Почтовый перевод - Сембен Усман

С площади Независимости он направился к рынку Сандага. На перекрестке поискал глазами какого-нибудь знакомого, чтобы попросить у него двадцать франков. Все лица тут были замкнутые и чужие; все эти глаза, эти рты, эти уши казались ему безжалостными. К кому обратиться? Вон к тому подвижному, хорошо одетому человеку? Нет, Дьенг не мог льстить и фиглярничать, как Горги Маиса. Какой-то молодой человек встретился с ним взглядом, внешность его напомнила Дьенгу дальнего его родственника, четвероюродного племянника, живущего в этих краях. Возникло настойчивое желание пойти навестить этого четвероюродного племянника. «Да ведь я буду выглядеть лизоблюдом», — говорил он себе. А еще смущало его то, что этот родственник, приехавший из Франции, вывез оттуда белую жену. Но пойти к нему просто необходимо. Попросить у него только двадцать франков на автобус. Не откажет же ему племянник.

Он подошел к воротам из кованого железа и боязливо оглядел дворик, прежде чем решился нажать указательным пальцем на кнопку электрического звонка. Холодный пот побежал у него по спине. Калитку отворил бой в белом фартуке.

— Господин только что пришел, — сказал он, провожая Дьенга в гостиную.

Гостиная произвела на Дьенга глубокое впечатление. Так неприятно было чувствовать себя тут незваным гостем. Он переводил взгляд с одной вещи на другую, все тут требовало тишины и молчания. Он не осмеливался присесть, и ему так хотелось, чтобы племянник вышел к нему без своей Мадам.

В гостиной появился человек лет тридцати без пиджака, в рубашке с короткими рукавами. Как только он увидел дядюшку, тотчас постарался ободрить его, стал расспрашивать, как поживают домашние и родственники. Позвал Мадам и двух своих ребятишек, представил их Дьенгу.

Мадам совсем не помнила этого дядюшку. Разве можно запомнить имена и лица всей родни, которую она видела только раз, три года тому назад, — ведь эти люди исчезли с ее горизонта. Разве муж не сказал ей однажды в откровенной беседе, вполне естественной для супругов в смешанном браке: «Все эти родственнички навещают нас лишь тогда, когда они в нужде. Так зачем же нам терпеть их африканскую общительность».

Дьенг отклонил приглашение пообедать. Нет, нет, он только зашел узнать, как здоровье, какие новости.

Когда он собрался идти домой, четвероюродный племянник вышел проводить его. Они объяснились по-родственному. Племянник вернулся в комнаты и вынес стофранковую кредитку и банковский чек на тысячу франков. Он не держал в доме наличных денег. Дьенг поблагодарил и обещал завтра утром зайти к нему в контору.

Вернувшись в гостиную, племянник заметил, что жена дуется.

— Во всем у них только корысть. Этот дядюшка тоже за деньгами приходил?

Он посмотрел на жену понимающим и сочувственным взглядом. Чувства товарищества, объединяющего людей, того чувства, которое побуждает помогать людям в иные трудные часы, оказывать поддержку членам одной с тобой общины, не существовало в их среде.

Мадам ушла к себе.

Оставшись один, ее муж погрузился в раздумье: как внушить родственникам, чтобы они приходили навещать его только в контору.

На конечной станции автобусов Дьенг разменял деньги. Незачем выставлять напоказ стофранковую кредитку и возбуждать зависть. Чего доброго, придется заплатить за билет случайно встреченного родственника. Автобус был битком набит. Рядом с Дьенгом на двухместной скамейке сидел старик с морщинистым, изношенным лицом и разговаривал с сидевшим напротив него прилично одетым молодым человеком.

— Я не видел того хвата, о котором ты говоришь, — сказал старик, произнося слова с кайорским выговором.

— Но ты дал? Дал это самое? Это самое! — дважды повторил молодой человек.

— Как бы не так. Очень много запросил.

— Всякой вещи своя цена. Главное — получить то, что хочешь.

— Куда же это страна идет! Всякий раз, как думаешь что-нибудь получить, плати, плати.

— Говори потише, — сказал молодой, окидывая пассажиров беспокойным взглядом.

Дьенг внимательно прислушивался. Он был уверен, что старик «подмазал» кого-то, чтобы добиться услуги. Но как это делается? Если бы знать! Он исподтишка наблюдал за соседями. Молодой внушал ему доверие, потому что был хорошо одет, а по лицу было видно, что он правоверный.

Подручный водителя собирал деньги за проезд. Дьенг вручил ему две монетки по десять франков.

На остановке «Гумало» старик и его спутник сошли. Дьенг последовал за ними и некоторое время шагал около них.

— Простите, братья. Я в автобусе слышал вас.

