Три дня Индиго - Лукьяненко Сергей

Да уж, необычно. Продавец чего-то попросил! Понятно, чего Серега такой взбудораженный.

– Что дал за это? – поинтересовался я.

Серега не стал отпираться, очень уж ему хотелось похвастаться.

– Во! – Он бережно достал из кармана джинсов узкий футляр, открыл. Там лежали поисковые очки. С виду обычные зеркалки, только в них кристаллики, за которые у Продавца можно купить что угодно (хоть мотоцикл «Харлей Дэвидсон», хоть бриллиантовое колье для подруги), сразу видны. На дужке очков был крошечный светодиодный фонарик.

Хорошие очки, дорогие. У меня самого такие.

– Подарил? – заинтересовался я.

– Продал, за гринк. А таблетки, которые я хотел купить, подарил. Они еще дороже стоят.

– Ты бы с таблетками завязывал, – сказал я, хмурясь. Что от меня надо Продавцу? Такого срочного, чтобы посылать среди ночи гонца?

– Таблетки не наркота! – оскорбился Серега. – У меня дед – диабетик. Лекарство экспериментальное, восстанавливает поджелудочную, прикинь? Говорят, никакого инсулина больше не надо.

– Молодец, – одобрил я и похлопал Серегу по плечу. – Хороший внук. Ладно, спасибо, я зайду в Комок.

– Ты это… ты сейчас иди! – занервничал Серега. – Он сказал – пусть Максим сразу идет!

Это я и так понял, но надо же было держать марку.

– Подумаю, – сказал я.

– Продавец велел передать: у него есть то, что тебе очень нужно! – выпалил Серега и довольно ухмыльнулся.

– Эй, гонец! – Я не удержался и постучал парня по лбу пальцем. – А что еще важное ты забыл передать?

Серега не обиделся, видать, понял, что перегнул.

– Нет, всё.

– Адрес мой Продавец сказал?

– Нет, я в кафешку заглянул, где ваши сидят. Спросил у Виталия Антоновича.

Я вздохнул.

Мы, конечно, теперь с нашим старшим в особых отношениях. Но плохо, что он знает о неожиданном интересе ко мне со стороны Продавца. Лишнее это.

– Ясно. Спасибо, Серега.

– Нельзя с тобой в Комок? – спросил серчер. Понятное дело, ему было до жути интересно.

– Нет, – ответил я. – У меня с Продавцом свои терки!

Серега и не рассчитывал, конечно, что я его прихвачу с собой. Он и без того был счастлив перепавшим на халяву очкам, да и что рассказывать в компании ему теперь найдется.

– Пойду, – сказал он. – Ты это, сходи сейчас. Продавец все-таки.

Я кивнул, закрыл за ним дверь.

Прислонился к косяку. Постоял. А потом сказал тихонько:

– О, да!

От Продавца мне была «очень нужна» только одна вещь. У них, конечно, можно купить всё, что есть на свете, – статую Венеры Милосской, шапку Мономаха или пригоршню изумрудов.

Но мне-то нужно другое.

Рубашку я надел яркую – сине-желтую «гавайку» чуть больше размером, чем мне нужно. Подумав, набросил подаренный когда-то Продавцом плащ. Во-первых, ему будет приятно, во-вторых – плащ хорошо спрячет кобуру.

Да, времена сейчас стали поспокойнее, но придурков ночами все-таки хватает.

Пару недель назад я на таких наткнулся у самого Комка. Но в тот момент, как я теперь понимаю, во мне проявился пришелец, Высший, разбиравшийся в происходящей на Земле заварушке. Если бы незадачливые грабители этого не почувствовали, им бы пришел конец.

Теперь Высшего не было.

Я сам по себе.

А мне нельзя умирать по-глупому. У меня очень большие планы на эту жизнь.

