Три дня Индиго - Лукьяненко Сергей

– Как Ниро Вулф и Арчи Гудвин?

– Кто? Да, наверное. Я твой Ниро Вулф.

Наська хихикнула.

– Вулф толстый как монах, сидит в кабинете. А бегает Гудвин.

– Прекрасно. Я Арчи Гудвин. Гудвин великий и ужасный. Иди, почитай «Волшебника Изумрудного города».

– Давно прочитала.

– Тогда в прятки поиграй!

– Ладно, – неожиданно согласилась Наська. – Так даже интереснее.

Я с подозрением посмотрел на нее, но Наська надулась и быстрым шагом ушла, уперев руки в бока.

– У нее избыток энергии, – пожаловался я страже. – Реактивная девчонка!

– Маленькая еще, – согласилась стража важно. – Ей же всего десять лет.

– А тебе? – не удержался я.

– Одиннадцать.

Вздохнув, я отсалютовал страже и вышел из Гнезда. Прикинул, как лучше добираться, и повернул к Тверской.

Ехать тут недолго, три станции. Выходя на Павелецкой, в неожиданно большой толпе, я уже выбросил Наську из головы.

И только увидев серое кепи чуть ниже на эскалаторе, понял, что зря.

Похоже, упомянуть игру в прятки было ошибкой.

Выкатившись наверх и обнаружив меня, стоящего с мрачным видом, Наська никакого раскаянья не проявила. Развела руками и спросила:

– Ну и что ты сделаешь?

Сделать я ничего не мог.

Силой потащить назад? Ну, во-первых, это вызвало бы подозрение окружающих. А во-вторых, если Наська упрется – я ее и с места не сдвину.

– Сяду и буду сидеть на скамейке, – сказал я.

Мимо шли люди, толкаясь и бормоча в мой адрес не слишком лестные эпитеты.

– Сяду рядом и буду ждать.

Я сдался.

– Только сегодня. Хорошо?

– Максим, ты самый-самый лучший! – выпалила Наська. – Не пожалеешь, зуб даю! Вот, держи!

Она полезла в карман и действительно вытащила оттуда зуб! Молочный. Видимо, зубные феи к Измененным летать боятся.

Вздохнув, я стал выбираться из метро. Наська вьюном пробиралась следом. Несколько здоровых мужиков, которых она мимолетно сдвинула с пути, растерянно смотрели вслед. Никто, конечно, и представить себе не мог, что куколка разгуливает по Москве, будто человеческий ребенок.

Глава третья

Накануне Перемены в Москве было меньше тысячи таксофонов. Стояли они в таких местах, что многие москвичи про них вообще не знали и уж тем более никогда не звонили. Зачем, если в кармане даже у ребенка или старика есть сотовый?

Но зато таксофоны были бесплатные.

Теперь сотовой связи нет, телефонные будки вернулись в города (говорят, какой-то древний завод на этом озолотился), но надо платить за звонок.

Я остановился у таксофона рядом с метро, вставил карточку в аппарат и набрал номер отдела «Экс». Хорошо помнить числа – это очень удобно, не нужно таскать с собой блокнот.

Их производители, кстати, тоже выиграли от Перемены.

Не знаю, сколько народа служит у Лихачева в подчинении, никогда там не был. Но вначале трубку взял мужчина с резким командным голосом, потом я добрался до какой-то юной девицы. И лишь потом мне позвали полковника.

Чутье у него имелось. Впрочем, после недавних событий я бы очень удивился, откажись он от встречи. Я сказал, что подожду у Комка на Шлюзовой набережной, полковник ответил: «Буду через пятнадцать минут», и в трубке запикал отбой.

– Полковнику никто не пишет, – сказала Наська, толкущаяся возле будки. – Полковнику все звонят.

У нее очень медленно шла первая фаза мутации, она несколько лет провела неподвижно. Лежала и читала книжки, их на удивление много оказалось в Министерстве культуры. Читала, похоже, всё что попало, не только детские книжки или детективы. Может, поэтому немного странная.

– Идем, – сказал я. – Подождем на месте.

На самом деле мне не хотелось дожидаться полковника. И когда мы дошагали до Комка, и я там никого не обнаружил, меня это порадовало.

В этом Комке я никогда не был. Он упал на уродливое невысокое здание, в котором размещался фитнес-клуб и какие-то государственные конторы. Кажется, даже почта, и это меня позабавило – на Мичуринской тоже «Почту России» накрыло падением Комка.

