Секретная миссия Рудольфа Гесса - Питер Пэдфилд

Двадцать пять лет спустя, после Второй мировой войны, вновь проигранной немцами, один американский полковник задаст Хаусхоферу вопрос об университетских днях Гесса.

Он был очень прилежным студентом, ответит Хаусхофер, — но, видите ли, его сильной стороной был не интеллект, но душа и характер, я бы сказал. Большой смышленностыо он не отличался.

Вы не замечали, что он испытывал большой интерес к предмету, который вы преподавали?

Действительно, он проявлял большой интерес и очень много работал, но, видите ли, в то время было множество студенческих и офицерских ассоциаций, а также бурная политическая жизнь, поэтому молодые люди очень отвлекались от учебы.

В то время еще два старших товарища Дитрих Эккарт и капитан Эрнст Рем оказали на Гесса решающее влияние. Первый из них был неистовым расистом, антисемитским автором, поэтом и остряком, любившим порассуждать за кружкой пива в пивнушке «Бреннэссель» в Швабинге. Второй, офицер действующей армии, задиристый и хулиганистый по характеру, служил в районном армейском штабе под началом Риттера фон Эппа, к тому времени ставшего генералом. Вероятно, от одного из них, а может быть, и от обоих, Гесс впервые услышал о Гитлере.

Эккарт, член "Общества Туле", рано заметил в Гитлере замечательный дар уличного оратора и взял на себя труд воспитать из него харизматического лидера толпы, не только прошедшего войну рядовым, но и разговаривавшего с простыми людьми на их языке, который был способен отвлечь их от большевизма и вдохновить на народный, национал-расистский крестовый поход. Один из ранних сторонников движения Курт Людеке описывал Эккарта как "некоего гения и в определенной степени духовного отца Гитлера".

Если Эккарт был интеллектуальным ментором, отполировавшим природный талант Гитлера, то Рем оказал решающее влияние на становление едва зародившейся национал-социалистической рабочей партии. Гитлер вступил в нее в 1919 году, посетив одно из собраний по заданию армейского отдела пропаганды. Партию первоначально поддерживало "Общество Туле" с целью привлечения рабочих к делу возрождения германского национального духа. Путем перераспределения секретных армейских фондов и оружия и поощрения бывших военнослужащих и добровольцев из фрайеркорпов. Рему удалось создать первые военизированные штурмовые отряды, Sturmabteilung, которые он затем превратил в мощную организацию — СА — молот, нацеленный против социалистических и коммунистических организаций. Он сам тоже поддерживал Гитлера и был с ним на дружеской ноге, в разговоре фамильярно обращаясь к бывшему ефрейтору на «ты».

Неизвестно, кто именно пробудил у Гесса интерес к нацизму, заронив в душу зерна новой магнетической надежды, но весной 1920 года, вскоре после памятной для Ильзе Прель встречи, он уговорил «генерала», как теперь он называл Хаусхофера, пойти на собрание партии вместе с ним. Штаб располагался в старом бедном районе Мюнхена в небольшой задней комнате одной из пивнушек. Обстановка в пивной была весьма скромной. Мало кто из собравшихся людей, сидящих на деревянных стульях с прямыми спинками вокруг голого стола, мог входить в круг общения генерала или его любимого студента. В помещении было накурено. Но, когда Адольф Гитлер поднялся и заговорил, Гесс забыл обо всем на свете. Два года спустя те же чувства испытал Курт Людеке. Вот как описал он свои впечатления: "Несколько мгновений Гитлер стоял молча непримечательный, хромой человек из народа, с бледным лицом и покатыми плечами, темно-каштановыми волосами, маленькими усиками и странными, немного навыкате голубыми глазами. Внимание аудитории он удерживал неподвижным и проницательным, почти гипнотическим взглядом. Потом он заговорил, спокойно и заискивающе поначалу. Но немного погодя его голос сорвался на хриплый крик, производивший по силе эмоций необыкновенное впечатление. В его голосе слышалось много высоких, дребезжащих звуков, но, несмотря на резкость тона, в произношении чувствовался отчетливый австрийский акцент, более мягкий и приятный, чем германский…"