Ночь и впрямь стояла хорошая. Я дошел до памятника Тимирязеву, насчитав по пути десятка два одиноких прохожих и несколько больших компаний. Люди просто гуляли, шли из гостей и ресторанов. Доносился смех, взбудораженные алкоголем, но не агрессивные голоса. Прошла целая группа китайских туристов, фотографирующих ночные улицы. Гид что-то певуче им рассказывал. Центр, даже после полуночи народ гуляет…

Над головой сияло лунное кольцо. Наш бедный спутник, разваленный Инсеком на фрагменты, вращался вокруг планеты в виде пояса астероидов. Среди мелких и крупных обломков плыл угловатый осколок – Селена, самый большой кусок прежней Луны. Где-то на нем было место посадки «Аполлона-11», но американцы утверждали, что в процессе разрушения Луны историческое место было утрачено. Не знаю, как так вышло, если с Земли смотреть – так все кратеры на месте, поверхность казалась не сильно поврежденной. Селена походит на широченный конус, вырезанный в Луне поворотом исполинского лезвия и навечно обращенный к Земле основанием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Со спутников снимали обратную сторону Селены. Там неровным багровым шаром светится остывающее ядро, расползшееся, раскинувшее застывшие каменные острия. Красиво и жутко.

А еще где-то там космический корабль Инсека.

Я на нем был.

Жаль, что ничего не видел, кроме одного-единственного коридора и полудохлого пришельца…

Шел я по Тверскому бульвару, идти тут всего ничего, и минут через десять собрался завернуть перед МХАТом в Шведский тупик.

Тут меня и окликнули с бульвара – в очень знакомой манере:

– Друг мой, друг мой юный, дорогой!

Я остановился и увидел спешащего ко мне от памятника Есенину человека, одновременно нелепого и трогательного. Андрей, литературный бомж, кочующий между памятниками поэтам, оделся по погоде и даже с некоторым шиком: почти чистые бермуды, яркая рубаха с закатанными рукавами, повязанный вокруг шеи пестрый платок. Немного портило впечатление то, что он был босиком и что ему стоило бы постричься с год назад.

Но поэтам и душевнобольным такие мелочи простительны.

– В городе вялом и старом – лица молодого лезвие! – воскликнул бомж. – Словно в дурмане пьяном слово услышать трезвое!

– Здравствуйте, Андрей, – сказал я. – Как ваши дела?

– Дела? Дела? – забормотал бомж, озираясь. – Говорить ты хочешь об этом? Какие дела могут быть у голоса мертвых поэтов?

– С лутом хорошо? – терпеливо спросил я.

Андрей потряс головой, будто выбрасывая из нее рифмы-паразиты. Сказал уже спокойнее:

– С лутом хорошо, без лута плохо. А как у вас дела, добрый друг мой?

– Всё в порядке, – ответил я. – Надо заглянуть в Комок.

– Не люблю Продавцов, – вздохнул Андрей.

– Именно Продавцов, не Инсеков? – полюбопытствовал я.

– Всё это договор, договор зверей окраски разной, – бомж хихикнул. – Пойду я к Сереже, посижу до утра, почитаю ему… А вы приходите на новоселье! Там, дальше по бульварам! К Володе я пойду, к Высоцкому. Пил он еще больше Есенина, но надрыв у него другой, деятельный. Да, деятельный у него надрыв! А Сережу я не выдерживаю, всего-то день с ним провел – в глазах черная жуть! Но надо, надо и его навещать![1]

Он побрел обратно к памятнику, недовольно отмахнувшись от бибикнувшей и притормозившей машины.

А я покачал головой и двинулся дальше.

У Комка стояли две девушки, мрачновато-суровые, в джинсах и рубашках мужского кроя. На меня они глянули настороженно и оценивающе. Подергали дверь, пошептались, потом с явным недоумением отошли. Комок выглядел… ну, как Комок. Бесформенная масса размером с двухэтажный дом, упавшая когда-то с неба и застывшая. Зато дверь была самая обычная – деревянная, со старомодной ручкой-скобой.

– Закрыто, – сообщила мне одна девушка.

Похоже, они были свои, серчеры, хоть и незнакомые.

– А вы с лутом? – спросил я и заслужил презрительно-насмешливый взгляд.

Без лута в Комок можно войти лишь один раз. Продавец расскажет, что именно ему нужно, покажет разноцветные кристаллики, продемонстрирует разные ништяки, которые у него есть. А в следующий раз двери откроются, лишь если ты найдешь кристаллы.

– Странно, – согласился я. Но все-таки дернул ручку.

Дверь открылась.

– Эй, мы раньше пришли! – возмутилась девушка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я отпустил ручку и пропустил девчонок.

Дверь захлопнулась у них перед носом. И открываться не захотела, сколько они ее ни дергали.

– Знаете, кажется, Продавец ждет меня, – сообщил я.

Та девица, что пообщительнее, рассмеялась. Потом посерьезнела и замолчала. Спросила: