Город сгорающих детей - Сергей Лановой

Он убрал Настины волосы в сторону, открывая её ухо, и тут же недоуменно сел перед дочерью на корточки – почти до середины затянутое темно-коричневым пятном, бархатным и плотным, как кора дерева, её правое ухо, то самое, которое он осматривал ещё при выходе из дома вместе с остальными пятнами, сейчас выглядело в разы хуже, чем во время их утреннего визита к врачу. Он поднял маечку дочери вверх, не обращая внимания на стоящих в коридоре людей, и увидел её живот, покрытый тонкими тёмными линиями, словно паутиной. Медленно опустив подол майки, он поднял взгляд на Настю, испуганно смотрящую на него:

– Настёна… когда ты была в душе, пятна были меньше?

Настя молча помотала головой, добавив извиняющимся голосом:

– Я не знаю, пап… не знаю. У меня просто всё чешется, а пятна и так были большие, и мне уже было не до сравнения. А сейчас ещё больше стали, да? Ещё больше?

Сергей промолчал, случайно поймав взгляд стоящей недалеко молодой женщины, прижимающей к себе забинтованного мальчика. В её взгляде были сразу и сожаление, и сострадание, и совершенное бессилие перед происходящим. В этот момент дверь кабинета открылась и выглянувшая с листочком в руках медсестра, близоруко всматриваясь в написанное, прочитала какую-то фамилию. Молодая женщина встрепенулась, подняла голову и, крепко держа сына за руку, торопливо скрылась за дверью. Медсестра ещё раз посмотрела в список:

– Кто был назначен на пять часов к доктору Рудину?

Всё ещё сидящий на корточках Сергей поднял руку:

– Мы.

– Заходите.

Усадив сына на кушетку, а дочь на стул перед столом, Сергей остался стоять, смотря на поднявшегося из-за стола уже знакомого врача с клиновидной бородкой:

– Здравствуйте, доктор. Рассказывайте, что известно. Рассказывайте всё.

– Пятна стали больше? – вместо ответа спросил доктор Рудин, походя к Насте.

– Гораздо больше. Ухо закрыто почти полностью и на животе какая-то паутина, я её только сейчас в коридоре увидел. Спину не смотрел. Теперь говорите вы.

– Сначала я осмотрю девочку.

Рудин наклонился к Насте вплотную, осматривая и ощупывая её ухо.

– Покажи мне, что у тебя на спине.

Настя быстро стянула майку, и Сергей глухо застонал, увидев, что почти вся спина его дочери была затянута серой сеткой, плотной, частой и похожей на чешую.

– Вот такие картины я наблюдаю сегодня в течение последних двух часов, – оторвавшись от осмотра, сказал врач. – Одевайся, Анастасия, ты сегодня остаёшься у нас

Он ещё раз обратился к Сергею:

– Я рекомендую оставить вашу дочь здесь, в стационаре. Таким образом у нас будет возможность наблюдать за гораздо результативнее.

– Но вы же мне расскажете, что известно на настоящий момент? – голос Сергея звучал глухо. – Хоть что-нибудь?

Сделав останавливающий жест, доктор Рудин повернулся к Насте:

– Как зовут твоего братика?

– Петька.

– Пётр, значит, – весело сказал врач, подходя к сидящему на кушетке мальчишке, – пойдём, Пётр, я тебе кое-что покажу. Думаю, ты захочешь осмотреть все находящиеся вон там предметы, – он указал в дальний конец комнаты, где, кроме расставленных в беспорядке на полу игрушек, находился небольшой детский уголок с книжками и какая-то конструкция для ручной сборки. Мальчишка с готовностью кивнул, и врач снова обратился к Насте:

– Идите в игровой уголок, а я пока поговорю с вашим папой, хорошо?

Настя поднялась со стула и пошла за братом, испуганно оглядываясь через плечо.

– Пожалуйста, садитесь и попытайтесь сохранять спокойствие, пока я буду говорить, – почти умоляюще глядя на Сергея произнёс доктор Рудин. – У меня сегодня уже была пара очень неприятных ситуаций с родителями, а работы ожидается много, и спать мне сегодня тоже вряд ли придётся, понимаете? – Сергей коротко кивнул и врач продолжил:

– Нам сейчас просто необходимо сотрудничество с родителями, их понимание и поддержка. Потому что за те несколько часов, что мы наблюдаем приходящих к нам детей, нам, к сожалению, удалось немногое. Начнём с того, что собранные анализы выявляют совершенно непостижимую скорость старения или, точнее сказать, умирания клеток кожи, но как и отчего это происходит – мы пока не знаем. Анализы приходят в негодность прямо на глазах, поэтому приходящих сегодня детей мы оставляем у нас, чтобы по меньшей мере иметь возможность постоянно следить за процессом, при возможности вмешиваясь в него. В наш центр уже приехали очень серьёзные специалисты по кожным заболеваниям и формам заражения крови, и сейчас мы ждём дополнительную аппаратуру по поддержке жизнедеятельности кожного покрова. У нас в больнице таких всего два, а детей на настоящий момент уже гораздо больше. Пока мы не нашли ответы на происходящее, но хотели бы как-то воспрепятствовать дальнейшему разрушению кожи детей, наблюдая за ними.

