Вот и я, Люба! (СИ) - Евгеника Мара

Ремонт традиционно делали долго, потому как сейчас практически все коммерческие объекты недвижимости сдаются с черновой отделкой.

Сначала мне по несколько раз в неделю приходилось мотаться в Новосиб из нашего поселка решать вопросы с дизайнером и прорабом, потом разбираться с заказанной мебелью пока ее изготавливали, доставляли и устанавливали.

Завершающие штрихи, капитальный клининг и фотосессию дизайн проекта уже практически под ёлочку сделали.

В новой квартире я сама успела переночевать всего раз с 27 на 28 декабря накануне вылета в Германию.

Выйдя из аэропорта со Степкой в переноске, решаю снова полюбоваться новым гнездышком, немного передохнуть и поесть перед дорогой в наш поселок. Ага, не тут-то было.

Поднявшись на 18-й этаж и открыв входную дверь сразу натыкаюсь на недовольное лицо мужа своего, который, слава Богу, скоро станет бывшим.

Прямо с порога, загородив своим щуплым туловищем проход из небольшого предбанника в прихожую-холл, не дав мне раздеться и сходить в туалет, Толяша начинает орать как кот, которому яйца прищемили.

- Сука - ты, Люба, конченная! Тварь! Говорила мне моя мама, что мерзкая ты - баба, Любка! И род ваш весь насквозь гнилой. И бабка твоя, всю жизнь корчила из себя фрейлину царского двора. Тьфу, тьфу на тебя и на вас всех!

Лицо Тольки красное и перекошенное от ненависти. Чувствую, что от него разит миксом из вчерашнего перегара и вновь выпитого алкоголя. Понимаю, этот малохольный опять на стакан присел. От мысли, что дальше будет только хуже, меня корежит. Знаю я Толькины запойные стайерские забеги и выходы из них с трясущимися руками, соплями и слезными обещаниями из разряда "да, я, да никогда больше, ни-ни". Пока соображаю, позвонить его матери или не стоит, начинается вторая часть марлезонского балета от Толяна.

- Значит у меня пипетка, а не член, да? То есть тебя всегда все устраивало, а теперь видишь ли орган, которым все наши дети сделаны, стал пипеткой, - истерично орёт мой культурный муж, забрызгивая моё лицо своими слюнями. - И когда же это ты, профурсетка хуева, умудрилась сравнить, а? Пфу, блядина ты конченная! Ещё на днях стонала подо мной как последняя сучка течная, а теперь, поди ж ты, пипетка у меня! Да, эту пипетку готовы сосать и облизывать красивые молодухи! В очередь стоят. Ты на себя в зеркало давно смотрела? Ты же - не женщина! Ты - гардемарин в юбке…Кобыла - ты старая и дряхлая! У тебя жопа, как баржа…Правильно тебя в школе называли "МАЗом". Пипетка, видишь ли, у меня…

Пока Толян наслаждается своим словесным поносом, я смотрю на него и думаю о том, что могу своего недомужа французской субтильной наружности зашибить одним махом. Ну уж, конечно, не совсем зашибить, но приложить нормально, так это уж точно. Только какой в этом смысл. Сама замараешься, а Толику все равно ничего не докажешь.

Устав слушать истеричное Толькино нытье и желая побыстрее избавить себя от пошлой мизансцены этого никчемного актёришки домашнего погорелого театра, подбираю слова для финала нашей сегодняшней встречи.

- Толь, дай я воды выпью и поеду домой в поселок. Ты же знаешь, что мне добираться ещё почти 200-и километров, - спокойно произношу и равнодушно смотрю на человека, которого я любила всю свою жизнь. - Не понимаю, чего ты подпрыгиваешь, как пудель, ну, русским же языком сказала тебе пять дней назад, я с тобой развожусь. И это не шутка и не манипулирование в твоем ключе. Заявление на развод мной уже подано.

- Пошла вон из моего дома, блядина! Никакой тебе на хуй водички! Разводись. Живи в своём курятнике в деревне. Ни рубля не получишь от меня, уебина! Сразу езжай в этот свой сарай. Все равно в мой дом не попадёшь. Я ворота и все замки в доме перепрограммировал. Так что ты зайти не сможешь, - переходя на фальцет, со взглядом победителя в ярости орет мне человек, с которым мы прожили в браке больше 27-и лет.

