Аквариум. Рассказы - Светлана Мятлик

class="p1">   Солдаты из волшебной пещеры тоже спят. Их руки до сих пор пахнут стружкой, а перед глазами кружатся кухонные доски, которые они выпиливали в школьной мастерской. Во сне мама просит солдат открыть баночку шпрот, ее новый фартук надет поверх нарядной шелковой блузки, а на голове еще не снятые пухлые бигуди…

   Спит море в синем шарике. Оно угомонилось, посветлело, в нем отражается кривоватая рама и снежная сетка веток за окном. Желтая птица над волнами сонно машет крыльями…

   И я сплю. На одеяле, под ладошкой, лежит калейдоскоп, ноги упираются в игрушечную плиту: кастрюльки и ковшички позвякивают, когда я ворочаюсь. Проигрыватель рассказывает какую-то сказку про двух братьев и сокровища, и сладкую далекую Персию… Шшшшшшшшшш… Еще немножко, еще чуть-чуть поспать…

Три сна

Сон первый

Каменные псы охотились за мной. Я видела, как они оживали: как вздрогнули их мускулистые тела, приросшие к колоннам, как куски желтоватой штукатурки отвалились от их морщинистых щёк. Псы пыхтели где-то совсем рядом, бежали, цокая лапами по полу, касаясь носами моих следов.

   Нужно было спрятаться. Я кружилась в анфиладах комнат, расползавшихся в разные стороны, открывала двери на улицы и в новые, смешанные пространства, в дали которых угасало голубоватое небо.

   В длинном мраморном саркофаге, похожем на ванну, кто-то есть. Бледный лысый человек живёт в его нефритовых водах, ворочается на дне, выпуская из большого рта стайки пузырей. Лысый хватает меня за руку, затягивает к себе, гладит по голове мокрой ладонью. Не бойся, не бойся, ныряй со мной, собаки тебя не найдут, почуют только меня… Он опускает мою голову в воду, я захлёбываюсь, а потом снова дышу, и мне так хорошо и спокойно в тёплой плещущей ванне. Лысый укрывает нас верблюжьим одеялом, а собаки тяжело дышат и ходят кругом, кругом, нюхая водяные лужицы. Лысый выпрыгивает из ванны и прогоняет собак, длинные руки его цепляются за скользкие края, костлявые лопатки выпячиваются, словно маленькие крылья.

   Саркофаг уплывает от меня, уменьшается, деревенеет на глазах, и катится на колёсах в угол, чрезвычайно напоминая ящик с игрушками, а я плачу, потому что нет больше рядом лысого человека, бросаюсь на старенький скрипучий диван, пытаясь спрятаться в скомканных простынях. Это мой знакомый диван, на нём я проспала всё своё детство, и тусклый свет из окна напротив, как всегда, меня тревожит. Собаки уже здесь, поблизости, может в соседней комнате, или на ближайшей улице, – рыщут, выискивают мой след. Большой чёрный кот вдруг прыгает мне на грудь, ухмыляется, вертит хитрой мордой, месит лапами одеяло возле самой шеи. Белоснежная грудка, круглые уши, кот просто огромен и очень тяжел… Не бойся, лежи тихо, собаки тебя не найдут, почуют только меня… Я слушаюсь, и вижу обеспокоенные глаза собак, обследующих растрёпанный краешек ковра.

   На улице снежная буря, рыхлые холодные облака снега гонят собак прочь, накатываются на город, наваливаются на крыши гигантскими белыми кроликами, исправляя пространство, которое теперь становится округлым и мягким. Нутро дома застыло, превратившись в прозрачный зеленовато-медовый лёд, и если посмотреть в глубину, то дна не увидишь. На этом льду, в изящном резном кресле сидит Королева Бурь и смотрит на меня через янтарное стеклышко в форме звезды с разновеликими лучами. Я осторожно проскальзываю к ее креслу, ломая кое-где ледяную корочку и погружаясь в воду. Вот, держи, это мой подарок… Королева протягивает мне стеклышко, и я смотрю сквозь него на снег. Снег золотится и веселеет, плавится, освобождая улицы, выпуская дома – пухлые перила балконов сверкают новенькой позолотой. Королева довольно трясёт головой в зелёной шляпке, похожей на пружинку с листьями, и тонет вместе с креслом в растаявшем льду…

Сон второй  

   В городе, по правде сказать, совсем нет женихов. Если, конечно, не считать Лысого, живущего в ванне с водой, – но он, хоть симпатичен и храбр, слишком застенчив с дамами. Баюка – тот и вовсе кот, правда огромный и говорящий – я подозреваю, что он заколдованный принц, или, на худой конец, козопас – однако в его нынешнем состоянии вряд ли можно считать его подходящим женихом для Аделины. Оттого она ходит по улицам, печально склонив точеную головку, и её рыжие волосы струятся за ней шелестящим шлейфом.

   Вот Аделина подходит к высокой башне и смотрит вверх. На коньке крыши скрипят на ветру два деревянных ангела – две ярко раскрашенные фигуры, прислонённые друг к другу спинами. Аделина вздыхает и начинает карабкаться на башню, цепляясь за многочисленные балкончики, торчащие из каменной кладки. Она упорно лезет по стене, иногда наступая на своё длинное оранжевое платье и отрывая от его подола клочки материи. Я лечу рядом с нею и слышу, как трещит платье, – а ведь меня нет… Сквозь перила очередного балкончика просовывает острую мордочку мышонок – я поспешно хватаю его рукой, боюсь, что он ускользнёт, – но он спокойно сидит в ладони, упираясь в мои пальцы острыми коготками.

   Мы поднимаемся всё выше и выше, наконец, достигаем крыши – теперь грубоватые лица ангелов можно хорошенько рассмотреть. Один из них стар, его лицо обвивает деревянная борода, и он хмурится, другой – молод и приветлив, на его резных чертах видны широкие мазки краски, румяна полыхают на щеках алыми яблоками. Аделина стоит на крыше, переминаясь по черепице босыми ногами, задумчиво смотрит на крутящихся вокруг своей оси ангелов – старый и угрюмый ей совсем не нравится. Наконец она подходит к фигурам и удерживает приветливого ангела за крылья. На его животе, покрытом синей краской, вырезаны слова:

   Если поделишься со мной масляным блином – стану как живой!

   Я оглядываюсь. Здесь и печка имеется – закопченная и маленькая, видна сквозь открытое окно мансарды. Аделина проникает в пустую кухню, в которой пахнет сырой картошкой и дрожжами, колыхает половником тесто в желтой кастрюльке. Блин пузырится на разогретой сковороде, покрывается маленькими кратерами, Аделина переворачивает его на бок – трогает лопаткой румяную поверхность. Прямо с огня – горячее масло капает на пол – Аделина поедает блин, дуя на обожённые пальцы и закрывая от удовольствия глаза. Я тоже хочу попробовать блина – но ведь меня нет…

   Аделина подходит к ангелам, ловит весёлого за крылья и целует его своими блестящими сливочными губами. Ангел скрипит и глупо улыбается. Потом расправляет покорно сложенные руки, шевелит красно-коричневыми крылами, отрывая их от крыльев своего хмурого соседа. Щепки стреляют в разные стороны, а на местах разрыва виднеется некрашеное дерево в заусенцах. Ангел подхватывает хлопающую в ладоши Аделину и уносится в небо, оставляя старого бородача