Молодой, помрачнев от страха, забормотал:

— А мы ничего не говорили, ни отец, ни я. Может быть, ты ошибся.

— Ну да, друг, слух твой обманул тебя. Ты слышал в автобусе кого-нибудь другого, — добавил отец.

— Не бойтесь. Я не тот, за кого вы меня принимаете.

— Аллах нам свидетель — мы ничего не говорили. Мы все мусульмане. Отец мой из внутренних районов. Приехал полечиться. Только и всего. Мы получили налоговый листок. На-ка, возьми. Купи себе колы.

Дьенг остолбенел. Да как же объяснить, чтобы его поняли? Молодой сунул ему в руку стофранковую бумажку. И не успел Дьенг опомниться, произнести хоть слово, отец и сын уже были на углу улицы. Он стоял ошеломленный, с кредиткой в руке.

Был уже третий час дня, когда он вышел на центральную улицу и направился в банк. По тротуару непрерывным потоком двигались прохожие, сновали лоточники, навязывая всякий дешевый товар: очки, запонки, отрезы тканей, гребешки, раскроенные брюки, статуэтки, деревянные маски, земляные орехи; зазывая клиентов, кричали малолетние чистильщики сапог, нараспев просили милостыню слепые — живые тумбы, пристроившиеся прямо на асфальте через каждую сотню шагов. Люди-обрубки шныряли на своих тележках под ногами прохожих.

Возле книжного магазина «Африка» к Дьенгу подошла скромно одетая женщина. Оказалось, ей не хватало десяти франков, чтобы вернуться домой в Иофф, — ее обокрали. Ни в ее тоне, ни в манерах ничто не обличало типичную проститутку. Дьенгу стало жалко бедняжку, и он дал ей двадцать пять франков, повторяя про себя ритуальную фразу: «Пусть уйдут мои несчастья вслед за этими деньгами». «Какой же я беспамятный! Ведь я, может быть, знаком с ее родителями. Мне неизвестно ее имя, но я уверен, что где-то видел ее», — думал он, продолжая свой путь. Женщина же рассыпалась в благодарностях и наилучших пожеланиях.

Банк еще не был открыт; чиновники толпились перед служебным входом. Окидывая взглядом кучки ожидающих, Дьенг искал знакомое лицо. Около колонны он заметил дородного человека в хорошо сшитом костюме, с большим портфелем в руке. Дьенг внимательно рассматривал его. Тот сразу почувствовал, что за ним наблюдают. И тогда Дьенг подошел к нему.

— Если у твоего племянника есть деньги на счету, все в порядке, банк выдаст, — ответил он на вопрос Дьенга.

Подошел какой-то парень, худой, в пиджаке из твида с широкими спадающими плечами. Он о чем-то заговорил с чиновником по-французски. (Дьенг не понял разговора.)

— Почему же человек, который дал тебе чек, не пометил: «На предъявителя»?

— А что такое «на предъявителя»?

Разъяснения Дьенг не получил. Он договорился с парнем в пиджаке из твида подойти к нему, когда начнется работа в банке. Сейчас ему полагалось войти в помещение с другой стороны здания, через двери для публики. Когда эта дверь открылась, публика хлынула в нее и заполнила холл. Дьенг с бьющимся сердцем вошел, сел на скамейку. Время от времени монотонный дребезжащий голос выкликал номер, мужчина или женщина подходили к окошечку.

Дородный тубаб сел напротив него. От страха у Дьенга заныло под ложечкой. В третий раз глаза их встретились. Он видел, что взгляд тубаба задержался на его лице, на его дрожавших руках. Странное, непостижимое чувство охватило его, похожее на чувство виновности. Стало страшно, как будто он совершает что-то преступное. Он инстинктивно вспоминал ограждающие от опасности стихи Корана.

По залу гулко разнесся голос, назвавший номер. Тубаб встал со стула; Дьенг поймал его взгляд, и грудь его поднялась в долгом вздохе облегчения. Вдруг он вздрогнул, чья-то рука тронула его за плечо.

— Брат, тебя там зовут.

В углу парень в пиджаке из твида сказал ему вполголоса:

— Запомни свой номер. Слушай хорошенько: сорок один. В кассе попроси, чтобы дали стофранковыми бумажками.

Дьенг вернулся на свое место и все повторял про себя: «Сорок один, сорок один». Скоро подошла его очередь. Кассирша спросила, какими купюрами дать ему тысячу франков. «По сто франков», — ответил он. Когда он подошел к выходу, парень в твидовом пиджаке остановил его.

— Альхамду лилах! — сказал Дьенг. — Все хорошо прошло. Спасибо.

— Дядюшка (между ними не было никакого родства), прошу тебя вспомнить о моем приятеле. Ведь только благодаря ему ты получил деньги.