Европейцы - Генри Джеймс

- Семь с половиной миль, - сказала мягко Гертруда.

Теперь, когда молодой человек оказался из плоти и крови, она ощутила вдруг, что ее пробирает смутная дрожь. Гертруда была глубоко взволнована. Еще ни разу в жизни она не разговаривала с иностранцем, но часто и с упоением об этом мечтала. И вот он здесь, перед ней, порожденный воскресной тишиной и предоставленный в полное ее распоряжение! Да еще такой блестящий, учтивый, улыбающийся. Тем не менее, сделав усилие, она взяла себя в руки, напомнила себе, что как хозяйка дома должна оказать ему гостеприимство.

- Мы очень... очень вам рады. Пойдемте в дом, прошу вас.

Она двинулась по направлению к открытой двери.

- Значит, вы не боитесь меня? - снова спросил молодой человек, рассмеявшись своим беззаботным смехом.

Несколько мгновений она раздумывала, потом ответила:

- Мы не привыкли здесь бояться...

- Ah, comme vous devez avoir raison! [И вы, несомненно, правы! (фр.)] воскликнул молодой человек, глядя с одобрением на все вокруг.

Впервые в жизни Гертруда слышала так много произнесенных подряд французских слов. Они произвели на нее сильное впечатление. Гость шел следом за ней и, в свою очередь, смотрел не без волнения на эту высокую привлекательную девушку в накрахмаленном светлом муслиновом платье. Войдя в дом, он при виде широкой белой лестницы с белой балюстрадой приостановился.

- Какой приятный дом, - сказал он. - Внутри он еще больше радует глаз, чем снаружи.

- Приятнее всего здесь, - сказала Гертруда, ведя его за собой в гостиную - светлую, с высоким потолком, довольно пустынную комнату, где они и остановились, глядя друг на друга. Молодой человек улыбался еще лучезарнее; Гертруда, очень серьезная, тоже пыталась улыбнуться.

- Думаю, вам вряд ли известно мое имя, - сказал он. - Меня зовут Феликс Янг. Ваш батюшка доводится мне дядей. Моя матушка была его сводной сестрой; она была старше его.

- Да, - сказала Гертруда, - и она перешла в католичество и вышла замуж в Европе.

- Я вижу, вы о нас знаете, - сказал молодой человек. - Она вышла замуж, а потом умерла. Семья вашего отца невзлюбила ее мужа. Они считали его иностранцем. Но он не был иностранцем. Хотя мой бедный отец и явился на свет в Сицилии, родители его были американцы.

- В Сицилии? - повторила полушепотом Гертруда.

- Жили они, правда, всю жизнь в Европе. Но настроены были весьма патриотично. И мы тоже.

- Так вы сицилиец? - сказала Гертруда.

- Ни в коем случае! Постойте, давайте разберемся. Родился я в небольшом селении - очень славном селении - во Франции. Сестра моя родилась в Вене.

- Значит, вы француз, - сказала Гертруда.

- Избави бог! - вскричал молодой человек.

Гертруда вскинула голову и так и приковалась к нему взглядом. Молодой человек снова рассмеялся.

- Я готов быть французом, если вам этого хочется.

- Все-таки вы в некотором роде иностранец, - сказала Гертруда.

- В некотором роде да, пожалуй. Но хотел бы я знать, в каком? Боюсь, мы так и не удосужились решить этот вопрос. Видите ли, есть такие люди на свете, которые на вопрос о родине, вероисповедании, занятиях затрудняются ответом.

Гертруда смотрела на него не отрываясь. Она не предложила ему сесть. Она никогда о таких людях не слышала; ей не терпелось услышать о них.

- Где же вы живете? - спросила она.

- И на этот вопрос они затрудняются с ответом, - сказал Феликс. Боюсь, вы сочтете нас попросту бродягами. Где только я не жил - везде и всюду. Мне кажется, нет такого города в Европе, где бы я не жил.

Гертруда украдкой глубоко и блаженно вздохнула. Тогда молодой человек снова ей улыбнулся, и она слегка покраснела. Чтобы не покраснеть еще сильнее, она спросила, не хочется ли ему после долгой прогулки что-нибудь съесть или выпить, рука ее невольно опустилась в карман и нащупала там оставленный ей сестрой ключик.

- Вы были бы добрым ангелом, - сказал он, на мгновение молитвенно сложив руки, - если бы облагодетельствовали меня стаканчиком вина.

Она улыбнулась, кивнула ему и в то же мгновение вышла из комнаты. Вскоре она возвратилась, неся в одной руке большой графин, а в другой блюдо с огромным круглым глазированным пирогом. Когда Гертруда доставала этот пирог из буфета, ее вдруг пронзила мысль, что Шарлотта предназначала его в качестве угощения мистеру Брэнду. Заморский родственник рассматривал блеклые, высоко развешанные гравюры. Услыхав, что она вошла, он повернул голову и улыбнулся ей так, словно они были старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки.

