Лето длиною в ночь - Елена Ленковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огороды, рубленые избы, выше — земляной вал и деревянные укрепления на нём, а сверху, над всем этим — пятиглавый белокаменный собор на высоком речном берегу. И тишина… Даже собаки не лают.
Только гуси гогочут, крыльями хлопают — им одним, похоже, в этих краях днём не спится.
* * *Первым делом он осмотрелся, нет ли кого из людей поблизости — спросить, что за местность, далеко ли до Питера, да и число сегодняшнее разузнать неплохо бы, а то — сомнения возникли…
Прошёлся туда-сюда. Вокруг — как вымерло всё! Только солнце палило вовсю, да огорожи отбрасывали короткие, словно высохшие от жары, тени. Под ногами — горячая дорожная пыль. Пахло полынью, навозом, и, кажется, свежей стружкой…
Он остановился, тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб. Лизнул зачем-то руку. Пот был настоящий. Солёный. И вообще — пить хотелось.
Да не, какой сон! Всё в реале.
«Но если теперь лето, — испугался он, — тогда я, выходит, с прошлой осени болтаюсь незнамо где? И меня не ищет никто? Или…»
Он помрачнел, и додумал с горечью: «Или поискали, да не нашли. Поплакали, да и рукой махнули…»
* * *Что это? Хнычет кто?
Глеб огляделся. Вроде никого.
Прислушался.
Откуда-то из подзаборных крапивных зарослей — писк. Подошёл поближе. Девчонка лет шести-восьми — растрёпанная, зарёванная — в крапиве по самое горло стоит. Глаза вытаращила — как в японских мультяшках, огромные. Шею кверху вытянула, замерла, шевельнуться боится.
Он моргнул. Вот бедолага.
Ага, а через пыльную дорогу, наискосок — гуси идут. Крупные такие, гогочут, шеи тянут, крыльями взмахивают. И гусята с ними. Мелкие совсем, пушком покрыты, семенят смешно, враскорячку. Ну, ясно! Уходят уже. Дело сделали, девку малую в крапиву загнали. Ы-ых!
Глеб поморщился, опять оглянулся. Крапива у забора — высоченная. Девчонке до горла, ну и ему — по грудь. И — никого. Ни детей тебе, ни взрослых поблизости. Ну не бросать же малявку. У них в детдоме, во всяком случае, так не принято было.
Взял хворостину, стал стебли сбивать. Тут только сообразил, что босой. В сердцах отшвырнул палку, развернулся и вломился в крапивные заросли спиной вперёд. Девчонка обхватила его за плечи ручонками, он её на спину подсадил, и — бегом оттуда! Хорошо, не тяжёлая попалась.
Ух! Обожгло так обожгло. Ноги мигом волдырями покрылись.
Девчонка легко со спины соскользнула, встала рядом — лицо зарёванное…
Заревёшь тут! У самого слёзы выступили, такая жгучая эта зараза.
— Привет! — улыбнулся он девчонке.
Стоит, смотрит. Не красавица, глаза разного цвета, и один косит немного. Зато лицо — доброе. И того, наивное слегка…
Вытерла слёзы, улыбнулась.
— Привет, — сказал он ещё раз, яростно расчёсывая покрасневшие щиколотки. И — представился. По всем правилам этикета, ага.
А девка — ни гу-гу, только мокрыми слипшимися ресницами хлопает.
— Тебя как звать-то?
Молчит. Застенчивая какая. Или… Немая, что ли? Мычит чего-то, испуганно пальцем ему куда-то за спину тычет.
Обернулся. Гуси???
— За мной! — скомандовал Глеб, ухватил девчонку за руку, и — припустили со всех ног. Вниз, к речке побежали. Не в крапиву же обратно лезть. Никакие гуси, ясно дело, такого спринтерского рывка не выдержали бы. А, может, и вообще догонять не собирались, кто их разберёт… Но уж лучше, как говорится — от греха подальше! Рублёв ведь с нравами сельской живности знаком не слишком. На своём Ямале он даже обыкновенных куриц только в супе и видел…
* * *…Стянув с себя треники и футболку, он стоял на песчаном берегу, расставив ноги, уверенно расправив плечи, уперев кулаки в бледные бока. Это нынешним летом был ого-го какой загорелый, Тоня всё повторяла — «ты у меня чернющий прямо», а к октябрю — сошёл загар, как и не было…
Коренастый, немного косолапый — для какого-нибудь балета может и плохо, а для футбола — очень даже хорошо. И для плавания — годится.
Вот мы сейчас и поплаваем! Красота! Ещё бы знать, как эта речка называется…
Глеб деловито щёлкнул широкой красной резинкой трикотажных плавок с самолётами-истребителями, и тут же покраснел, поймав восхищённый девчонкин взгляд. Вот деревня! На плавки уставилась. Трусов с самолётами не видала, что ли!
Он смутился, отвернулся, торопливо зашлёпал ногами по воде, забежав по колено, развернулся, раскинул руки, и с размаху плюхнулся на спину, подняв целый фонтан прохладных желтоватых брызг.