В напряжённой тишине кабинета вдруг глухим зуммером завибрировал сотовый телефон врача, лежащий на столе. Этот звук, такой привычный в обычной ситуации, заставил обоих вздрогнуть от неожиданности. Врач взял трубку, не сводя с Сергея взгляда:

– Слушаю. Да, я на месте… конечно сейчас… везите их в седьмое отделение. Там, к сожалению, уже всё для этого подготовлено. Да, я тоже буду.

Он снова положил телефон на стол и сказал, вращая его пальцами из стороны в сторону:

– Наверное, я не должен этого говорить. Но вы всё равно очень скоро узнаете. Сейчас привезут первых умерших. Их трое. Два мальчика и одна девчонка. Семь, девять и одиннадцать лет.

Глава седьмая. Какой у моря цвет, папа?

Выйдя из больницы и ведя притихшего Петьку за руку, Сергей остановился. Улица перед зданием была заполнена народом. Стояли машины телевидения, торчали микрофоны, небольшие группы людей окружали о чем-то возбуждённо говорящих ораторов. Сергей поднял голову к почти малиновому небу уже не обращая внимания на валяющее дурака зрение, затем опустил взгляд на взволнованные лица родителей, потеряно выходящих из соседних дверей и несущих в руках детские вещи. Сейчас он вспоминал Анастасию, идущую по длинному коридору, уводимую обнимающей её за плечи медсестрой, испуганную, с огромными глазами, прижимающую к груди свою сумочку, постоянно оглядывающуюся на него через плечо и исчезающую за широкими дверями стационара. Сергей зажмурил веки и сразу, почти ожидая этого, увидел небольшие детские фигурки, стоящие перед вспыхнувшим за ними светом, полностью поглощающим их, эти маленькие детские тела, расплывающиеся в слепящей иллюминации и оставляющие шёпот, только шёпот, нарастающий и уходящий как морской прибой, в котором он никак не мог разобрать слов…

– Эй, простите, вы дадите нам пройти? – вдруг услышал он и, открыв глаза, увидел очень высокого парня в узком чёрном костюме и с непослушными рыжими волосами, который пытался войти в дверь вместе с двумя фигурами в белых халатах, выкатывающими больничную тележку. Укрытый голубой простынёй, на тележке лежал кто-то совсем небольшого роста, и Сергей отошёл в сторону с колотящимся сердцем, провожая взглядом проходящих людей. Когда тележка скрылась в коридоре, он опустился перед сыном на корточки, не выпуская из руки маленькую ладошку:

– Сынок, сегодня мы дома одни.

– А когда Настя выздоровеет? Завтра? – Петька погладил отца по щеке и тут же произнёс успокаивающе: – Конечно завтра. Завтра мы за ней снова приедем.

Посадив сына в машину и пытаясь вытрясти из головы только что виденную тележку с чьим-то маленьким тельцем, Сергей завёл двигатель и выехал с автостоянки. На душе было тяжело. В одну неряшливую кашу смешались все события последних часов, подкрашенные раздражающим поведением глаз, и Сергей вспомнил, что ещё утром хотел провериться у врача, но снова забыл. Петька сидел молча, словно понимая, насколько сейчас его отцу не до разговоров на любые мыслимые темы, но всё-таки, поёрзав и подудев в кулачок, он вдруг спросил:

– Па… а что с морем случилось? Оно теперь всегда таким будет?

– А? Что ты сказал? – занятый своими мыслями, Сергей не сразу понял, о чём говорит его сын, и только когда проследил направление маленького пальчика, которым Петька указывал на видимый из окна машины прибой, снова вернулся в настоящее время. – О чём ты, сынок?

– Почему вода такая красная? Мы приехали, море синее было. И небо тоже. А сейчас всё какое-то рыжее, почему, пап?

Сергею потребовалось ещё пара секунд, чтобы понять:

– Ты видишь небо красным? И воду тоже?

– Ну, да… оно же не синее, пап. Оно красное. А должно быть синее, а не красное. Только оно всё-таки больше красное, чем синее. Не очень, правда, но всё-таки не такое, как тогда, когда мы приехали. Другое совсем. Немножко. Почему?

Сергей молчал. Он только сейчас подумал, что за всеми волнениями о здоровье дочери ему совершенно не приходило в голову, что его цветовая слепота – не слепота вовсе, а действительно изменившийся цвет всего вокруг.