- Вы сами мне подаете? - проговорил он. - Так прислуживают только богам.

Гертруда сама подавала еду многим людям, но никто из них не говорил ей ничего подобного. Замечание это придало воздушность ее походке, когда она направилась к маленькому столику, где стояло несколько изящных красных бокалов с тончайшим золотым узором, которые Шарлотта каждое утро собственноручно протирала. Бокалы казались Гертруде очень красивыми, и ее радовало, что вино хорошее, это была превосходная мадера ее отца. Феликс нашел, что вино отменное, и с недоумением подумал, почему ему говорили, будто в Америке нет вина. Гертруда отрезала ему громадный кусок пирога и снова вспомнила о мистере Брэнде. Феликс сидел с бокалом в одной руке, куском пирога в другой - пил, ел, улыбался, болтал.

- Я ужасно голоден, - сказал он. - Устать я не устал, я никогда не устаю, но ужасно голоден.

- Вы должны остаться и пообедать с нами, - сказала Гертруда. - Обед в два часа. К этому времени они возвратятся из церкви, и вы познакомитесь со всеми остальными.

- Кто же эти остальные? - спросил молодой человек. - Опишите мне их.

- Вы сами их увидите. Расскажите мне лучше о вашей сестре.

- Моя сестра - баронесса Мюнстер, - сказал Феликс.

Услышав, что его сестра баронесса, Гертруда встала с места и несколько раз медленно прошлась по комнате. Она молчала, обдумывала то, что он ей сказал.

- Почему она тоже не приехала? - спросила она.

- Она приехала, она в Бостоне, в гостинице.

- Мы поедем и познакомимся с ней, - сказала, глядя на него, Гертруда.

- Она просит вас этого не делать! - ответил молодой человек. - Она шлет вам сердечный привет; она прислала меня известить вас о ее прибытии. Она явится сама засвидетельствовать почтение вашему батюшке.

Гертруда почувствовала, что снова дрожит. Баронесса Мюнстер, которая прислала этого блестящего молодого человека "известить о ее прибытии", которая явится сама, как к царю Соломону царица Савская (*7), "засвидетельствовать почтение" скромному мистеру Уэнтуорту, - столь важная персона предстала в воображении Гертруды со всей волнующей неожиданностью. На мгновение она совсем потерялась.

- А когда ваша сестра явится? - спросила она наконец.

- Как только вы пожелаете... хоть завтра. Она жаждет вас увидеть, ответил, желая быть любезным, молодой человек.

- Да, завтра, - сказала Гертруда; ей не терпелось его расспросить, но она не очень хорошо представляла себе, чего можно ожидать от баронессы Мюнстер. - Она... она... она замужем?

Феликс доел пирог, допил вино; встав с кресла, он устремил на Гертруду свои ясные выразительные глаза.

- Она замужем за немецким принцем, Адольфом Зильберштадт-Шрекенштейн. Правит не он, он младший брат.

Гертруда смотрела на Феликса во все глаза; губы у нее были полуоткрыты.

- Она... она _принцесса_? - спросила она.

- О нет, - сказал молодой человек. - Положение ее весьма своеобразно, брак морганатический.

- Морганатический?

Бедная Гертруда впервые слышала эти имена, эти слова.

- Видите ли, так называется брак между отпрыском правящей династии... и простой смертной. Бедняжке Евгении присвоили титул баронессы - это все, что было в их власти. Ну, а теперь они хотят этот брак расторгнуть. Кронпринц Адольф, между нами говоря, простофиля; но у его брата, а он человек умный, есть насчет него свои планы. Евгения, естественно, чинит препятствия; но, думаю, не потому, что принимает это близко к сердцу, моя сестра - женщина очень умная и, я уверен, вам понравится... но она хочет им досадить. Итак, сейчас все en Fair [повисло в воздухе (фр.)].

Легкий, жизнерадостный тон, каким гость поведал эту мрачно-романтическую историю, поразил Гертруду, но вместе с тем до некоторой степени польстил ей - польстил признанием за ней ума и прочих достоинств; Она была во власти самых разнообразных ощущений, и наконец то, которое одержало верх, облеклось в слова.

- Они хотят расторгнуть ее брак? - спросила она.

- Судя по всему, да.

- Не считаясь с ее желанием?

- Не считаясь с ее правами.

- Наверное, она очень несчастна? - сказала Гертруда.

Гость смотрел на нее, улыбаясь; он поднес руку к затылку и там ее на мгновение задержал.

- Во всяком случае, так она говорит, - ответил он. - Вот и вся ее история. Она поручила мне рассказать ее вам.

- Расскажите еще.

- Нет, я предоставлю это ей самой. Она это сделает лучше.