Обжигающий след. Потерянные - Анна Невер

Отрубина откинулась в подушки и закрыла глаза.

– Она читает лучше, чем ты, Есения.

Компаньонка обиженно чихнула.

– Фоня, отведи гостью к Рине, передай ей, что я велю выделить комнату. И пусть затопит баню, – обратилась хозяйка к служанке, что ожидала распоряжений у двери гостиной.

– Я бы не хотела стеснять, – призналась Тиса.

– И не стесните, – зевнула в кулачок Отрубина, – если будете вести себя тихо и лишний раз не станете попадаться на глаза его милости. Лев Леонидыч – очень занятой человек. Очень. Последний месяц он даже ни разу не был в театре.

Компаньонки округлили глаза. Неслыханная самоотверженность главы дома вселяла в них благоговейный страх.

– Ступайте, милочка. Думаю, вам не терпится передохнуть с дороги, – закончила благодетельница. Тема успела ее утомить.

Тиса искренне поблагодарила. Приятно, что она избежала досадных расспросов о своей жизни и о том, что за дела привели ее в этот город. В глазах тетушек читалось любопытство, однако саму Отрубину не интересовала эта сторона жизни нежданной гостьи: хозяйке дома был просто скучен любой разговор, не касающийся литературы, музыки или иных искусств.

Выйти из гостиной так просто не удалось. Сначала из коридора послышался детский визг и топоток, и через миг в комнату юркнула взъерошенная палевая кошка и нырнула ужом под хозяйский диван. «Голубые чепцы» испуганно охнули. Следом за домашним питомцем вбежал ребенок лет трех, оглядев с хулиганским видом гостиную, бросился к дивану. С ходу плюхнулся на живот и пополз под материнский свисающий с дивана подол. Застав на месте пятнистую беглянку, малыш пронзительно завизжал от радости.

– Санюшенька, не кричи, заюшка. – Отрубина свесила руку, желая коснуться белокурых кудряшек, но малыш увернулся из-под руки матери, настырно пытаясь выудить кошку из-под дивана.

В дверях гостиной появилась запыхавшаяся старушка в переднике. Косынка съехала с ее макушки, седые волосы были всклокочены.

– Ох, Марь Станиславна, стара я уж для салок-то. Не поспеваю. Лизочек тихоней росла, а этот кубарь, да и только. Ни чуточки не усидит на месте! – Нянька проковыляла к малышу, держась за поясницу. – Саняша, иди ко мне, голубчик. Матушка отдыхает.

– Пойдите в сад, Дося, – предложила Отрубина. – Санюше полезен свежий воздух.

– Как полезен, ох как полезен! – оживились компаньонки. Похоже, они знали, что значит Санюша в гостиной. Тиса улыбнулась одним уголком губ.

На миг всех оглушил победный клич мальчишки, которому удалось-таки ухватить кошку за хвост. Без боязни оказаться оцарапанным, малыш вытащил животное и с радостью притянул к себе. Кошка упиралась всеми четырьмя лапами ему в живот, но это не спасло ее от жарких дружеских объятий.

– Котя! – умиленно выдохнул мальчишка. Затем снова взвизгнул – «котя» не оценила безмерной любви к собственной персоне и предприняла отчаянный рывок к побегу. Тщетно.

– Сыночек, у матушки виски уж гудят, – Марья Станиславовна положила ладонь на лоб. – Пойди, родной, погуляй с нянечкой в садочке. Пойди, мой ангел.

– Никачу!

Что было дальше, Тиса наблюдать не стала. Ей в самом деле не терпелось отдохнуть, но еще больше – попариться в бане, чтобы наконец почувствовать себя человеком, а не замызганной дорожной кладью с обмятыми боками, которую две недели трясло на ухабах от яма к яму. Поклонившись хозяйке дома, она покинула гостиную и последовала коридорами за худосочными косицами горничной. Фонька оказалась молчаливой лишь до первого вопроса. Потом же с удовольствием рассказала гостье, в каком крыле располагаются хозяйские покои, где столовая, банная, уборная. Экономка Рина Степановна, рослая женщина с невероятно прямой спиной и широкими плечами, восприняла приказ хозяйки с невозмутимостью часового на посту. Она не высказала ни слова недовольства, впрочем, как и благожелательности. Откуда бы? Новый рот в доме, нежданные заботы, дополнительные траты.