Может, Продавцам когда-то посылку не доставили?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Этот Комок был почти правильной формы, напоминал расплющенную каплю, или спелую фигу, ну или хинкали – если вы грузин… Прочие ассоциации я оставил за невоспитанной куколкой.

На моих глазах к дверям Комка подошла молодая женщина. Дернула ручку. Удивилась. Подергала еще. Пожала плечами и пошла навстречу нам, к метро.

Видимо, нечасто ей приходится продавать кристаллы, иначе удивилась бы сильнее. Серчеры знают, что Комки открыты всегда.

– А нас пустят? – шепотом спросила Наська.

– Меня пустят, – ответил я с уверенностью, которой не испытывал. Ночной разговор с Продавцом казался сейчас нереальным.

Мелькнула мысль: а не зайти ли самому, оставив Наську снаружи? Но если она уйдет и заблудится?

– Что именно тебе сказало Гнездо? – строго спросил я, когда мы подошли к дверям.

– Что свершилось ужасное злодеяние! – с готовностью ответила Наська. – Кто-то убил Продавца! И тебе надо выяснить, кто, – тогда друзья покойного дадут тебе кучу всякого добра!

– В целом верно, – признал я. – Ты не боишься увидеть мертвеца?

Наська ответила не сразу и на этот раз очень серьезно:

– Максим… Когда у нас Гнездо убили, я помогала Дарине тела носить. Только мне стражу или монаха тащить было тяжело, особенно если они остались целыми. Я носила куколок.

Она помолчала секунду.

– Своих подруг.

Черт. Меня как под дых ударили. Вот эта ее веселость и энергия – они порой заставляют забывать, что передо мной куколка. Которую родная мать отдала в детстве в Гнездо. Которая несколько лет лежала, пока мутаген боролся в ней с опухолью. Обычно на это не нужно много времени, но тут что-то пошло не так. Дарина говорила, что к ней редко заходили другие куколки – дети не очень-то умеют сочувствовать.

А потом, когда она все-таки поправилась и у нее появились друзья, их всех убили.

– Извини, – сказал я. – Глупость спросил.

– Ничего, – ответила куколка. – Это у всех бывает. Ты не бойся за меня, я не стану пищать. И ничего не буду хватать и лезть куда попало. Нас учат дисциплине.

– Вот в этом я сомневаюсь, – признался я.

Мы были уже перед дверью, а Лихачева еще не наблюдалось. Пробок в Москве нынче нет, слишком дорогой бензин, но ведь могло его что-то задержать?

– Зайдем, – решил я и взялся за ручку двери.

Дверь открылась легко. Комок действительно ждал моего появления.

Я вошел первым, огляделся.

Ну, всё как обычно. Глухая стойка прилавка из того же непонятного бугристого материала, что стены и потолок. За ней – метра два пространства, далее плотный занавес.

Прохладно.

– Эй! – позвал я. – Есть кто?

Все-таки я не был уверен, что Продавец мертв.

Тишина.

Наська попыталась высунуться вперед, я придержал ее за плечо.

– Можно войти? – снова позвал я.

Нет ответа.

– Пахнет, – сказала Наська.

– Чем? – Я насторожился. У куколок чувства развиты куда сильнее, чем у людей. – Кровь?

– Нет… химия какая-то. И озон.

Я принюхался. Да, пожалуй, слегка пахло грозой. Химических запахов я не ощущал.

– Хорошо, – решил я. – Стой пока тут.

И двинулся вперед.

Продавца я увидел, когда подошел к прилавку. Он лежал сразу за стойкой, вытянувшись в полный рост всей массивной тушей, замотанной в серые и песчано-коричневые тряпки. Из-под одежды, будто ноги, торчали толстые металлические штыри, с растопыренными, будто птичьи лапы, опорами. Под телом расплылась большая липкая лужа густо-синей жидкости.

– Что за… – сказал я и, опершись на стойку, перепрыгнул к Продавцу. Наклонился, посмотрел в проглядывающее сквозь ткань лицо. Глаза были закрыты, лицо казалось мертвым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В общем, мертвым оно и было.

За спиной легонько стукнуло – я обернулся, обнаружил, что Наська стоит на прилавке. Похоже, запрыгнула прямо с пола.

– Мертвый, – сказала Наська. – Это он пахнет.