Искушение и соблазн - Сьюзен Джи Хейно

— Это он? — со странной смесью благоговейного восторга и изумления осведомилась она. — Это Фитцгелдер?

Софи с трудом подавила смешок. Мысль о том, что кто‑то мог спутать лорда Линдли с ее хозяином, выглядела абсурдной.

— Нет, это кто‑то другой, — перебил ее отец. — Я его не знаю.

— Это Линдли, — вмешалась Софи. — Лорд Линдли, — поправилась она.

— Граф?

Софи кивнула.

— Тогда у нас проблемы, — покачал головой актер. — Этот джентльмен — приятель Фитцгелдера. Но зато теперь я, кажется, знаю, что нам делать.

— В самом деле?

— Да. Я должен уйти.

— Нет, отец. Мы должны уйти все вместе.

Немолодой джентльмен покачал головой:

— Нет. Люди должны всего лишь решить, что мы ушли вместе. Вспомни, дорогая, он никогда тебя не видел. Ты должна остаться — потому что только здесь ты будешь в безопасности.

— В безопасности? Здесь?! Ты шутишь, отец? — возмутилась мисс Сэндс.

Софи решила, что пришло время вмешаться.

— Простите, сударь, — решительно возразила она, приняв сторону девушки, — но вы ошибаетесь. Уверяю вас, мистер Фитцгелдер непременно заметит мисс Сэндс, даже если, как вы говорите, он никогда раньше не видел ее. Не думаю, что тут она будет в безопасности.

В ответ старик только улыбнулся:

— Будет. Если сыграет так, как не играла никогда в жизни.

Глава 2

Если бы бедняга Шекспир задумал «Ромео и Джульетту» как комедию, мысленно вздохнул Линдли, то сцену на балконе можно было бы смело назвать шедевром сценического искусства. Игравший Ромео дурашливый юноша выглядел деревенским юродивым. Не то чтобы он делал это нарочно, просто… Как это ни печально, но Линдли видел, что преувеличенная манерность, с которой он двигался по сцене, и то, что он постоянно порывался произносить реплики Джульетты вместо собственных, приводили беднягу в такое же смущение, что и зрителей.

Впрочем, Джульетта оказалась не лучше. Точнее, даже еще хуже. Вдобавок ее с большой натяжкой можно было назвать юной девушкой. А если честно, Джульетта выглядела намного старше и заметно больше потрепанной жизнью, чем ее нежный возлюбленный. Возможно, дело было в башмаках, но Линдли сильно подозревал, что хрусту, который он слышал, когда она пыталась привстать на цыпочки, чтобы обнять Ромео, Джульетта обязана не столько им, сколько своим суставам.

Линдли только диву давался, глядя на сцену. Во имя всего святого, о чем думал Фитцгелдер, когда пригласил эту убогую театральную труппу дать представление в своем доме? Его гости, привыкшие к куда более нескромным развлечениям — понемногу начинали терять терпение. Оставалось только надеяться, что Фитцгелдер не выложил кругленькую сумму за эту жалкую пародию на спектакль.

Но сколько бы с него ни запросили, судя по выражению лица их хозяина, он тоже считал, что явно переплатил.

— Дерьмо собачье! — взревел Фитцгелдер, устав слушать, как Ромео восторгается ангельской красотой своей возлюбленной, которая по возрасту годилась ему в бабушки. — Какого дьявола… что все это значит?! Где настоящая Джульетта, я вас спрашиваю? Вашей Джульетте все шестьдесят с хвостиком! — рявкнул он. — Проклятие… где актриса, которая должна была ее играть?! Меня уверили, что мисс Сэндс играет именно в вашей труппе и что на нее по крайней мере приятно смотреть! Куда, к дьяволу, подевалась мисс Сэндс?!

Ромео поперхнулся. Потом затравленно покосился куда‑то в сторону — Линдли мог бы поклясться, что уловил краем глаза какое‑то движение. Возможно, кто‑то прятался там, в самом углу, за ширмой, позади импровизированных подмостков. Да, решил он, так оно и есть. Там явно кто‑то был… скорее всего женщина, подумал он, заметив краешек юбки.

— Среди нас нет мисс Сэндс, сэр, — пролепетал Ромео. — Только актеры, которых вы видите перед собой.

Это, безусловно, была ложь. Линдли нутром это чувствовал. Действительно, хлипкий Ромео со своей престарелой Джульеттой и еще трое актеров, дожидавшихся за кулисами момента, чтобы появиться со своими репликами, были единственными, кто принимал участие в спектакле, однако что‑то подсказывало Линдли, что юный актер лжет. Но почему? Этого Линдли не знал.

Зато он знал, как это выяснить.

Линдли незаметно выбрался из кресла. Он не часто посещал вечера, которые Фитцгелдер устраивал по четвергам и которые давно уже стали притчей во языцех, поэтому не слишком хорошо был знаком с географией этого дома. Однако Линдли предполагал, что если ему удастся выскользнуть из гостиной незамеченным, он получит возможность пробраться в заднюю часть дома и отыскать ту самую дверь, которой пользовались музыканты. Тогда он сможет увидеть, кто же прячется за этой проклятой ширмой.

Если Фитцгелдер ищет актрису по фамилии Сэндс, а женщина, носящая ее, находится в доме и при этом старается не попасться на глаза хозяину, стало быть, она и есть тот самый человек, который нужен Линдли. Очень нужен.

Софи, притаившись за ширмой, прислушалась. Воздух в Голубой гостиной ее хозяина, до отказа забитой гостями, к этому времени стал настолько спертым, что нечем было дышать. Насколько же приятнее было снаружи, с тоской подумала она. Она была буквально в двух шагах от того, чтобы навсегда покинуть этот дом. Но все пошло не так, как было задумано, и отец мисс Сэндс велел ей незаметно вернуться в дом, чтобы предупредить молодую актрису.

Софи прошмыгнула в дом через черный ход, бесшумно прокравшись на цыпочках по коридору, которым обычно ходили слуги. Уверенная, что ее появление осталось незамеченным, она юркнула за ширму и притаилась в алькове, в котором была узкая дверца, через которую, как предполагалось, должны были входить музыканты.

Ее охватило какое‑то странное чувство… что‑то вроде пресловутого дежа‑вю. Сколько раз до этого ей приходилось стоять за кулисами, благоговейно наблюдая за представлением? Наверное, сотни, вздохнула Софи.

Мама была актрисой — прелестной, грациозной и невероятно талантливой. Где бы она ни выступала, зрители встречали ее оглушительными аплодисментами. Отец, всегда элегантный, даже франтоватый, был дьявольски красив, а его неотразимое обаяние обеспечивало им восторженный прием в любом городе, где бы они ни играли. Может, поэтому театр в глазах Софи казался какой‑то волшебной страной. Вынужденная покинуть его, она обливалась слезами, но все было напрасно — не помогли ни слезы, ни протесты. Это случилось, когда она подросла — мама с отцом решили, что она обязана получить достойное воспитание, и отослали ее к бабушке.

После этого ее жизнь с каждым годом становилась все хуже и хуже. Софи забилась в уголок, закрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Потом, вдруг опомнившись, одернула себя, напомнив, что у нее нет времени горевать о прошлом. Нужно взять себя в руки и подумать, как передать мисс Сэндс слова ее отца и при этом не попасться на глаза хозяину.