Она тоже зашла в воду. Какой там купальник! Сарафан, или что там у неё — стянула, и прям в длинной рубашонке в речку полезла.
Потом они брызгались. Сначала Глеб брызнул — легонько, издалека. Попал. Она даже не закрылась рукой, только заморгала испуганно. Он улыбнулся, наддал ещё. Через секунду они уже молотили ладонями по воде, щурясь и захлёбываясь от смеха. Наконец, нахохотавшись, и досыта нахлебавшись тёплой, чуть тинистой воды, Глеб первым запросил пощады.
— Ну всё, всё. Хватит! Ну, хорош уже! — он задрал кверху ладони, показывая, что сдаётся. — Погоди, на тот берег сплаваю!
Он перевёл дух, и с серьёзным выражением лица бросился в воду. Поднырнул, поплыл под водой — долго-долго.
Вынырнул на самой глубине, пошёл к противоположному берегу короткими, энергичными саженками. Но скоро устал, до того берега плыть передумал, и, перевернувшись на спину, отдался медленному плавному движению реки. Лениво пошевеливая ногами, подгребал только слегка, и глядя прямо вверх, в неяркую прозрачную синь тёплого летнего неба, вдыхал тинистый запах речной воды…
А всё-таки хорошо, что лето…
Наконец, фыркая и отплёвываясь, он выбрался на берег. Трусцой припустил обратно, к тому месту, где осталась на берегу девчонка, и где валялись его треники и футболка. По дороге скис немного: возвращаться оказалось нудно и долго.
Девчонку он заметил ещё издали — на неё и ориентировался — зашла в воду и стоит неподвижно, столбиком. Как суслик, честное слово.
Подошёл поближе. Она всё так же стояла по колено воде, замерев и напряжённо всматривалась вдаль, сжав голову ладонями. Нелепо и как-то горестно торчали в стороны острые локти.
Глеб окликнул девчонку издали. Она не обернулась. Фу-ты! Она ж не слышит!
Глеб подошёл к ней сзади, осторожно дотронулся до худого плеча. Девочка вздрогнула, повернула к нему заплаканное лицо. Разулыбалась, радостно всхлипывая, размазала по мокрым щекам слёзы.
— Ты чего ревёшь-то, глупая? — не понял Глеб.
Мыча и как-то мучительно кривя лицо, она стала энергично размахивать руками в сторону реки. Рублёв смотрел то на эту пантомиму, то на реку, силясь уразуметь, в чём же дело.
— Решила, что я утонул, что ли? — догадался он наконец. — Да ты чего? Я плаваю отлично!!! Я ж нахимовец! Мне — в море служить. — Девчонка смотрела на него, преданно улыбаясь, но явно не понимала, о чём он толкует. — Не понимаешь? Эх… Ну как с тобой такой разговаривать-то! — Поди и не знаешь, что такое море! Ну хоть по телеку-то видела? Или нет?
Глеб даже засомневался, видела ли она телек вообще, уж больно вид у неё был отсталый. Нет, не то чтобы глуповатый, а… Ну, словом, несовременный был вид.
— Море, знаешь, это… Это прорва воды, не то что в реке. И другого берега не видать. И солёная в нём вода, прям солонущая. Я тоже один раз только на юг, на море-то ездил. А в Петербурге — ну там тоже море, конечно, да только… А, да что я тебе рассказываю, всё равно не понимаешь! Или понимаешь? Про Петербург-то слышала, нет?
Девчонка смотрела на него, не мигая. Не похоже было, что она сильна в географии. А может просто от того, что не слышит…
— А про Москву?
Девчонка закивала. О, стало быть, что-то всё же слышит. Или того, по губам понимает. А может так… разговор поддержать мычит…
— Ну а Петербург знаешь? Город такой на Неве. А? Мне туда вроде нужно…
Девчонка морщила лицо, всем своим видом выражая глухое недоумение.
— Ну-у, темнота! — добродушно подытожил Глеб. — Ладно хоть про Москву знаешь! — улыбнулся, снисходительно похлопал её по плечу.
Куда ж это я попал-то. Эх, жалко немая девка-то, не расспросишь ни о чём. Гадство… Ни телефона, ни денег, ни еды… Он провёл рукой по пустому животу — после купания есть захотелось просто зверски. Огород что-ли какой навестить?
— Где бы еды достать? — Он показал девчонке, будто засовывает что-то в рот, а потом усиленно стал делать вид, что жуёт. Тьфу, чуть слюной не захлебнулся…
Девчонка сразу поняла. Закивала. Сделалась деловитой. Схватила его за руку, за собой в горку потащила. Глеб думал — в дом к себе пригласит, ну если не в дом, то хотя бы еды ему немного за ворота вынесет. Живёт же она тут где-то…
А она привела его не в дом, а прямиком к тому высокому пятиглавому храму.
* * *Уж потом он узнал, что этот храм тут много веков стоит. И называется — Владимирский храм Успения Пресвятой Богородицы. И вообще — это не деревня никакая, а город Владимир. Такой просто он в древности был — деревянный. Только храмы кое-где стояли каменные… и ещё эти, ворота Золотые. Они тоже не золотые так-то, ну и не деревянные — каменные…