Комната, в которую экономка определила Тису, располагалась на третьем этаже в самом конце коридора левого крыла. Она была свободнее, чем ее родная в Увеге, но при всей своей вылизанной чистоте и заправленной без единой складочки кровати – безликая, хотя все необходимое – и даже больше, если принять во внимание писчий столик – здесь имелось. Пришел Прошка с ее вещами и сгрузил саквояж и голубиную клетку на домотканый половичок у двери. Тиса дождалась, пока останется одна, и закрыла дверь комнаты. Прислонилась к ней спиной и вздохнула. Она все никак не могла принять, что это происходит с ней наяву. Что теперь она будет жить у незнакомых людей, обретаться в чужих стенах, спать не в собственной кровати. Девушка подавила в себе внутреннее отторжение к окружающей обстановке и подошла к окну. Не все так плохо. Вот, например, вид из окна весьма любопытный – на улицу с речным каналом. Да и вообще. Когда она еще побывает в таком большом городе? Интересно будет погулять по его улицам.

Внутренние уговоры подействовали несколько однобоко. Она вспомнила дом и снова затосковала. Отец, Камилла, Агап, Ганна и все-все. Сейчас она бы обняла даже Цупа как родного. Но, увы, они далеко. Она сама по своей воле покинула их.

– Ничего, – прошептала девушка, – я сделаю то, ради чего сюда приехала, и вернусь домой. Может статься еще, что профессор Мо Ши меня не примет и я вообще здесь не задержусь. Но лучше, если бы принял и за пару недель обучил основным правилам обращения с даром.

В частности, ее очень интересовало, как избавиться от нахальных, самовольно вламывающихся в ее мозг видений одного конкретного человека.

Да. Она уже не желала полного освобождения от дара, как раньше. Почувствовала, что значит всегда иметь возможность «видеть» близких людей, находясь хоть за сотни верст от них. Вот и сейчас, стоило подумать об отце, как туман уже дразнил ее, трепеща белесым лоскутом пред внутренним взором. Прилечь на идеально заправленную кровать Войнова не решилась и прошла к козетке, где и расположилась не сказать, что очень удобно, но вполне сносно. Хоть на минуточку взглянуть.

Туман радостно потянулся к ней бесплотными лапами. Окутал, словно шелковый кокон куколку шелкопряда, бережно покачал в своих объятиях. И послушно схлынул. Площадь наполнял мерный топот выполняющих пробежку солдат. Подразделения огибали гору обломков у основания обрушенной оружейной стены и леса, приставленные к оной. Трое каменщиков трудились над зияющей в кладке дырой.

– …Спору нет. Но тогда как быть с покупкой лошадей, Лазар?

Отец повернул голову, и Тиса увидела Кубача. Шевельнулись губы, и родной голос ответил:

– Купим, когда «убыточные» деньги придут.

– Как пить дать не дождемся, – фыркнул в длинные усы Кубач. – Будто ты их не знаешь?

– Главвэй Демьян Невзоров заверил, что возмещение будет.

– Да-а? – удивился Кубач. – Он так и сказал? А когда, не уточнил? Ну коли так, то авось и пошевелятся. Хотя даже с пинком, помяни мое слово, хорошо, если к весне очухаются да пришлют кого к нам.

Разговор продолжился, и Тиса какое-то время еще слушала родной голос, затем вынырнула из видения.

Слава Единому, отец в порядке, в отличие от нее. Произнесенное им имя вэйна вновь заставило вспомнить того, кого она пыталась забыть. Настроение тут же сползло к ножке козетки, а из горла вырвался вздох. И все же усилия последних недель не прошли даром – она уже не чувствовала себя абсолютно несчастной, как раньше, и даже в какой-то мере с благодарностью и смирением начала воспринимать прочно залегшую на дно сердца боль. Тиса поднялась, прошла к саквояжу и раскрыла его. Разложив в шкафу свои немногочисленные вещи, она аккуратно вынула из сумки тяжелую толстую книгу. Возможно, кто-то удивился бы тому, что молодая женщина вместо дополнительных пар платьев, туфель и чулок потащила в дальний путь пудовый философский трактат об истине. Любая нормальная девушка предпочла бы книге одежду, но она себя к нормальным давно не причисляла.

Тиса обняла трактат и прижалась к ребру обложки подбородком. Так случилось, что за последние недели эта книга стала для нее фундаментом морали, в которой, к ее радости, исключались любые лазейки для помилования лжи. Войнова поглаживала старый переплет, читала постулаты об истине и свидетельства губительности кривды и чувствовала, как выстраиваются в упорядоченную цепь ее смятенные мысли, уходят сомнения в правильности принятого решения, поднимается со дна души задремавшее было праведное негодование. Сейчас даже читать не пришлось, все нужные строки всплыли в памяти.

Девушка, не выпуская из рук трактат, уверенно легла на кровать. Давешняя боязнь смять покрывало бесследно исчезла.

Рич, Агап. На этот раз она пожелала увидеть их.

Нос защекотал запах дезинфицирующего раствора, которым Глафира мыла половицы в лечебном корпусе военной части. В старческих руках зеленела закупоренная пробкой бутыль с настойкой. Заскорузлые пальцы приклеили к стеклу бумажку с надписью «Настой каштановый от кровесгущения».