Понимаю, что толку от этого разговора никакого, разворачиваюсь, подхватываю сумку и выхожу из нашей новой квартиры.

Стою, жду лифт и думаю: вот так живёшь себе, пока "бац" и приходит осознание, что все как-то не то и все как-то не с теми. Смотришь, а часики тикают, дни, как листики календаря отрываются, годики скачут, как бешенные кони. И стоишь ты со своим пониманием весь такой потерянный в эпицентре собственного жизненного вихря. Чувствуешь себя не победителем и не укротителем драконов, а загнанным пони. И что тут можно поделать, да ничего кроме того, что поднять вверх руку и резко, опуская её вниз, с выдохом отправить все и всех на три прекрасные буквы…

А еще лучше тихо, чтобы никто следом не увязался, пойти самой на эти три буквы. Думаю об этих чертовых трех буквах и сама смеюсь: знать бы ещё адресок, где их найти…

Стоя сейчас под душем в доме Степана, снова хихикаю сама над собой. Смешно мне от жизненной коллизии: могла ли еще вчера утром я знать, что не пройдет и суток, как мне удастся прямо практическим путем установить правильность обозначения размера мужского достоинства моего Толяна.

Да, уж, вот она, Любовь Петровна, жизнь, только держись, думаю и слышу стук в дверь ванной комнаты и приятный баритон Степана.

- Любушка, ты там жива? Я могу зайти, вдруг тебе помощь нужна?

- Нет повода для переживаний, Степан! Все нормально. Я уже выхожу.

- Фух, отлично, а то времени прошло много. Уже задумался, вдруг тебе незадюжилось. Любушка, ты спускайся вниз. Я все приготовил, будем завтракать.

- Да, хорошо, Степан! Спасибо Вам огромное за заботу, - произношу я, вытирая слезы с глаз.

Завтрак. Кто-то, но не я, приготовил завтрак и пригласил меня к столу.

В моей жизни такое было последний раз лет 15-ть назад, когда бабуля моя ещё была жива.

От своего мужа такого услышать я и помыслить не могла. Толян в своих руках тяжелее ложки ничего не держал.

К домашнему труду мать Толяшина сына своего сладкого никогда не приучала, считала, что их с мужем нерукотворное творение - награда для любой, которая возжелает его в спутники жизни.

Потому руки Анатолия были заточены именно под то место, которым его делали.

Приняв в 18-ть лет из заботливых маменькиных рук эстафетную палочку под гордым именем Анатолий Гаврик, я несколько раз пыталась привлечь свою награду к семейным бытовым делам. На третий раз окончательно убедившись в безуспешности моих попыток, сказав сама себе "за что боролась, на то и напоролась", смирилась с тем, чем сама себя наградила.

Жалко ли мне себя? Да, в принципе, нет. Ведь я сама Тольку выбрала.

Да, мне не стыдно признаться, что с самого детства я любила только одного человека. Мужа моего Толика. Мы оба из одного маленького посёлка. Вместе росли в одном дворе, ходили в один детский сад и школу, где сидели за одной партой.

Я все школьные годы за ним портфель носила, уроки делала, булками подкармливала, ждала его после репетиций школьного ансамбля.

Если быть честной и объективной, то я сама его выходила и выждала. Сама отжала у всех претендовавших на него девчонок.

Перед выпуском подложила его под себя и женила на себе будучи на шестом месяце беременности. Мы расписались практически сразу после школы, ровно в 18 лет.

В этом уходящем году нам обоим исполнилось 45-ть. За 27 лет нашей совместной жизни мы с Толькой родили четверых детей - двоих отличных мальчиков и двух прекрасных девочек. Именно за этот факт, за наших детей, я очень благодарна этому человеку.

Посыпав мысленно свою голову солью и пеплом, а потом сверху все подсластив сахаром приятных душе воспоминаний о детях своих, я спускаюсь вниз.

Вид сервированного стола меня впечатляет. Во рту скапливается слюна, на глаза снова наворачиваются слезы. Хорошо, что взглядом упираюсь в картину, которая меня умиляет и смешит.

Слева от стола на полу сидят два Степана. Большой убеждает маленького и хрюкающего поесть.