Л̶ю̶б̶л̶ю̶. Гублю (СИ) - Левина Ева

Однако после отдыха в гостинице, на Александра Николаевича снова напала меланхолия. Не радовал ни сон, ни вид из окна на площадь в центре. Хотелось сесть в самолёт улететь обратно, в объятья капризной столицы и забыть о предложении верхов и переменах, которые неизбежно наступали и выводили из зоны комфорта.

Горин не боялся авантюр и сложных задач, но сейчас ему хотелось стабильности и отдыха от всего, что связано с карьерой. Опостылело всё, больше не приносили радости миллиарды и победы.

Как говорила мать: "Если каждый день чёрную икру ложками жрать, то и по кабачковой соскучишься".

Как радовался первому миллиону, заработанному без помощи отца! Как гордился и думал, что жизнь удалась!

Теперь с грустной улыбкой вспоминал того молодого парнишку, который не понимал, что главным был не этот пресловутый миллион, а новизна ощущений, которой теперь так не хватало. Человек, который получает всё, что хочет, постепенно пресыщается и потом не в состоянии радоваться вообще ничему.

С дурным настроением нужно было что-то делать, но здесь в отличие от столицы выбор был невелик: напиться или вызвать проститутку.

Ни первого ни второго ему не хотелось, а значит оставалось одно: скорее заняться намеченными делами и отчалить обратно в Москву.

По приезду, каждый второй трясся перед Гориным, как перед диким зверем и вопреки привычке совсем не потому, что он жёсткий человек и большой бизнесмен. Тряслись, потому что слухи расползлись быстро и в узких кругах уже знали, что несмотря на отсутствие официального ответа, Александр Николаевич почти согласился и приехал смотреть будущие владения.

— Затрахали, честное слово, кажется ещё чуть-чуть и яйца мне будут вылизывать.

— Александр Николаевич, не кипятись, привыкли они бояться, тем более таких как ты. В конце концов, должность больше не выборная, поэтому понимают, что их никто не спросит. Ты для них барин, — успокаивал Юрий Иванович — бессменный помощник Горина.

С Сафроновым Александр был знаком уже без малого двадцать лет. Сколько себя помнил — Юра был рядом. Первые шмотки китайские вместе встречали, а затем и большегрузы. Времена сменились, выросли объемы и началась совсем другая жизнь, а отношения между товарищами остались прежние — бок о бок в любой ситуации.

Сейчас обоим было по тридцать семь, и каждый из них был занят своим делом: Горин голова и мозг, а Сафронов — правая рука и организатор.

Мероприятия сменяли друг друга, не давая запомнить лиц и имён. К концу второго дня Горину настолько всё опостылело, что он прямо сказал помощнику о том, что хочет отказаться и вернуться в Москву.

— Александр Николаевич, погоди, ты просто устал. Они понравиться хотят, закрепиться перед тобой. Если совсем невмоготу, давай отдохнём. Организовать рыбалку или ещё что-нибудь?

— Ничего не хочу, поперёк горла всё стоит. На что не гляну, о чем не подумаю — ничего не радует, ничего удовлетворения не приносит.

— Может девчонок?

— Говорю же не хочу, точнее хочу, конечно, но запала, энтузиазма нет. Устал я, Юра.

— Ну, слушай, тебе так и до Райского недалеко. Помнишь, он говорил, что на мальчиков перешёл, потому что всех красивых баб в мире перетрахал и новизна ощущений пропала, — расхохотался Сафронов.

— Я сейчас для новизны тебе по роже съезжу, с этим пидором и извращенцем уж не сравнивай, — отмахнулся Горин, и вдруг засмотрелся на красивый майский закат, то и дело выглядывающий из-за пролетающих в окне машины домов.

— Давай остановимся здесь, я пройтись хочу.

— У нас ещё встреча с мэром, — начал было Юрий Иванович, но тут же осекся, — я сам съезжу, отдохни Александр Николаевич, а то ты правда совсем захандрил.

Оставшись один, Горин медленно прошёлся по площади, а затем отправился к террасе одной из кофеен, располагающейся здесь же.

— Валерий Сергеевич, пойдём чаю выпьем, — пригласил он сопровождающего принимающей стороны, и направился внутрь.