Гитлер ратовал за возрождение германской чести, заклеймив лидеров в Берлине как "ноябрьских преступников", которые подписанием мира в Версале продали германскую честь. Еще он обвинял в международном заговоре евреев, стремившихся подорвать все страны капитализмом и большевизмом, способных на политическую интригу, заговор, вероломство и манипуляцию толпой. Свои утверждения он основывал на "Протоколах сионских мудрецов", с которыми недавно познакомился. Людеке замечает, что сила убеждения Гитлера камня на камне не оставила от первоначального скептицизма слушателей. Было видно, что Гитлер сам реагирует на эмоциональное возбуждение, которое он вызывал в слушавших его людях. "Голос его поднялся до страстного кульминационного накала, и свою речь он закончил гимном ненависти к "ноябрьским предателям" и панегириком любви к отечеству. "Германия должна быть свободной!" — провозгласил он в заключение дерзкий лозунг. Потом добавил еще два последних слова, прозвучавших ударами хлыста: "Германия, проснись!"

Людеке был уверен, что никто из слышавших речи Гитлера не мог усомниться в том, что этот человек имел предназначение свыше и "был обновляющей силой для будущего Германии". Гесс восспринял будущего фюрера точно таким же образом.

Ильзе Прель трудилась над учебниками, когда в тот вечер он вернулся с собрания. По ее словам, это был "новый человек, оживленный, сияющий, без признаков уныния и печали".

"Послезавтра ты должна пойти со мной, — взорвался он от переполнявших его эмоций, — на собрание Национал-социалистической партии. Я только что оттуда, был там с генералом. Выступал какой-то незнакомец. Не помню его имени. Но если кто-то освободит нас от Версаля, то только он. Этот незнакомец восстановит нашу честь".

Ильзе согласилась, ухватившись за возможность провести весь вечер в компании Гесса, который тогда был для нее символом молодой, идеалистической, обремененной заботами и закаленной в боях мужественности. Именно такого она искала и очень надеялась, что Рудольф сбросит панцирь своей отчужденности и разговорится с ней. Неизвестно, попала ли и она под влияние гипнотической силы Гитлера или же с нее было довольно примера Гесса, но тот вечер ознаменовал начало дружбы между молодыми людьми, которой было суждено крепнуть день ото дня. Однако Ильзе уже тогда поняла, что Рудольф никогда целиком и полностью не будет принадлежать ей, и она вынуждена будет делить его с Адольфом Гитлером.

"Идеалист" этим словом характеризовали Гесса на протяжении всей его карьеры. Причина, по которой Гитлер завладел всеми его помыслами, заключалась, по-видимому, в том, что выражаемые будущим диктатором мысли были созвучны идеалам Рудольфа, почерпнутым от "Общества Туле", в добровольческом корпусе и от старых "фронтовых товарищей". Ими, казалось, была пропитана сама атмосфера его мюнхенского круга общения, отягощенная утратившим иллюзии национализмом и ужасом большевизма. Гитлер появился как воплощение мечты Гесса. Это иллюстрирует письмо, написанное Рудольфом родителям после провала путча Каппа в марте того года, когда он еще даже имени Гитлера не слышал. "Большая часть народа ратует за сильное правительство, за диктатора, который наведет порядок, восстанет против еврейской экономики, положит конец взяткам и наживе", — писал он. Но когда такой человек появился, началась борьба с "нарушителями спокойствия", и массовые митинги почти прекратились. Ссылаясь на правое правительство, пришедшее к власти в Мюнхене, в то время как в Берлине провалился путч Каппа, Гесс указывал в письме, что еврейская пресса прикладывает максимум усилий, чтобы навешать на новых людей такие ярлыки, как «юнкера», «реакционеры», «монархисты», одновременно предостерегая против возрождения идей пангерманизма, призывающих к укреплению национального самосознания и к экспансии. Гесс задавал риторический вопрос: как Британии удается столь успешно осуществлять свою политику? И сам отвечал на него потому что каждый британец является тем, что в Германии называется Alldeutschen; следовательно, правительство в состоянии вести сильную политику, так как знает, что она найдет поддержку в массах. "Однако сильная германская политика не устраивает наш еврейский сброд, и поэтому всю мощь своей прессы они обрушивают в соответствующем направлении". Далее он рассказывал, как он, его брат Альфред и еще несколько человек, одевшись рабочими, распространяли в рабочих кварталах Мюнхена листовки, предостерегающие против всемирного еврейского заговора. "За ночь в рабочем квартале Гизинг мы расклеили и подсунули под дверь около 3000 штук".