Обнажая запреты - Яна Лари

class="p1">Моё сердце по-прежнему молчит, и в груди всё стягивает огромной воронкой. Жжёт, будто покоя просит, но никак его не найдёт. Я просто смотрю и чувствую себя посторонней. Не только для Дани — вообще на планете. Доходит до того, что звуки слышу, а смысл слов не получается уловить.

— Я буду ждать тебя.

— Я разве просил ждать? Веселись.

— Набиваешь себе цену?

— Жалею твою гордость.

— Ты просто до неприличия циничен.

— Это называется честность. А вот и наше такси. Пошли, Оля.

— Я Аля.

— А я как назвал?

Продолжение стирает усиливающийся шум мотора. Даня открывает заднюю дверцу подъехавшей машины и ждёт пока его спутница скроется в салоне. Цепкий взгляд сизых глаз скользит поверх залитой солнцем крыши пока не останавливается на мне. Короткая вспышка чего-то болезненного, как сожаление или раскаянье на миг стегает до самого мяса. А затем в любимые глаза возвращается февраль со всеми своими трескучими морозами. Он оставляет мне короткую улыбку, спрятанную в уголке рта, и влажный холод где-то в дальнем закоулке сердца. Уезжает. Всего на год уезжает, а такое чувство, что навсегда. Для меня — навсегда.

Душа ждала покоя, она его получила. Но тот другой — весь мокрый. И дрожит слезами.

Наивно, конечно, думать, что стоит напрячь силу воли, отвлечься, для верности найти себе хобби, и боль послушно отступит. Воля сдаётся первой. Доказательство тому — полтора месяца добровольного затворничества, в котором жизнь попросту встаёт на паузу, проходит мимо и ты даже не осознаёшь её ценности. Страх потери чего-либо становится несущественным в сравнении с чувством собственной никчёмности. Затем в одно ничем не примечательное утро ты будто бы просыпаешься. Чувства ещё атрофированы, но ты начинаешь что-то делать, жить дальше. Выбираешься, словно бабочка из кокона, другая совсем, потому что прежнее «я» осталось там, в той наивной девочке, мнущей в кулаках кружево на белом платье и потерянно смотрящей вслед своей первой любви.

Месяц за месяцем отсекаешь опостылевшее, слабое, пока другим уже утром, ещё бесчисленную прорву недель спустя, собственное отражение, наконец, неуловимо меняется. И это не взросление даже. Это пробуждение.

Глава 10

Голос пропасти

Дан

— Твою ма-а-ать! — убито стонет Лис, глядя на наручные часы. — Я уже через полчаса должен забрать Полину из салона. Пока мать опять не растрепала ей очередной позорный факт моего детства.

— Ну началось… — беззлобно фыркает Стас, придвигая к себе стопку. — Север, братан, клянусь, ни одна красотка не ждала твоего возвращения из армии, как я! Наконец-то будет с кем нормально зависать, потому что Лиса мы окончательно потеряли. Да, бабушкин шалун?

Чёрт, как же мне весь год их не хватало…

— Почему бабушкин? — обращаю вопросительный взгляд на друга. Насколько я помню, Лис свою старушку давно похоронил.

— Прикинь, его соседка до сих пор уверена, что Кир её преследует.

— Изольда, что ли? — толкаю Лиса локтем в бок — Ну та приколистка, которая ещё жаловалась, что ты исписал признаниями весь асфальт перед подъездом?

— А то. Я верный малый, — скалится он, сгребая в карман ключи от байка и телефон.

— Кир, а ты имя адресата дописывать не пробовал? — киваю барменше, чтобы плеснула ещё текилы.

— И бессердечно лишить тётку единственного развлечения? — иронично дёргает краем рта Лис. — Ладно, солдат, мне правда пора. Если что, я на связи.

С его уходом разговор ощутимо теряет лёгкость. Стас по привычке разглядывает девушек на танцполе, но видно, что мыслями весь на призывном пункте. Мне тоже перед службой было как-то нервно. То время вообще выдалось дурным.

А уже в армии особо было не до раздумий. Стоило глаза закрыть и будто в пропасть падал. Но иногда, очень редко, у пропасти был голос. Почему-то Анькин. И почему-то хриплый, какими обычно бывают голоса после плача. Хотя я ни разу не видел у Королёвой слёз. Только в тот последний, когда сделал её женщиной. Видимо, наша ночь на турбазе всё-таки нехило так прошлась по совести.

Никогда ни о ком столько не думал, тем более о мелкой. Но стоило решить оставить этот эпизод в прошлом, как понеслось. Сначала получил вдогонку жирную точку в виде её затравленного взгляда в день отъезда. Затем маялся неизвестностью. Я хоть отмазал нас перед Стасом, свалив подарок на банальную внимательность, на деле же то был мой конкретный такой залёт. Друг тогда, скрипя зубами, не стал докапываться до правды. И то явно из соображений, что далеко мы зайти не успели, а за год перегорит. Вот только оно как-то сразу не разгорелось, больше дымом едким затянуло. Оттого, наверное, и развилась эта хроническая боль под рёбрами. Кому-то совесть спать не даёт, а меня, похоже, периодически душит.

— Как там мелкая твоя? Замуж ещё не собирается? — какого-то чёрта капитулирую перед настоятельной потребностью убедиться, что не нанёс девчонке психических травм. Взгляд у неё там, во дворе уж слишком дикий был. Даже вспомнить муторно.

— Пока вроде не дурит, — внимательный взгляд друга режет не хуже стали. — А что, хочешь выдвинуть свою кандидатуру?

— Ты, я смотрю, совсем отчаялся найти Анюте няню на время службы, — фыркаю, безразлично дёргая плечом. — Расслабься. Я хорошо усвоил урок отца. Так что брак последнее дело, куда бы мне хотелось встрять. Твоё сокровище вне опасности.

Нет, я не держу зла на старика. Сейчас уже нет. Даже где-то благодарен. Именно финт отца, решившего скрасить мой переходный возраст скандальным уходом из семьи, подорвал в моих глазах ценность такого псевдоавторитетного понятия, как институт брака. Да и верности в целом. Любая привязанность может подло ударить в спину, вот и весь расклад. Я, сопляк, тогда на эмоциях даже девичью фамилию матери взял, чтобы больнее цапнуть в ответ. Без особого толку, естественно.

— Да как сказать, — в протяжном выдохе Стаса парадоксально прорывается напряжение, нагнетая мой теперь уже явный интерес. — Анька вдруг решила, что хочет независимости.

— Даже так? — скептически кошусь на друга, уверенный, что тяга к самостоятельности у девиц её возраста наверняка ограничивается какой-нибудь блажью вроде переезда в общагу или покупки машины.

Хотя, если подумать, для Стаса оба варианта смерти подобны. Это ж теперь никакого контроля.

— Работу ищет на время каникул, — кривится Король, как от зубной боли, а заодно нагло опрокидывает в себя мою стопку. Сразу же следом за своей.

Проводив декольте барменши тоскливым взглядом, решаю безотлагательно уйти в отрыв сразу за все месяцы воздержания. Конечно, поделившись напоследок рациональной мыслью.

— Ну и в чём подвох? Я не думаю. что…

— Вот в этом всём, — перебивает Стас, со значением стреляя