Школьный спектакль - Вениамин Каверин

Сегодня снова попробовал сосредоточиться на себе с помощью воспоминаний. В прошлом году, когда я колол дрова Сережкиной тетке, в сарай зашел знакомый мальчишка лет девяти. Я ему в шутку погрозил топором, и он вдруг испугался. И тогда я стал ему еще больше грозить, именно потому, что он испугался. Это было, конечно, подло, но психологически интересно, потому что я не стал бы грозить, если бы он не испугался. Он показал, что находится в моей власти, и это немедленно разбудило во мне животный инстинкт. Тут любопытно разобраться, потому что эти понятия – власть и инстинкт, – по-моему, связаны. Например, Северцев, управляя своими инстинктами, уговаривает Самарину, и для последней это может кончиться плохо.

АНДРЕЙ ДАНИЛОВИЧ: ТЕАТР

А надо вам сказать, что жил я тогда у Авдотьи Яковлевны, сторожихи на фанерном заводе. Комната была небольшая, с запахом теплых бревенчатых стен, приятным потому, что это напоминало мне лучшую пору моей жизни.

Мы с женой первые два года семейной жизни жили врозь: я в Глухове, а она – в сельской больнице, за двадцать пять километров. Каждую субботу я приезжал к ней, случалось, что в метель, зимой, иззябший, стосковавшийся, и она встречала меня в такой же точно бревенчатой комнате, прибранной, уютной, душистой… Так же пахло теплой сосной, какими-то травками, которые хозяйка держала за иконой.

Плохо было только, что в комнату, которую я снимал у Авдотьи Яковлевны, выходил оштукатуренный щит от шведской кухонной печи. Было жарко, и форточка у меня была всегда открыта. Впрочем, и это было недурно, потому что, взглянув через форточку, в любую минуту можно было убедиться, как стар и красив наш город.

Дом стоял на берегу узкой речки Дужки, и на другой стороне была видна крепостная стена, хорошо сохранившаяся, с башней, прикрытой черной деревянной крышей. Именно это уединенное место избрали для своих встреч Володя и Варя, и таким образом их свидания происходили буквально на моих глазах. Первым приходил Володя и задумчиво ждал на пристаньке – летом здесь был перевоз через Дужку. Потом на дорожке в своем гладеньком пальтеце показывалась Варя – она жила за рекой, – и он не бросался к ней, а тоже шел медленно, точно боясь испугать ее нетерпеливым движением. Они шли рядом, не касаясь друг друга. Мне казалось, что и говорить они должны шепотом. Что-то беззвучное, строгое чудилось мне в этих встречах. Впрочем, глядя на них, я думал и о том, что не пройдет и полгода, как Володя у той же пристаньки будет встречаться с другой или Варя с другим. Но вернемся к моей истории.

Ну, что вам сказать? Театр – ведь это магия! Волшебство, обладающее неслыханной заразительной силой. Сперва посмеивались, раскачивались довольно лениво, а потом увлеклись! Да как! Теперь собирались у меня каждый вечер, обсуждались композиция, декорация, костюмы. Прилично рисовал один только Костя Древин, тот самый, дремучий, о чем-то сонно думавший Костя, который всегда был за тридевять земель от того, что происходило в школе. Миша Крейнович уговорил его, и хотя не бог весть как, однако же он нарисовал костюмы и даже придумал нечто вроде экспозиции – все это нехотя и стараясь показать, что его совершенно не интересует наша затея.

Пьеса, которая была названа "Так не было – так было", сложилась легко – ссоры, свидания, секреты были еще свежи в памяти, и актеры, репетируя, как бы натыкались на почти готовые сцены. И все-таки сразу стало ясно, что в нашем спектакле нет самого важного – ансамбля. Конечно, было забавно слышать, как Портос, клянясь в верности королеве, говорит: "Железно!" Или Арамис, восхищаясь красотой госпожи Бонасье: "Потрясно!" Но в устах д'Артаньяна, например, этот язык, которым щедро воспользовался Крейнович, звучал фальшиво, особенно в сцене, где он объясняется в любви госпоже Бонасье. Он играл эту сцену с напряжением, без уверенности, как бы наугад. Наконец я сказал ему (воспользовавшись тем, что мы остались одни):

– Послушай, неужели тебе так трудно вообразить кого-нибудь другого на месте госпожи Бонасье?

Разговор оборвался, но он, без сомнения, понял, кого мне хотелось назвать. И не только понял: на другой день перед нами явился совершенно другой д'Артаньян. Прежде всего Володя выбросил из своей роли весь школьный жаргон. Когда в первой картине Человек без маски говорил об искусственности в любви, Володя неожиданно стал возражать, ему и оригинально, тонко. Тут же он принялся работать над своей импровизацией, отделывая текст, стараясь найти верную интонацию. Движения стали увереннее, голос тверже. Обсуждая свою роль, он незаметно входил в нее, и это тоже было естественно, просто.