Хозяин заведения, по счастливой случайности, находившийся здесь же, сразу приметил непростого гостя и разместил в вип зоне.

— Шишка, — многозначительно протянул он одной из официанток.

— Сексуальный мужик, — со знанием дела ответила она, и каждый разошёлся по своим делам.

К удивлению Александра Николаевича, место ему понравилось, да и кухня была неплохой, он спокойно беседовал с Валерием Сергеевичем, когда почувствовал, что за ним наблюдают.

"Только бы не журналюги" — подумалось ему, но обведя взглядом гостей заведения он немного расслабился, не заметив ничего подозрительного, а затем и вовсе поплыл: за ним наблюдала молоденькая девушка.

В отношении женщин любого возраста у Горина было уже давно сформированное мнение, поэтому он не питал никаких иллюзий. Прошёлся взглядом по мигом покрасневшей девчонке и вернулся к разговору. Но погрузиться в беседу теперь никак не получалось, потому что ощущение того, что она смотрит, не давало сосредоточиться и вникнуть в суть Валериных рассказов.

Красивая, натуральная очень, ну может разве скулы и губы немного сделаны, а так прям свежачок, — подумалось ему.

Постепенно он снова включился в диалог и даже как-то привык к своей наблюдательнице, как вдруг прямо перед ним возникла какая-то девица и начала, в прямом смысле этого слова, качать права.

— Дорогие мужчины, извините, что прерываю вашу беседу, но мы с моей подругой очень замёрзли, поэтому хотели бы попросить у вас пледы, предназначенные больше для хрупких женских плеч, нежели для сильных мужских торсов…

Сначала Горин замер, как обухом ударенный по голове, а потом вдруг расхохотался, не в силах сдержаться.

Наконец, насмеявшись от души, заставив собеседника краснеть, а белобрысую пигалицу стоять в недоумении, он подал голос:

— Валерий Сергеевич, вот это девушки у вас…

Тот расплылся какой-то вымученной улыбке и поспешил оправдаться:

— Александр Николаевич, вы же понимаете областной центр, миллионник. Поэтому девицы не хуже московских…

Горин внимательно изучил девицу, оказавшуюся очень приятной наружности, а потом, вспомнив, что она говорила о подруге, повернулся, снова увидев ту, которая раньше изучала его, а теперь опустила глаза в пол и тряслась, как осиновый лист.

Теперь он смотрел не вскользь, а прямо в глаза, с интересом и лёгкой усмешкой, всём своим видом показывая, что ситуация его явно забавляла. А она действительно веселила его: и эти чертовы пледы — очередное идиотское западное веяние, и эта красивая глазастая, похожая на молодого оленёнка девушка, которая должно быть и правда замёрзла, потому что напялила шмотье не по погоде.

Александр, удовлетворённый осмотром и заметивший смущение дикой лани, поднялся, и протянув один плед белобрысой, направился с другим прямо к их столику.

По ходу приближения, он отмечал про себя всё новые и новые нюансы в её внешности: густые русые волосы, красивый овал лица с ярко-выраженными скулами, маленький нос и вздернутый подбородок. Но больше всего Горина впечатлили её глаза под натуральными бровями в обрамлении густых ресниц, почти не тронутых косметикой. Они были огромными и по-настоящему зелёными. Нет, это был не болотный и не изумрудный цвет, он был как будто бархатным, похожим мох в и утреннем, залитом солнцем лесу — глубокий и насыщенный. Как только Александр Николаевич оказался совсем близко, то не церемонясь, совершенно спокойно обернул её озябшие плечи пледом.

В тот момент, когда руки Горина коснулись тонкой как будто алебастровой кожи, покрытой мурашками, то девушка чуть не свалилась в обморок от растерянности и неловкости. Почему-то её смущение подействовало на него самым неожиданным образом. Девица его возбудила, сам не понял как это вышло. Быстро и очень сильно.

— Красивая. Грейся, — тихо и с плохо скрываемой хрипцой протянул он, а затем вернулся к своему столику, оставив подруг одних.

"Может и правда сказывается отсутствие секса? От смущенного вида какой-то соплячки почти штаны порвались. Смех, да и только!" — пронеслось в голове у Горина на пути к своему столику.