В поисках Голема - Керен Певзнер

— Ладно, посмотрим, что это за наперстки. Надеюсь, нас не обманут.

К началу заседания мы опоздали на  десять минут.

В центре комнаты уже стояла дама в буклях и рассказывала историю, изредка заглядывая в толстую тетрадь.

К нам подбежал коротенький толстенький человечек, приложил палец к губам и усадил на ближайшие стулья. Карни недовольно заерзала, чувствую недостаток внимания к своей персоне. Кто же мог предположить, что чехи пунктуальны?

— Что она говорит? — свистящим шепотом спросила Карни.

— Сейчас соображу, — ответила я, с трудом понимая чешскую речь.

Тем временем дама в кудельках рассказывала о иезуитском монахе Иржи Камеле, нашедшем в Восточной Азии необыкновенный вечнозеленый кустарник и назвавший его камелией. Потом это название попало на обложку книги Дюма-сына и оказало влияние на творчество писателя. В общем, болгарский слон — лучший друг советского слона, в данном случае: чешский — французского. Но  перевести так я не могла, Карни все равно бы не поняла — навряд ли она смотрела «Травиату». Поэтому я буркнула «ничего существенного» и принялась ждать окончания лекции.

Объявили перерыв.

Человечек подбежал к нам и представился по-чешски:

— Изидор Кон, председатель общества, к вашим услугам, пани и пан.

— Очень приятно, — ответила я по-чешски. — Если пан не возражает я перейду на русский.

Пока что мне трудно было говорить, ведь я не практиковалась в чешском полтора десятка лет.

— Пожалуйста, уважаемая пани, — ответил он мне по-русски. — Но мы не ждали гостей из России. Вы не ошиблись случаем?

— Мы не из России, мы из Израиля. Позвольте представить: вдова Йозефа Маркса, пани Карни Марксова и фотокорреспондент пан Горелик. А я переводчица, Валерия Вишневскова, кажется, так произносятся на чешском наши фамилии.

— Полька? — осведомился пан Кон.

— Нет, еврейка польских кровей.

Карни схватила меня за руку.

— Валерия, он спрашивал о пакете, который хочет купить? — громко прошептала она.

— Нет пока еще, я только вас представила.

— Что так долго?

— Это Европа, Карни, здесь нужен этикет.

— Этикет-шметикет, — пробурчала она, щелкая замком своей лягушачьей сумки. — Не люблю ашкеназов, одни сплошные реверансы.

Пан председатель терпеливо ждал, вежливо улыбаясь и, наконец, произнес:

— Вы привезли доклад?

— Да, — кивнула я.

— Хорошо. Кто будет читать? Вдова?

— Нет, я прочитаю. Я перевела доклад на русский, ведь это дозволительно уставом вашего общества.

— Конечно-конечно, — согласился пан Изидор. — Я только предупрежу нашего переводчика. Вы выступаете сразу после перерыва.

— Что он сказал? — спросила Карни.

— Я читаю доклад после перерыва.

— А пакет? Боже, у нас нет этого пакета! Зачем я вообще сюда приехала?! Я так рассчитывала на эти деньги!

— Карни, не паникуй! — остановил ее Ашер. — Если покупателям так уж нужно содержимое этого пакета, они сами тебя остановят, расспросят и скажут, как искать. Лучше давай присядем и послушаем, что будет говорить Валерия, даже если мы ничего не поймем.

Мне понравился рассудительный тон Ашера и, как ни странно, он подействовал на вспыльчивую работодательницу. Она кивнула и направилась к центру зала. Там стояли два пустых стула. Мне садиться предложено не было.

Прозвенел колокольчик, и зрители поспешили на свои места. Я осталась стоять у прохода и каждый, кто входил в зал, недоуменно смотрел на себя. От этого я злилась и ругала себя, на чем свет стоит: не надо было мне вмешиваться в эту идиотскую авантюру, быть на побегушках у высокомерной дамочки. А все деньги — неизбежное зло. Хотя их отсутствие — зло всеобъемлющее.

Постепенно все уселись на свои места, я же продолжала стоять. Карни с Ашером не обращали на меня никакого внимания, занятые сами собой. В дальнем конце зала я увидела свободное местечко и раздумывала, стоит ли мне пробираться через ксилофон коленок или, дождаться, когда меня все же пригласят на сцену.

Я немного расслабилась, и пока председатель стучал ручкой с золотым пером по графину (да-да, там, на сцене, стоял стол, а на нем графин чешского стекла с преломляющимися гранями), рассматривала публику.

На удивление, в зале были не только ветхие старушки в рюшах и старички в касторовых шляпах, но и зрители среднего возраста, лет сорока-пятидесяти, а у противоположного выхода даже сидела стайка подростков. Неплохой состав у общества потомков бен-Бецалеля, видать, у почтенного раввина было немало детей и внуков.

