Клин - Андрей Буторин

Анна, обогнув елку, метнулась к Сергею. Я бросился за ней, опасаясь влипнуть еще в какую-нибудь дрянь. Злополучную елку я вообще обежал метра за три — золотистая пыльца с нее еще продолжала опадать. Я услышал, как девчонка заорала на брата, чтобы тот вытянул руку и не дергался. Наконец я увидел Серегу — с бледным от боли лицом. Материться он перестал, поскольку сильно закусил губу и теперь лишь продолжал по-змеиному шипеть. Анна целилась невесть откуда взявшимся шприцем в Серегину ладонь. Я сразу подумал, что в нем яд, но брат шприц тоже видел и руку не отдергивал, так что я вмешиваться не стал. К тому же выражение лица «диверсантки» было настолько рассерженным, что никак не подходило для совершения подлости и коварства. Морды бить с таким лицом — милое дело, а вот для введения врагу порции яда скорее подошло бы что-то ехидное и зловещее.

— Что это?.. — просипел Сергей, когда Анна, сделав укол, убрала шприц.

— Цианистый калий! — рыкнула девчонка. — Чтобы дураков на свете стало поменьше. — Но, выпустив пар, все же буркнула: — Антидот это… — И с нескрываемым злорадством добавила: — Но пару часов все равно поболит, будь уверен! Хорошо, если до завтра перестанет.

— Я спросил, что это такое? — мотнул брат головой на елку. Рыжая бахрома снова висела на ее ветке, будто невинное новогоднее украшение.

— Не знаешь? — хмыкнула Анна.

Серега помотал головой.

— Это «жгучий пух». Он же — «ржавые волосы». Распространенная аномалия средней пакости, хотя, бывает, что и от нее умирают. Чаще — от болевого шока. Просто не верится, что вы этого не знаете. Если бы сама не увидела, что ты в нее откровенно залез… Да и братец твой выдал такое, что лишь в цирке показывать! Жаль, такой номер не утвердят по морально-этическим соображениям.

— И что же он сделал?

— А! Ерунда. Всего лишь на «трамплин» помочился.

— Тоже аномалия?

— Тоже аномалия. Хочешь глянуть?..

Серега кивнул. Похоже, антидот начал действовать, лицо брата приобрело свой естественный цвет. Но рука, видать, болела — Сергей бережно засунул красную опухшую ладонь в карман пиджака.

— Только давайте теперь без фокусов, — строго сказала Анна. — Идете след в след за мной. Сначала Дядя Фёдор, потом ты, Матрос. Лишнего оружия у меня нет, поэтому просто оглядывайся, и если что — ори мне.

— «Если что» — это что? — спросил Сергей.

— «Если что» — это кто, — ответила Анна. — Кроме аномалий в Зоне полно и другой гадости, в том числе очень зубастой и шустрой.

Мы выстроились за девчонкой, как детсадовцы на прогулке, только что за руки не взялись, и она повела нас к месту, где я сделал «пи-пи». Не доходя пары шагов дотуда, Анна подняла руку, приказывая нам остановиться. Потом достала из кармана и показала нам, подбросив на ладони, обычный железный болт.

— Видите? — сказала она. — А теперь смотрите туда.

Анна ловко метнула болт над подмоченным мною пятачком земли красно-бурого цвета. И, достигнув его, летящий горизонтально до этого болт со свистом ухнул вдруг вниз, впившись в почву так, что его не стало видно.

— Если бы ты, — посмотрела на меня девчонка, — сделал тогда на пару шагов больше, тебя бы размазало в лепешку.

— Но что это все значит?.. — заморгал я, недоуменно переглянувшись с братом. — Почему это здесь? Что вообще такое эта Зона? Здесь проводят научные эксперименты?..

Я заметил, как Серега вдруг посуровел и подобрался. Анна же непонятно хмыкнула — неодобрительно, желчно.

— Проводили, — сказала она. — Допроводились!.. — И она снова обвела нас с братом недоверчивым взглядом. — Неужели вы и правда ничего-ничего не слышали о Зоне? Ну, хотя бы о Чернобыльской АЭС вы, надеюсь, знаете?

— АЭС?.. — переспросил я, чувствуя, как челюсть моя неудержимо ползет вниз. — Атомная электростанция?.. Но ее ведь только в прошлом году начали проектировать! И не в Чернобыле, а в Об… — тут я вспомнил, что новость, о которой шептались в университете, была из разряда секретных, и попытался выкрутиться: — …а вообще это пока из области научной фантастики, такие станции.

— Хороша фантастика! — фыркнула Анна. — Столько людей угрохали!.. Вы меня всерьез начинаете злить, ребята. Ладно Дядя Фёдор, он еще маленький, но ты-то, Матрос!.. Ты-то по-любому должен был слышать об аварии на Чернобыльской станции в 1986 году! А уж о катастрофе 2006-го — и подавно.

Я не успел обидеться на «маленького», как брат вдруг, словно по команде «смирно», выпрямился и, вынув из кармана обожженную руку, опустил ее и вытянул вместе с другой по швам. Теперь, даже в пиджаке, он создавал полное впечатление военного человека.

