Город сгорающих детей - Сергей Лановой

Он встал и выключил телевизор.

– Кто-нибудь уже готов или я иду один?! – крикнул он в сторону второй комнаты, из которой доносились звуки полностью освоившихся детей.

Ответом ему был топот двух пар ног и Настя с Петькой с готовностью выросли перед ним, преданно заглядывая в глаза.

Спустившись вниз и мимоходом перепробовав всё на игровой площадке перед гостиницей, дети рванули к ждущему их на выходе отцу, и уже через пару минут, побросав одежду в кучки на разложенные полотенца, все трое бросились в воду. Море было великолепно – уже садящееся солнце окрашивало воду в теплые цвета, а небо было таким синим, что казалось специально раскрашенным и наклеенным.

Заняться здесь было чем, и самую кипучую деятельность развил, разумеется, Петька, бегая по пляжу в поисках строительного материала для своего нового проекта. Сергей искупался с детьми, забрызгав их и покрутив по воде, потом улёгся на полотенце и несколько минут рассеянно смотрел за мельтешением двух неспокойных тел. Увидев неподалёку пляжное кафе, он встал, помахал рукой зевающей в одиночестве хозяйке и купил три замечательно выглядящих мороженых. А ещё узнал, что людей сегодня почти нет, потому что все отдыхающие ушли в город на какой-то открытый концерт, а вот завтра здесь будет полно народа и возможно даже еще теплее, чем сегодня. Он уже возвращался к своему полотенцу, крича Насте и Петьке о купленном лакомстве, когда к нему учтиво обратился очень быстро говорящий по-испански спасатель с пляжа, красавец парень, вежливо пояснивший, что маленький мальчик по имени Петер (это же ваш сын?) собирает по пляжу незанятые шезлонги и строит из них какую-то конструкцию, размеры которой уже приближаются к размерам гостиницы.

– Сеньор, я его спрашиваю, что он делает, а он отвечает – пиратский корабль, а на мои слова, что не надо собирать шезлонги со всего пляжа (вон, посмотрите, он еще два тащит!), отвечает, что они всё равно незанятые, а завтра он снова сюда придет с папой (это с вами, да?), и папа поможет всё расставить по своим местам.

– Сделайте что-нибудь!

Почти с мольбою выкрикнув последние слова, красивый спасатель получил от Сергея заверение, что строительный энтузиазм маленького зодчего будет проконтролирован. После этого парень пропел «Грасиас, сеньор!» и растворился в своей спасательной будке.

Возвращаясь после разговора со спасателем к своему месту, Сергей издалека обратил внимание на примечательную фигуру, появившуюся на пляже. Совершенно белые, всклокоченные волосы сидящего на песке человека метались на ветру, словно паутина, делая его голову похожей на горящий белым огнём шевелящийся шар. Специально сделав дугу и проходя мимо, Сергей увидел старика, который не отрываясь смотрел на купающихся возле берега полную женщину и худенького мальчика, тощие предплечья которого были завернуты в оранжевые надувные нарукавники. Не останавливаясь, Сергей пошел дальше к своему месту и дал команду собираться, поскольку, пробарахтавшись в воде полтора часа, дети начали мёрзнуть от свежего вечернего ветра. Солнца в это время уже почти не было видно, только красная горбушка на горизонте устало зарывалась в оранжевые облака.

Придя домой и смыв морскую соль струями тёплого душа, все легко поужинали, хотя слово «легко» не было уместным, поскольку дети, после купания голодные и бесстрашные, готовы были прикончить какао и булочки, хлеб и лимонад, колбасу с водой или лук с ананасом. Ананаса не было, с луком тоже было напряженно, но какао было в достатке, и ароматных булочек Сергей тоже купил в нужном количестве, зная, какой опасности подвергается кухня, если его дети приходят домой после купания.

Наевшись, Петька стал клевать носом, отдав все силы на постройку корабля, борьбу с волнами и с едой. Уже полностью поверив в сбывшуюся мечту последних месяцев, он легко дал себя уложить и только привычно прошептал, уже с закрытыми глазами и натянутым до носа одеялом:

– Пап… спой чего-нибудь.

Сергей, подав дочери сигнал вести себя тихо, сел на край постели и тихо запел сыну одну из тех песен, которые он обычно пел детям дома, наигрывая себе на гитаре. Через пять минут Петька уже спал, разбросав руки в стороны и дыша глубоко и спокойно. Сергей осторожно встал, поправил его одеяло и на цыпочках подошел к сидящей на диване дочери.

Спать ему не хотелось. Настя тоже не проявляла желания упасть в постель, поэтому они просто сидели перед телевизором, болтая о прошедшем дне и допивая остатки какао.