Пан председатель начал второе отделение с того, что рассказал присутствующим о кончине пана Маркса, представил вдову (Карни не удосужилась даже подняться, а я не спешила объяснить ей, ведь я была далеко, а о том, что переводчик должен находиться рядом, она даже не подумала), и пригласил на сцену меня. Раскрыв папку, я обвела глазами публику и принялась читать.

Терпеть не могу, когда бубнят по бумажке: я ощущаю себя при этом полной дурой! В наш век мгновенной передачи и копирования любой информации сидеть и слушать косноязычного оратора, у которого, кроме дикции, отсутствуют и мозги тоже, иначе бы он рассказал своими словами — это для меня невыносимая трата времени и сил. Мне не часто приходилось выступать перед публикой, но я твердо запомнила одно простое правило: знай, о чем ты будешь говорить с трибуны, и пусть тебе самой будет интересна эта тема. А все остальное приложится. И еще: заготавливай примерно в три раза больше материала, чем собираешься сказать, тогда будешь чувствовать себя вольготно, а колокольчик председателя с напоминанием о регламенте вызовет лишь удивление — что ж, в следующий раз…

Поэтому я решительно отложила в сторону перевод доклада и принялась рассказывать своими словами, смотря в зал, благо он был освещен, и по лицам присутствующих можно было понять, интересен им материал или нет.

Постепенно я отошла оттого, что было написано в докладе, и рассказала об Академии Художеств имени Бецалеля, но не пражского раввина, а создателя Ковчега Завета, о сумасшедшей старушке, живущей в Иерусалиме и нанявшей бандитов — о ней мне рассказывал Денис. В зале оживились, стали смеяться. Я рассказала, что лучшие российские фантасты интересовались жизнью и легендами о бен-Бецалеле, что Прага — один из самых популярных мест израильского туризма, в общем, «Остапа несло». Скорее всего, сказалась общая усталость после перелета и пренебрежительное отношение ко мне Карни, вот я расслабилась.

Колокольчик зазвенел неожиданно, оборвав меня на полуслове. Я быстро закруглилась и спустилась в зал. Снова объявили перерыв и меня окружили зрители.

— Уважаемые господа, не все сразу, — взмолилась я,  — я не так хорошо говорю по-чешски, поэтому не все понимаю.

Мне стали задавать вопросы по-русски и по-английски, я отвечала, чувствуя неловкость за то, что я окружена людьми, а Карни с Ашером предоставлены сами себе. Я вежливо извинилась перед собравшимися и подошла к ним.

— Прошу прощения, Карни, что я оставила вас с Ашером, но я должна была ответить на вопросы.

Она не успела ничего мне возразить, как несколько человек подошли к нам познакомиться. Я представила Карни пани Блажекову, сухонькую старушку в веснушках, которая долго трясла ей руку и рассказывала, как долго она была знакома с ее мужем, паном Марксом. Потом подошел дородный пан Роубичек, владелец погребка в Градчанах. «Вы обязательно должны попробовать мое пиво, пани Марксова», — густым басом произнес он и поцеловал Карни руку. Всего желающих познакомиться было около десяти человек, я не успевала переводить, Карни — кивать и улыбаться, а Ашер — снимать своим «Кодаком».

Пан председатель вновь постучал по графину и потребовал внимания.

— Дамы а пановэ! — произнес он. — К сожалению, следующий доклад «Растительные мотивы в надгробьях старого кладбища» отменяется, так как докладчик, пан Франтишек Гольдштюккер не явился. Поэтому я предлагаю закрыть сегодняшнее заседание и совершить прогулку по ночному Вышеграду. Давайте доставим себе и гостям Праги наслаждение созерцанием видов ночного города!

— Валерия, что на этот раз? Когда-нибудь ты займешься делом? — прошипела Карни с ту же секунду, когда председатель закончил говорить, а я переводить.

— Улыбайся, Карни, улыбайся, — прошипела я сквозь зубы. — Нас пригласили на ночную прогулку, и отказываться не стоит.

— Я не хочу на прогулку! У меня ноги болят от сидения в кресле самолета.

— Не капризничай, Карни, — сказал Ашер, — с председателем вполне можно будет поговорить по дороге.

— Ну, хорошо, — согласилась она. — Но теперь я буду с ним говорить сама. От тебя, Валерия, проку, как из верблюжьей колючки гефилте фиш. Просто иди рядом и переводи слово в слово.

Мне хотелось сказать, что именно для этого меня и наняли, а не для того, чтобы я инициировала переговоры о продаже неизвестно чего, но промолчала. Все же она работодательница, а не верблюжья колючка!