Марадона, Марадона... - Юрий Выборнов

Дружба между молодыми людьми возникла сразу и длится все эти годы. Уже на другой день после встречи Диего пригласил Клаудию домой для знакомства с родителями. В аргентинских семьях так поступают только тогда, когда представляют невесту. Она понравилась отцу и матери. Прощаясь, дон Диего сказал ей: «Приходи к нам почаще, дочка». А дона Далма по-матерински обняла и поцеловала ее.

Марадона был счастлив, и с той поры в его жизни кроме футбола появилась Клаудиа. Став профессиональным футболистом, Диего много ездил по стране. Возвращаясь домой, он наскоро целовал мать, бросал на пол свою спортивную сумку и бежал на угол к телефону-автомату звонить Клаудии. Позднее он звонил ей прямо из аэропорта. И нередко оттуда ехал прямо к ней, не заезжая домой.

Клаудиа была серьезной девушкой. Она училась в колледже, но никогда не осуждала Марадону за то, что тот не стал продолжать учебу в торговом техникуме, разумно считая, что ее жених создан только для футбола. Клаудия первой посоветовала Марадоне стать профессиональным футболистом. Она понимала, что футбол такое же большое и важное дело, как медицина или торговля. Диего был благодарен ей за это.

Обосновавшись в Испании, он вызвал Клаудию к себе з Барселону. И девушка жила в доме Марадоны на правах полноправного члена семьи. Когда Диего знакомил Клаудию с друзьями, он называл ее «моя невеста». Наверное, более терпеливой и верной подруги жизни Марадоне уже не сыскать. Положение невесты не могло продолжаться вечно. Однако девушка ни разу не спросила о намерениях Марадоны. Ей нравилось всегда быть рядом со своим женихом, чувствовать себя его другом и верным советчиком в житейских долах. Как и дон Диего, дона Далма звала Клаудию дочкой...

ВОЙНА И ФУТБОЛ

Весной 1982 года в Аргентине произошли события, которые привлекли внимание всего мира. Группа генералов, управлявших страной, руководствуясь беспочвенными лжепатриотическими амбициями, решила возвратить Аргентине Фолклендские (Мальвинские) острова в Южной Атлантике, занятые ровно 150 лет назад англичанами. За желанием вернуть исконно аргентинские земли легко просматривалось стремление отвлечь ропщущий разобщенный народ от экономических проблем, которые резко обострились за годы правления военной диктатуры. Назревал «Мальвинский кризис».

Для освещения этих событий в редакции телевидения возникла необходимость направить в Аргентину своего корреспондента. Мексиканский корпункт, где тогда довелось мне работать, располагал такой возможностью, хотя Аргентина вот уже в течение десятка лет оставалась для советских журналистов «терра инкогнита» — «неведомой землей», ибо военные под любым предлогом не пускали в страну «красных» корреспондентов. За получением визы мы с кинооператором обратились в аргентинское посольство в Мехико. Шел год очередного, XI! мирового чемпионата по футболу, и в стране, футболисты которой выиграли предыдущий чемпионат, заметно оживилась подготовка к этому большому событию в международной жизни.

В апреле советская сборная собиралась в Буэнос-Айресе помериться силами с аргентинскими командами, которые еще не утратили своего ведущего положения на мировой футбольной арене. В ноте советского посольства с просьбой выдать нам визу это обстоятельство выдвигалось на передний план. «Под футбол», рассуждали мы, легче получить разрешение на въезд в страну, где правили военные.

Однако пока шли депеши в МИД Аргентины и обратно, советские футболисты успели приехать в Буэнос-Айрес, сыграть там пару матчей и вернуться домой. Поэтому советник посольства, высокий черноволосый гаучо в белом генеральском мундире, украшенном орденами и аксельбантами, встретил меня с усмешкой:

— Визу вам дали, — многозначительно сказал он, — Но вчера советская команда покинула мою страну. Стоит ли так далеко ехать без видимой на то причины?

Обрадованный приятным известием, я чуть было не ляпнул, что нам интересен и «Мальвинский кризис»... но вовремя прикусил язык:

— Дело в том, уважаемый сеньор, что нам крайне важно познакомиться с ходом подготовки чемпионов мира — аргентинской сборной, которая, как известно, сыграет в ближайшие дни еще несколько контрольных матчей, в частности с болгарами...