– Нравится тебе здесь? – спросил Сергей, наблюдая, как его дочь пытается слизнуть с локтя капли какао, невероятным образом попавшие туда. Настя, справившись с частью задачи, вытерла невыполнимую миссию бумажным полотенцем и, выдув из папиного стакана остатки сладкого напитка, пробулькала, всем телом повернувшись к отцу:

– Угру… тролько дрень брыстро закрончилсря!

Еще через полчаса усталость всё-таки начала одолевать оба отчаянно бодрствующих организма.

– Пойдем на балкон? – предложил отец дочери, убрав посуду со стола и включая везде ночное освещение. Настя кивнула головой, взяла отца за руку и вместе с ним вышла в залитую лунным светом ночь. Они стояли, облокотившись о перила, и смотрели на черную рябь моря, блестящую серыми искрами от света молодой Луны. Мягкий шелест прибоя и скрежетание сверчков делали ночь похожей на музыкальные дорожки, по которым тихо рассыпались стеклянные капли.

– Уже придумала, что будем делать завтра? – спросил Сергей, смотря на профиль дочери, кажущийся в свете луны на фоне черного неба головкой фарфоровой куклы тончайшей работы.

– Завтра будет видно, – рассудительно прошептала Настя, неподвижно смотря на лунную дорожку, похожую на перевернутую сосульку, – Петька хотел в аттракционы и аквапарк, к дельфинам, а я бы лучше испробовала мой новый водный матрац, который мы купили по дороге.

Речь шла о надувном матраце, который был куплен еще дома перед отъездом и который, следуя Петькиным требованиям, должен был принадлежать ему, но он уступил своё право на плавающую роскошь в обмен на Настины водные очки, предложенные ему сестрой согласно тонкой тактике ведения переговоров.

– Петька встанет раньше всех и, я уверен, первым делом попытается надуть матрац… – начал Сергей, как вдруг неожиданно опустившаяся тишина заставила его замолчать. Ни единого движения не осталось в воздухе, ни малейшего писка или стрекота насекомых, и шум моря стал глухим и низким, как работа дизельного двигателя глубоко под землей, словно там медленно билось чьё-то огромное сердце. Он посмотрели на воду, но с ней не происходило ничего необычного, лунная дорожка спокойно убегала к горизонту, направляя взгляд на тоненький Месяц, почти лежащий на спине и похожий на колыбель для невидимого ребенка. В этот момент Настя схватила отца за руку и, показывая пальцем куда-то вверх, шумно прошептала:

– Па… смотри…

Сергей поднял голову к безоблачному черному небу и увидел крохотную звездочку, похожую на точку, яркую, как от лазерной указки. Она пульсировала и переливалась, она казалась иголочным проколом в черной бумаге, за которой кто-то двигал ярко освещенную серебряную пластинку. Несколько секунд Сергей заинтересованно следил за этой иллюминацией, а потом странный свет начал расплывался перед его глазами, не переставая выплёскивать мягкие удары пронзительного света, вытекающего из маленького отверстия на черном небе. В такт биения его сердца, этот свет выливался сейчас как кровь из проколотой вены, забирая силы и заволакивая сознание освещённым изнутри белым покрывалом. Сергей почувствовал головокружение, поднявшуюся к горлу тошноту и, машинально закрыв глаза, несколько секунд ждал, когда это пройдет, содрогаясь от бьющегося по всему телу пульса, но вдруг перед закрытыми глазами он увидел стремительно выплывшую картинку, которую потом вспоминал постоянно – группка детей, различного роста и возраста, восемь-десять маленьких фигурок, на разном расстоянии друг от друга, стоят черными силуэтами на фоне растущего за ними сияния. Свечение нарастает, нарастает как нарыв, поглощая детские контуры, растворяя их в своей иллюминации, до тех пор, пока от фигурок не остаются только темные черточки, растекающиеся в ослепительном свете… а потом исчезают и они… и всё погружается в темноту… и только неразличимый шепот нескольких голосов… детских голосов… то нарастающий, то почти неслышный, в котором он никак не может разобрать слов. И один из них, да, вот этот, он же знает этот голос, знает его, слышал его часто и совсем рядом, до боли знакомый голосок, вдруг непонятно выкрикнувший что-то, от чего душа сжалась, как от пронзительного укола. Сергей почувствовал отчаяние от невозможности понять сказанное, и сразу пришло ощущение какой-то страшной потери, с которой нельзя было мириться, невозможно, потому что там и его дети. Он знает это совершенно точно, они тоже там, и от этого сознания сердце сжалось, как стальная пружина, готовая лопнуть в любой момент, разорваться, разбивая и ломая всё, что могло оказаться на его пути – кости, мясо и начинающую тихо подвывать душу, только чтобы не упустить момент, чтобы помешать им сейчас уйти, остановить их. Либо пойти с ними.