— Анна, — очень серьезно, даже строго сказал Сергей. — Наверное, нам придется поверить друг другу или хотя бы попытаться это сделать. Ты нас, конечно, можешь оставить тут, но мне кажется, мы без тебя пропадем. Как ни странно это звучит, но факты таковы, что мы с Фёдором действительно живем… или жили в середине двадцатого века. Еще вчера для нас был январь 1951 года. А по твоим словам выходит, что сейчас…

— …сентябрь 2021-го, — гулко сглотнув, закончила за него Анна. — Но как такое может быть?..

— Вот и давай разбираться вместе.

Глава четвертая

Первая схватка

Мы снова сели — я на свое пальто, Сергей на шинель, Анна просто на мох рядом с нами — ее необычная одежка, ко всему прочему, оказалась еще и непромокаемой. Узнав, что мы не ели почти сутки, девушка сняла и расстегнула свой шикарный, со множеством карманов и застежек, вещмешок — она его называла «рюкзак» — и вынула оттуда чуть меньше половины буханки хлеба, странную (прозрачную, но не стеклянную, проминающуюся пальцами) бутылку с водой, небольшой кусок колбасы и — вот здорово-то! — банку консервов. Серега сразу схватил эту банку — я даже удивился сперва, что он совсем не умеет контролировать голод. Но брата, оказывается, в первую очередь заинтересовало не содержимое, а этикетка. Я видел, как расширились его глаза и побелело лицо, когда он прочитал там что-то… Я уже хотел спросить, что же такое страшное он увидел, — из человечины те консервы, что ли? — как Сергей прошептал:

— Срок годности — январь 2020-го…

— Ничего, не бойся, никто пока не отравился, — по-своему поняла его бледность Анна. Но мне-то было ясно, что так взволновало брата. Год. Любые, самые качественные консервы не могли быть выпущены со сроком хранения в семьдесят лет. А значит, эти были изготовлены уже в двадцать первом веке! То есть Анна не врала нам по крайней мере насчет этого. Ведь не стали бы специально из-за нас делать банку с фальшивой этикеткой! Тем более, откуда Анна вообще могла знать, что нас встретит.

Да, вот уж где фантастика так фантастика!.. Я опять вспомнил своего сокурсника Бориса Стругацкого — вот бы кто полжизни, наверное, отдал, чтобы оказаться на моем месте!.. А еще меня вдруг словно ударило по башке: это что же, выходит, мы попали в коммунизм?..

Очень хотелось расспросить об этом Анну, но голод взял свое — из вскрытой банки так вкусно пахнуло тушенкой, что я едва не захлебнулся слюной. И мы принялись насыщаться, таская куски мяса прямо руками — ложка-то у Анны была только одна, — и глотая, почти не прожевывая, кружки колбасы. Не прошло и двух-трех минут, как все, что достала из рюкзака щедрая девчонка, было съедено. Не знаю, много ли из этого досталось ей самой.

Потом по кругу пошла бутылка с водой. А потом… Потом Анна стала рассказывать.

Истории Чернобыльской АЭС девушка коснулась вскользь — может, сама не знала подробностей, ведь во время первой аварии она еще не родилась, а во время второй была еще сопливой девчонкой, а может, не хотела на этом задерживаться, иначе пришлось бы проговорить до вечера, — в основном она рассказывала о сегодняшней Зоне — о выбросах, аномалиях, артефактах, о жутких мутантах и прочих невероятных вещах. Поведала Анна и об «устройстве» Зоны — ее основных локациях, а также о населяющих Зону людях — о сталкерах: вольных, военных, о наемниках и тех, кто собирается в группировки, о бандитах и скупщиках так называемого хабара…

Откровенно говоря, доброй половины ее рассказа я просто не понял, чему-то откровенно не поверил — точнее, не смог, как ни старался, а во что-то верить попросту не хотел. Особенно меня «хлестало» по мозгам, когда Анна легко, как о само собой разумеющемся, говорила о «товарно-денежных отношениях» в Зоне, явно капиталистических, невозможных не только в коммунистическом обществе, но и в том государстве строящегося социализма, откуда были родом мы с двоюродным братом. И отношения между людьми в ее рассказе чаще всего выглядели какими-то звериными, волчьими — так могли вести себя только самые гнусные отбросы загнивающего капиталистического Запада! Или… может быть, в этой Зоне как раз и собрались исключительно отбросы общества, которым не место было в стране победившего коммунизма? Но сама Анна, хоть и вела себя очень нехарактерно для человека светлого будущего, на отбросы все-таки не походила… И деньги… Откуда взялись деньги, если в стране давно построен коммунизм? Или… не построен?.. Но ведь этого не могло быть!!! А еще… Почему, черт возьми, Анна все время упоминает Украину, Россию, Беларусь (да-да, не Белоруссию, а именно Беларусь) так, словно это отдельные страны, а не части единого и нерушимого Советского Союза?! Просто бред какой-то!..