Обжигающий след. Потерянные - Анна Невер

– Рано еще об этом говорить, – поморщился главвэй.

– Когда примешь титул, поздно будет. Обещай мне еще год, Демьян.

– Обещаю. Однако не пойму, откуда такие выводы, Роман Валентович. Вы сами, помнится, имеете герб, но общество вас знает и уважает не как графа Политова, а как управного ССВ. В истории полно примеров замечательных мужей, которые не прикрываются титулами, а служат империи по долгу и совести на всевозможных нивах. Их вклад в развитие Лароссии говорит за них сам. Титулусы же, на мой взгляд, – нарядная вывеска. Что продавать, лавочник определяет сам.

Слова главвэя зажгли в глазах управного молодой огонек – огонек предвкушения славного спора.

– Не скажи! Вывеска тоже много значит. Знатный ювелир не может позволить себе захолустный фасад лавки, а гончару средней руки не место на Большой Сотворенской. К чему ему вывеска из позолоченной лепнины?..

Политов продолжал говорить. Только дар решил, что представление окончено, и закрыл занавес из непроглядной тьмы.

Тиса села в кровати, провела ладонью по лбу. За окном постепенно светлело, и комната заполнялась серыми сумерками. Девушка привычным движением погладила наручные часики и со вздохом прошептала: «Я так надеюсь, что это скоро закончится, мама». Шесть ажурных серебряных стрелок беззвучно продолжали свой путь по циферблату. Войнова закусила губу. Ну что за досада, даже эти часы напоминали ей о нем. «На долгую память», так сказал вэйн. Нет уж! С памятью она договорится. Вот только дай Единый избавиться от самовольных видений.

Столовую – ту, что при кухне – домочадцы называли меж собой хлебной. Небольшая, но вполне уютная. Длинный сосновый стол под окном. Его окружали стулья с изящно гнутыми ножками. Сиденья, обитые в прошлом цветной, а ныне серо-бурой гобеленовой тканью, продавлены посредине. Очевидно, стулья по старости списали с верхних этажей и отправили сюда доживать свой деревянный век. В буфетах блестел фарфор золотыми окаемками, на стенах пестрели цветочно-расписные подносы, а в углу на бочке распузенился большущий самовар.

Не зная, заявить ли о себе в кухне или подождать, когда ее заметят, – все-таки утро раннее, можно ли рассчитывать на завтрак в такое время? – Тиса взглянула в окно. За мокрой беседкой, густо оплетенной черными ветвями старого винограда, белел амбар. По тропинке его огибал мужик с ручной тележкой, нагруженной парой мешков. Следом за работником трусила четверка крупных вислобрюхих псов. Из-за таких вот хвостатых охранников лучше не рисковать в одиночку прогуливаться по имению, подумала девушка.

– Тиса Лазаровна, вы сюда завтракать?

Войнова обернулась. На пороге хлебной знакомая горничная повязывала фартук.

На короткое «да» Фонька удивленно шмыгнула курносым носом.

– И чегой вы так рано поднялись? Не выспались, поди.

– Не спалось. – Тиса пожала плечами. Она и сама знала, что дар уже наградил ее фонарями под глазами – как меткий драчун.

На радость постоялицы Фонька кликнула широкобедрую девчонку Лашу из кухни, и та вскоре накрыла стол. На завтрак – любимые хозяевами вареные яйца всмятку, нежнейшие плюшки с корицей, кусочек сливочного масла, топленое молоко и розовая полоска ветчины. Тиса поймала себя на мысли, что еда показалась бы ей еще вкуснее, если б не была даровой. Надо сказать, вчерашний ужин она восприняла спокойно на этот счет. Сейчас же чувствовала неудобство. Даже понимание того, что в Лароссии бытует обычай хлебосольно привечать и давать бесплатный ночлег гостям, ничего не меняло. Поразмыслив, девушка решила поговорить с хозяйкой об оплате, но осторожно, чтобы ненароком не обидеть. А откажется – так отблагодарить подарком. На мысль о подарке память услужливо вынула из своих закоулков изображение хрустального кулона из утреннего видения, затем вспомнился и тот, кто этот кулон заполучил.

Тиса решительно тряхнула головой. Пока думы не завели в терновую чащу, из которой выбраться тяжело, не исколов сердце, подхватила немытую посуду и понесла в кухню. Оказалось, что за тяжелой дверью стряпущей работа уже вовсю гремела – кастрюлями, плошками и громким командным голосом. И лишь когда на нее уставилась недоуменная поварня во главе с хмурым толстоногим поваром в белом колпаке, девушка осознала, что сделала что-то неположенное. Всунув в руки Лаши немытые миски, Тиса покинула паркую кухню.

На лестнице она столкнулась с экономкой. Рина Степановна при виде новой жилицы нахмурилась и все же на прямые вопросы хоть и без радушия, но ответила. Достопочтимое семейство в самом деле не встает в такую рань. Также экономка объяснила, как пройти к центру города. Расспрашивать же дорогу к школе одаренных Тиса не решилась – из опасений вызвать к себе ненужный интерес.