Крейнович усложнил пьесу длинными, не относящимися к делу философскими рассуждениями и очень сердился, когда я настаивал на сокращениях. Володя заступился за него, и действительно – эти длинноты, которые он переделал, в его устах звучали не так уж длинно. Словом, все говорило, что перед нами актер с большим будущим, что, как известно, и осуществилось.

Женских ролей было только две – королевы Анны и госпожи Бонасье (не считая множества эпизодических), и вот тут мы столкнулись с затруднением: Варя Самарина, на которую была главная надежда, отказалась наотрез. Я сам разговаривал с нею. Она держалась вежливо, спокойно, но твердо, а когда я стал особенно горячо уговаривать, взглянула на меня смело, почти дерзко, сказала:

– Простите, Андрей Данилович, к сожалению, не могу, – и ушла.

Более того: она отказалась даже играть за сценой на рояле инсценировка проходила на музыкальном фоне. И вот тут я решил попытаться все-таки уговорить ее с помощью того же Володи.

Это было у меня после первой репетиции с музыкальным сопровождением, неудавшейся потому, что Камкова, игравшая гораздо хуже, чем Варя, все перепутала и ушла домой в слезах.

– Володя, а что, если мы все-таки попросим Варю? Ведь мы с музыкой просто горим.

Он вздохнул.

– Откажется. Она ведь вообще немного странная, Андрей Данилович. У нее теории.

– Какие теории?

– Ну вот она, например, считает, что наш спектакль – кощунство.

– Вот как!

– Она говорит, что ничего не сделала такого, что заставило бы ее смеяться над собой. Да еще перед всей школой! Я старался ей доказать, что, если так, стало быть, каждый актер, играя комическую роль, смеется над собой. Но она утверждает, что это совсем другое. Она и меня убеждала не играть. В общем-то, она права, Андрей Данилыч. Она очень настаивала, но я сказал, что постараюсь сыграть так, чтобы надо мной не смеялись.

КОСТЯ ДРЕВИН: ЧТО ТАКОЕ АКТЕР?

В общем, я нарисовал им разные дурацкие плащи и камзолы, а щиты предложил сделать из гладкой цветной бумаги. Щиты будут переставляться на эстраде согласно месту действия. Скажем, Лувр – два золотых щита под углом, а раздевалка – несколько параллельных серых щитов с крючками. Но потом раздевалку они отменили. Главные сцены я предложил играть на лестницах. Лестницы справа и слева спускаются в зал. На одной можно играть «выдумку», а на другой – «правду».

Пьесу я не стал читать, потому что это не пьеса, а белиберда, и тогда Крейнович кратко рассказал мне, в чем суть дела. Как я и думал, это очередной выверт, который не имеет никакого отношения к столетию школы! Ведь гении не могут без вывертов! Но это особенный выверт, который мне надо проанализировать, то есть понять, откуда он взялся?

Каждый будет играть самого себя, то есть на самом деле покажет всю глупость этой канители с ухаживанием по очереди и с "цветами дамы". Иными словами, это будет саморазоблачение под видом самопожертвования: "Смотрите, какие мы были дураки и какие мы теперь хорошие. И подумайте над собой: как случилось, что вы стали нам подражать? Ведь для этого надо быть втройне дураками".

Когда я это понял, мне стало противно, что я сделал рисунки и посоветовал насчет лестниц и щитов, но было уже поздно. И я посоветовал еще кое-что насчет света. Но дело в другом.

Во-первых, я понял, что из гениев пользу человечеству может принести только Громеко, у которого феноменальная память. Как таковая, она, конечно, еще ничего не значит, поскольку ею даже пользуются циркачи (мнемонический фокус). По она у него не только механическая, но н ассоциативная. Поразительно, что эта ассоциативность отрицательная, то есть в его сознании одна мысль вызывает другую не по сходству, а по противоположности. Я думаю, что всю эту музыку с инсценировкой придумал он. Что значит: "Так не было так было"? Одно и то же явление показывается одновременно со знаком плюс и минус.

Во-вторых, разберемся: зачем гениям понадобилась эта инсценировка? Допустим, они хотят помочь Андрею Даниловичу, который думает, что, если ребята увидят, какой кавардак они устроили в классе, они устыдятся и станут паиньками, как и полагается "выпуску века". Но Андрею Даниловичу они хотят помочь по касательной, а на деле это внутренний ход. Между гениями какая-то свара, в результате которой четверка превратилась в три плюс один. Этот один, конечно, Северцев, которому они сговорились доказать, что он лапоть. Но он как раз докажет обратное, то есть что лапти они.