Судя по всему, ответ удовлетворил генерала, и мы дружески расстались. Внизу меня поджидала сеньора Алиса, сотрудница аргентинского посольства, принимавшая деятельное участие в получении виз. Она искренне сочувствовала нам, когда мы безуспешно ждали вестей из Буэнос-Айреса, и с нескрываемым удовольствием оформила наши паспорта, предварительно спросив дату отлета и номер авигрейса (формальность, необходимая для всех въезжающих в страну иностранцев). Прощаясь, Алиса пожелала нам счастливого пути и лукаво — -больших «спортивных» успехов. Она тоже не верила, что нас интересует только футбол.

Мы летели на футбол, а попали на войну. Буэнос-Айрес напоминал разворошенный муравейник. Это сравнение пришло на ум еще в аэропорту «Эсейса». Залы были полны народу. Многие аргентинцы покидали столицу, опасаясь налетов английских бомбардировщиков «хариеров». Люди сновали с чемоданами и сумками, плакали, восклицали, кого-то звали, теряли и находили. Под сводами огромного аэровокзала стоял гул, как в бане, было влажно и душно.

Всех пассажиров нашего самолета выстроили в длинную неровную очередь, которая тянулась через транзитный зал к турникету, где два пограничника в темно-синих мундирах проверяли паспорта вновь прибывших. Перед ними, нацелив переносную телекамеру, стояли операторы и бесцеремонно записывали на видеопленку лики всех прилетевших из-за рубежа. Кто-то грустно пошутил: «Ловят британских шпионов».

Пограничники долго перелистывали странички наших синих паспортов, запятнанных старыми визами в другие страны, сквозь зубы задавая формальные вопросы: с какого мы рейса, из какой страны летим, на сколько дней, хотя в формулярах, заполненных нами еще на борту самолета, все это было подробно отмечено. Отыскав страничку с аргентинской визой, пограничники, посовещавшись, попросили нас отойти в сторону и подождать, а наши паспорта передали подошедшему клерку на дополнительную проверку. Я знал, что в ряде аэропортов, куда нас заносила судьба, з обязательную процедуру входило фотографирование паспортов очевидно на память... Наконец паспорта вернули, и мы вышли в город.

Встречавший нас в аэропорту советник советского посольства в Аргентине Виктор Николаевич Рожнов, знакомый мне еще по совместной работе в Бразилии, сообщил, что экспедиционный корпус аргентинских военно-морских сил только что высадился на Фолклендах. «Будет война, — сказал он. — Англичане просто так острова не отдадут».

Спрашивать о футболе было неуместно. По дороге в город время от времени попадались военные патрули. У заставы на выезде из зоны аэропорта многие машины останавливали. Карабинеры проверяли багажники, заглядывали внутрь салона. Искали оружие.

Наша машина с дипломатическим номером избежала проверки, медленно проползла под колючими взглядами строгой охраны вдоль обозначенного широкой белой линией длинного участка осмотра. В этом месте требовалось до предела сбросить скорость. «Если проедешь быстрее положенного, — объяснил Рожнов, — машину остановят, отберут ключи и продержат у проверочного пункта часа два. Лучше не рисковать». Наконец загородное шоссе вывело нас на широкий городской виадук, у въезда на который стояли пятистворчатые ворота — за проезд взималась плата.

За воротами сразу надвинулся город, заслонив небо серыми коробками небоскребов. Мы долго крутились по бетонным мостам, заныривая в неосвещенные короткие туннели, выскакивали на горбатые кривые мосты, пока не вырвались на широкую набережную реки Ла-Платы. Проехали темную громаду знаменитого стадиона «Ривер-Плейт», почему-то носившего английское название великой аргентинской реки. Вдоль дороги стояли фундаментальные дома из кирпича и бетона, возвышавшиеся над густой кроной гигантских деревьев.

Буэнос-Айрес — зеленый город. Вековые дубы, грабы, клены и другие растения бережно охраняются горожанами. В скверах я видел многометровые сосны, кедры, липы. Среди них выделялось чудо-дерево поэмбу с трехметровым стволом в диаметре, увесистые ветви которого, толщиной со слоновью ногу, нависали над самой землей, заслоняя от солнца изумрудно-зеленые сочные лужайки.

Машина быстро пронеслась мимо светлого нескладного обелиска — «Памятника Никому», как называют его аргентинцы, загораживающего проезжую часть самой широкой улицы аргентинской столицы — 9 Июля.

— По вечерам здесь бывают огромные пробки, — продолжал подбрасывать скудные сведения наш сопровождающий. — А вот и знаменитый на всю Америку оперный театр «Колон». В нем пел сам Шаляпин. В огромных подземных кладовых театра хранится костюм Бориса Годунова, в котором великий певец выступал на сцене «Колона». На днях, кстати, сюда приезжают Елена Образцова и Евгений Нестеренко. Будут ставить «Хованщину»..,