За ночь подмерзли лужи, покрылись по краям паутинкой льда. По куполу зонта крапал холодный дождь. Несмотря на это, прогулка пешком дарила истинное удовольствие. После длительной поездки в карете теперь в коляску и калачом не заманишь. Наездилась на год вперед, спасибо. Топая вдоль балюстрады, Тиса то и дело поглядывала на поражающий четкостью линий канал – зажатую отвесными каменными стенами реку Патву. Так порой и судьба берет нас в тиски и ведет по начертанному, одной ей известному пути. Странно. Ведь если бы не тот случай двенадцатилетней давности на перевале, она могла бы провести в этом городе свою юность. Жить и учиться. Бродить по этим мощеным тротуарам, так же смотреть на воду и красивые дома. Но… это была бы совсем другая Тиса.

Что ж, надо отдать должное изобретательности судьбы – сделав огромный крюк, она все же привела ее в Оранск. Город, лежащий на равнине у подножия горы Орь. Тиса вгляделась в белесую марь, пытаясь разглядеть за черепичными крышами домов очертания этой самой горы. Бесполезно. Должно быть, в ясную погоду ей это удастся, но только не сегодня.

Бережковая уткнулась в Сенную, и Тиса с сожалением отступила от канала и по указке Рины повернула в сторону центра. Всего два квартала, и она оказалась на Боровой, центральной широкой улице города. Трехэтажные дома здесь тесно льнули друг к другу, будто спасаясь от зябкости. Вывески призывали посетить всевозможные лавки и заведения. По тротуарам прогуливались фасонисто одетые горожане – мужчины при цилиндрах, женщины в шляпках. Вопреки серости дня дамы несли ажурные зонтики. Тиса остановилась, чтобы пропустить грузчика, выносившего лотки с хлебом из булочной. Улыбнулась, заметив в окне цирюльни дядечку с бородой из пены. В шляпной лавке две девушки спорили, кому достанется чепец с красной лентой.

Через пять минут от городской оживленности у Тисы закружилась голова. Подождав, пока проедет коляска с двойкой подтянутых гнедых, девушка с осторожностью пересекла дорогу. У внушительной постройки из красного камня с огромной вывеской «Фроловские бани» Войнова перевела дух и спросила у торговки вениками дорогу к школе одаренных.

Как бы ни была великолепна Боровая, Тиса без сожаления сменила ее на длинный переулок. Через полчаса она отыскала Евсифонову улицу и с волнением предстала перед высокими коваными воротами школы, на которых красовалась отлитая из чугуна птица с лицом старухи – Евсифона, сеятельница мудрости и просвещения. Сама школа представляла собой старинное трехэтажное здание с колоннами и серыми от пыли барельефами. Старина чувствовалась не только в нем. Брусчатка, выстилающая двор, похоже, давно не реставрировалась и в нескольких местах зияла широкими выбоинами. На подходе ее обогнали дети, спешащие на урок. Девушка поднялась по надколотым на углах ступеням вслед за ними, толкнула тяжелую дверь и вошла внутрь школы. Ей открылся длинный холл. Под сводчатым потолком висели кованые люстры в виде раскрытых книг, но без свечей.

– Сударыня, пальтишко-то сдайте, – окликнула пожилая гардеробщица, сидящая на скамеечке у стенки.

Тиса с радостью подчинилась.

– Извините, вы не скажете, профессор Мо Ши еще преподает? – поинтересовалась она, получив взамен пальто деревянную дощечку с накарябанным на ней номером.

– Нынче не так часто, как бывало, – охотно ответила женщина. – Сами, небось, понимаете. Заведующий школы как-никак. Вы к нему зачем, простите?

– Письмо передать хочу, – Тиса показала уголок конверта из кармана, внутренне радуясь удаче. Жив профессор, здоров, да еще и глава пансионата!

– Надеюсь, добрые вести-то? – прошептала гардеробщица. – Мо Линич два дня как не в духе. Вчера так меня распек за нерасторопность. Батюшки святы, думала, выгонит.

Войнова заверила старушку, что письмо без плохих новостей.

– Ну, слава Единому. Да вы не пужайтесь, так-то заведующий добрый у нас. Все в библиутеках своих сидит. Сюда, барышня, по лесенке на третий этаж. На двери у него карточка приметная.

Встречные гимназисты не обращали на девушку никакого внимания и спешили по своим делам. На девочках – шерстяные фартуки поверх платьев, с рукавами-крыльями до локтей. На мальчиках – гимнастерки. На вид – самые обычные дети. Хорошо, что одаренность на лбу не написана. А то бы на ее собственном точно горело бы «бестолковая видящая». На подходе к третьему этажу встретилась пара учителей в причудливых париках. Один другому жаловался на лодыжку, которую растянул, оступившись на подходе к школе.