. Накрапывал дождик, а я, как назло не взяла с собой зонтик ( a big mistake !). Я еще не знала, что этот темный октябрьский вечер окажется для меня таким судьбоносным.

…Для начала меня до полусмерти перепугал со свистом проехавший прямо у меня над ухом двухэтажный зеленый (здесь очень многое было зеленым!) автобус – я-то и забыла, что здесь правостороннее движение!

У меня с собой был план города, и я пошла по нему искать отель в котором остановился Сонни – шикарный «Берлингтон». Говорят, там останавливалась Пугачева во время своего позорного выступления на «Евровидении.». До него было 2 мили – под дождем и без зонта. Когда я наконец ввалилась в роскошное лобби, вода с меня текла ручьями.

– Are you OK? – сочувственно, как мне показалось, спросил меня работник отеля. – С вами все в порядке?

«Неужели я так жутко выгляжу, что он думает, что мне плохо? Какие заботливые люди!»- подумала я. Я еще не знала тогда, что « are you OK?”-это ирландский эквивалент «may I help you? ”

Мои чувства были оглушены увиденным и услышанным по дороге. Тем, что школьники ходили по улице, держась за руки. Тем, что вокруг не было порнографии. Улицы не завалены собачьими экскрементами. Что люди щедро подают милостыню тем, кто ее просит. Что они сами говорят тебе «Извините!”, когда ты случайно наступаешь им на ногу! Что церкви полны народу (не скажу, хорошо это или нет, но какой контраст с Голландией, где они открывались только по выходным, да и то в основном для иностранцев). Темно-зелеными и коричневыми тонами города и его щемящей душу провинциальностью. Тем, что он оказался таким невысоким и уютным. Веселым хаосом на его улицах – вместо постно-кислого голландского «порядка». Когда я увидела, как дублинцы резво перебегают дорогу на красный свет около Тринити Колледж, я чуть не завопила в умилении. «Ура! Я снова среди живых людей, а не роботов!»

Правда, иногда хаос этот принимал крайние формы.По выходным дублинцы напивались до полусмерти, и подворотни вокруг О’Коннелл стрит были заполнены блюющей молодежью, напоминая наш старый анекдот «Смотри-ка, люди уже празднуют!». В прейскурантах дублинских такси была даже специальная такса – «за заблеванное сиденье». 20 фунтов.